Ответная угроза

Генрих

— Не соглашусь с вами, товарищ Павлов, — Микоян вступает в спор. Сталин пока помалкивает, принимается набивать свою любимую трубку.

— Всем народам свойственно стремление к свободе… — Анастас закусывает идеологические удила.

— Только некоторые народы понимают это, как свободу лизать сапоги иноземным господам, — нагло ухмыляюсь, и Анастас Иванович резко сдувается. Глядит в сторону Сталина, ища поддержки, но вождь невозмутим.

Идеологические споры дело бестолковое. Давно это понял. По итогу так и решили, что надо создавать коммунистические партии на местах. С одной стороны, резон есть. Нам нужна политическая опора. А другая сторона проявится, когда и если СССР ослабеет. Живо на запад метнутся. Пражская весна, все дела…

— За сколько ви захватите Германию, товарищ Павлов? — это был последний вопрос, после которого споры затихли.

— Месяца за два, товарищ Сталин. При неблагоприятных факторах или серьёзных ошибках командования за три. Хотя нет, что я говорю… один неблагоприятный фактор точно будет. Весенняя распутица. Так что войну закончим где-то в мае. Если не будем идти дальше. Во Францию и прочие Бельгии.

27 января, вторник, время 08:30.

Минск, штаб Западного фронта.

— Ещё и Блохина забрать хочешь?! — возмущённо почти кричит Климовских.

— А что, у него заместителя нет? — ответствую хладнокровно. — Будешь вякать, я тебя самого заберу. Слушай!

Приходит в голову идея.

— Как думаешь, на моё место твоим начальником кого лучше всего поставить?

Моего начштаба так просто с панталыку не сбить, но на пару секунд смог это сделать. Уходит в глубокие размышления. Сразу видно, ни разу эту тему не обмозговывал.

— Анисимов? — в голосе почти уверенность.

Хороший, кстати, вариант. Он ведь от нас, штаба фронта, в полевые командиры ушёл. В штабной работе понимает, со всеми знаком, притираться не надо. Никитин, пожалуй, менее предпочтительный вариант. Ему надо находить общий язык со всеми, выяснять их возможности.

Но Климовских упускает ещё один вариант.

— Владимир Ефимович, есть ещё одна кандидатура. Пожалуй, наилучшая, — и делаю мхатовскую паузу. Наслаждаюсь видом кипучей работы мысли, отражающейся в глазах начштаба. Дождавшись, когда он в знак капитуляции перед неразрешимостью загадки поднимает ладони вверх, изрекаю короткое слово:

— Ты.

Да, это самый лучший вариант, тем более он уже и.о. командующего фронтом. И судя по докладу о последних движениях моих, то есть, уже его армий, он — толковый комфронта.

Голубев непринуждённо взял Варшаву в полукольцо. Учитывая, что подъездные пути с запада под непрерывными ударами авиации, польская столица фактически в блокаде.

Курляндский котёл сузился до одной Риги. То есть, немцев загнали в маленькую лузу. Количество эвакуированных войск не превышает двухсот тысяч. Численность остатков немецкой группировки не превышает трёхсот тысяч по оценке штаба фронта. Спрашивается, куда делись остальные, когда заявленные немецкие потери, включая пленных, около ста пятидесяти тысяч? А их, с учётом присоединившихся корпусов Гудериана и Гота должно быть около миллиона. Ну, пусть девятьсот тысяч. Где ещё четверть миллиона солдат? Испарились?

Именно так. Испарились. Мы осторожные сводки подаём, реально немецкие потери выше. Результаты бомбёжек учитываем только материальные, то, что с воздуха видно. Северо-западный фронт тоже без дела не сидит и какой-то урон наносит.

Но есть ещё один фактор, который слишком хорошо известен любому военачальнику, которому приходилось отступать. Со мной хоть и не случалось такого, но насмотрелся. И с результатами знаком. При отступлении, даже при отсутствии тяжёлых боёв и бомбёжек, личный состав подтаивает, как весенний лёд. За счёт болезней, случайно отставших, целенаправленно дезертировавших, травмированных. Даже в мирное время во время учений, которые по большей части состоят из марш-бросков, передислокаций и прочего, допускается уровень санитарных потерь в два процента от всего личного состава.

Урон наносят и частые бомбёжки. На данный момент у фон Лееба авиации фактически нет. В этом регионе наше господство в воздухе бесспорно.

— В принципе, понятно. Но Анисимову и Кузнецову надо поднапрячься и ускориться. Всегда против спешки, но фактор времени диктует. Слишком много сил фон Лееб сковывает. Передам им приказ: взять Ригу в максимально короткий срок. Как дела у Рокоссовского?

Климовских нет необходимости отвлекаться на записи. У меня собственный помощник есть, который записывает проект приказа. Богданов рядом, он выполняет функции моего летучего штаба.

— Видите ли, Дмитрий Григорич, — что-то он мяться начинает. — Рокоссовский не стал выдвигаться в сторону Кишинёва, чтобы отрезать путь отступления фон Рунштедту. Посчитал это неправильным решением…

— Ну-ну! — требую подробностей. — Не мямли, ты генерал или кто?

— Повлиять в ваше отсутствие не мог. Формально он мне не подчиняется. Украинский фронт не стал вставать на пути Рунштедта, вернее встал, но не на Украине.

Жду, чуть склонив голову. Родит или нет?

— Рокоссовский вторгся в Венгрию и прошёл её почти насквозь.

Хм-м, что-то такое слышал из новостей, но мне не до того тогда было. По карте видно, что Рокки пересёк Венгрию как бы по диагонали.

— Ну, и замечательно. У него был приказ отсечь фон Рунштедта от Германии. Он почти выполнил этот приказ.

Немцам придётся возвращаться через недружественную Югославию, да под угрозой флангового удара со стороны Рокоссовского, да имея на хвосте злого от постоянных неудач Жукова. Внимательно смотрю на карту.

— Придвинь 4-ую армию к нему поближе. Надо поддержать его.

Вытащил свой блокнот. У меня там записаны отдельные корпуса и дивизии, намеченные на вывод из состава Ленинградского и Карельского фронтов. Северный фланг Карельского фронта пока трогать нельзя, они Норвегией занимаются. Остальных можно пощипать. И сотню трофейных танков ему отправлю. Другую сотню — Никитину, на него у меня особые планы.

Делаю запись напротив выбранного корпуса, показываю Богданову.

— Этот корпус — Рокоссовскому.

Тот с сомнением глядит на карту.

— Может целиком 28-ую армию ему отправим? Чего мелочиться.