Ответная угроза

Генрих

— Если Карельская финская группировка не сдастся, сожгу их всех к чёртовой матери вместе с лесами!

В ответ Жданов долго молчит, видимо, потрясённый моей жестокостью. Собственно, я их и так жгу, но локально, теми самыми кислородными бомбами. Неожиданное военное применение сосудов Дьюара.

— По моим расчётам они уже должны сдаться, — раз Жданов молчит, то я что-нибудь скажу. — Только я думал, у них три линии обороны, как обычно мы делаем. Оказалось, пять. Но всё равно, к завтрашнему полудню двадцать восьмая армия выйдет на соединение со своим 30-ым корпусом. И финнам станет совсем кисло.

Кисло финнам станет, потому что мы окончательно возьмём под контроль железную дорогу Ленинград — Кексгольм. И сразу загоним туда тяжёлые бронепоезда. С учётом того, что остатки авиации финны в воздух поднимать не рискуют, им сразу придётся отодвинуться от железки на пятнадцать километров. Плюс появится мощная линия снабжения 30-го корпуса. По ладожскому льду хорошо, но по железке намного лучше.

— Сжечь их, выходит, хотите? — наконец оживает Жданов. — А вам их не жалко?

— Леса-то? Жалко, конечно! Но ничего, новые вырастут.

Через паузу, — прямо вижу его ошалелое лицо, — с удовольствием слышу смешок.

— Кхы-кхы… хорошо, Дмитрий Григорич, я поищу вам зажигательные бомбы.

— Только сразу не отсылайте. Финны в любой момент могут капитулировать. Тогда их надо будет на Западный фронт отправить.

Прощаемся. Во время короткого пути в свой кабинет приходит в голову одна мысль. Это Арсеньевич подсказывает. Воинственный дух народа ломается во время децимации. Не зря эту жестокую процедуру применяли в древние времена. Когда у любого народа погибает каждый десятый, он теряет способность к сопротивлению. В реальной истории Советский Союз и Германия устроили друг другу взаимную децимацию. Но СССР победил, а Германия проиграла, и это оставило глубокий след в душе немецкого народа. Даже спустя много поколений они не решатся на новую войну с русскими.

То же самое надо сделать с Финляндией. Если финны не потеряют каждого десятого, они со временем могут оправиться и снова начать задираться. Так что моя задача — уничтожить триста пятьдесят тысяч финских солдат. Не меньше. Исходя из того, что население Финляндии три миллиона семьсот тысяч. Лишь бы они не сдавались хотя бы недельку. И, между прочим, приговорённое мной к уничтожению количество финских военных это процентов девяносто от численности финской армии.

— Дай команду особым отделам фронтов, — говорю Богданову, который у меня роль начальника штаба исполняет. — Пусть уничтожают обнаруженную агентуру абвера. Они нам больше не нужны.

17 января, суббота, время 13:50.

Небо над Выборгским заливом.

Василий Сталин.

— Володь, поучаствуем в веселье?

Внизу, по льду Выборгского залива бегут на лыжах финские солдаты. В обход гигантской полыньи, заполненной ледяным крошевом, перерезавшей самый короткий путь до финского берега. За ними гоняются чайки, расстреливая их на бреющем полёте.

— У нас другая задача, Вась, — старший отказывает сходу. — И как-то душа не лежит… они ж ничего нам сделать не могут.

Прав он, конечно. Но с другой-то стороны, они вооружены и не сдаются. Говорю об этом Володе.

— А кому они сдадутся? Нам что ли?

Ладно. Не очень-то и хотелось. А там что?

— Володя, смотри на косе. Это не зенитки? Точно, они!

Тут он не возражает. Заходим на цель. Зенитки палят в юго-западном направлении, в сторону чаек. Мы заходим с востока. Распределяем сектора. Открываю огонь метров с четырёхсот. Есть! Железные пулемётно-пушечные струи хлещут по зенитке, сметая расчёт. Вижу что попал в пушку по искрам и вздрагиванию. Вывод орудия из строя — самый лучший результат. Для уверенности делаем ещё заход.

Анохин делает запрос на смену. Нам надо перезарядиться, половина боезапаса для наших пушек израсходована. Продолжаем кружить над подконтрольной территорией. Осуществляем объявленную маршалом тактику тотального воздушного террора. Наша главная задача, охота за мессерами, давно не возникает. Третий день они даже на горизонте не показываются. Кончились, что ли? Прибывшему от Рычагова авиаполку совсем делать нечего стало. Кому повезло, ещё по одному-два самолёта сбили. Кому не повезло, остались несолоно хлебавши. Мне жаловаться не на что, четыре самолёта на свой счёт записал. Из них, правда, только один мессер, ещё одному удалось уйти.

18 января, воскресенье, время 18:35

Хельсинки, генштаб финской армии.

Маршал Маннергейм.

Только что закончилось совещание. Не то страшно, что положение тяжёлое, — о, господи, накажи этого большевисткого дьявола Павлова! — а то, что в результате многочасового совещания никакого удовлетворительного выхода найдено не было. В шахматах, древней и мудрой игре, такое положение называется цугцвангом.

Маннергейм трёт переносицу, начинает болеть голова. Это не мигрень, это безысходность.

Сбить в целом небольшой заслон у Выборга не получилось. На попытку атаковать русские отвечали танковой контратакой при мощной поддержке артиллерией. Снарядов явно не экономили. Результатом нескольких попыток стало то, что русские немного продвинулись вперёд и выстроили дополнительные заслоны. С каким-то хитрым минированием. Раньше он думал, что такое невозможно при мощном снежном покрове. Одно дело наступить ногой на пехотную мину в грунте, совсем другое — пробежать над ней на лыжах. А если по насту, то совсем никакой опасности.

Решение отвести Олонецкую группировку правильное, вот только русским удалось обнулить эту правильность. Оторваться войскам от них не удалось и теперь объединённая Олонецко-Масельская группа противостоит объединенным же русским армиям, которые с юга и востока взяли войска в клещи. Очень невыгодная конфигурация получилась.

Чем больше думает маршал о судьбе Карельской группы, тем больше головная боль. Вырваться ей никак не удастся. Маршал окончательно приходит к выводу, что она обречена. Есть только одна возможность!