Ответственность религии и науки в современном мире
Шрифт:
Отсюда: если принадлежность к роду человеческому не делает какого-либо человека ценным, то это означает, что многим людям не удастся застолбить себе местечко в высокопрестижном «Клубе Личностей». Цель неверующих моралистов – основать свои теории на более твердом фундаменте, а посему нуждаются в более обоснованных с нравственной точки зрения доводах. Они сводятся к перечню очень специфических критериев, которым должен соответствовать некто (или даже нечто, если вы рассматриваете A.I. [?]), дабы можно было считать и ценить его как личность. Прежде всего личность должна быть в состоянии оценить собственное существование, причем здесь имеется в виду не сознание, а, скорее, само-сознание. Это способность «осознавать себя в разное время и в разных местах» [224] . Следовательно, это существо «должно осознавать себя как независимый центр сознания, существующий в течение времени и способный предвидеть и желать ощущений» [225] . Разумность также имеет значение, но не обязательно высокого уровня. Личность должна быть способна к речи и общению с другими личностями через язык. Харрис считает, что язык есть высший критерий самосознания [226] . Зингер говорит об автономии, а Тули описывает личность как «организм, который обладает понятием своего «Я» как субъекта, имеющего опыт длящегося бытия и других умственных состояний и который верит, что сам по себе он есть такое целостное существо» [227] . Итак,
224
Locke, John в Harris, John, The Value of Life, p. 18.
225
Harris, John, The Value of Life, p. 18.
226
Ibid., p. 19.
227
Tooley, Michael, Abortion and Infanticide в Peter Singer (ed.) // Applied Ethics, Oxford: Oxford University Press, p. 64.
Этот перечень отнюдь не исчерпывает всех характерных черт личности, но предоставляет нам несколько самых основных. Все эти черты относятся к и предполагают существование нормального и работающего человеческого мозга, который и отвечает за все эти качества. Почти очевидно, что каждый читающий этот доклад отвечает всем этим требованиям и, разумеется, может причислить себя к категории «личностей». Если же вас попросить назвать всех «личностей», которых вы знаете, то вы, безусловно, приведете имена членов семьи и друзей, одноклассников и коллег, всех людей, с которыми вы знакомы, и даже тех, кого практически и не знаете, вроде продавщицы магазина, где вы покупаете газеты каждый день, или мужчину с кожаным портфелем, который каждый день в 6.15 утра проходит мимо ваших окон. Всех этих людей мы считаем личностями, даже если мы никогда не разговаривали с ними и не имеем ни малейшего понятия, о чем они мечтают и отвечают ли они за свои действия или нет. Того факта, что они выглядят и действуют, как мы, достаточно для того, чтобы нас в этом убедить. Мы автоматически предполагаем, что в теле данного индивидуума имеется нормальный человеческий мозг, способный нормально функционировать. Личность или нравственный статус этих людей вне сомнения. «Зрелую человеческую особь мы воспринимаем как личность. Но мы делаем это потому, что имеем на то нравственные причины. Например, я могу утверждать, что это зрелый человек, такой же, как я. Следовательно, мне следует оказывать ему или ей уважение так же, как я ожидаю такого же уважения с его или ее стороны». [228]
228
Johnstone, Brian, The Moral Status of the Embryo: Two viewpoints в William Walters and Peter Singer (eds.) // Test-Tube Babies: A guide to moral question, present techniques and future possibilities. Melbourne: Oxford University Press, 1982, p. 52.
Похоже, в отношении взрослых и здоровых человеческих особей все ясно и понятно. Эти люди могут демонстрировать такие свои способности, как самосознание, автономия, искусство общения или разума. Им не угрожает лишение права их личности, даже если иногда они не отвечают за свои действия или даже когда они решают, что больше не хотят жить. Способность решать для себя и сообщать о своих решениях другим людям является достаточным свидетельством их личностности. Но что происходит с людьми (или, по крайней мере, с человеческими особями), которым не повезло и которые не в состоянии соответствовать некоторым из вышеупомянутых критериев? Сколько этих характерных черт должен он или она утратить, чтобы стать бесполезным? Что нам остается думать и как нам следует обращаться с людьми с поврежденным мозгом, а также с теми, у кого мозг вообще не функционирует? И как быть с теми людьми, которые пребывают на периферии или за пределами человеческого общества? Рассмотрим три случая. Первый – это люди с выраженным слабоумием, вторые – новорожденные дети и третий – нерожденные дети, или человеческие зародыши. Попытаемся определить, могут ли особи, принадлежащие к трем упомянутым категориям, считаться личностями или нет, и почему.
Безумие – это состояние, относящееся к потере познавательной функции мозга, вызванной болезнью или травмой. Изменения происходят постепенно и с разной скоростью – у кого-то быстрее, у кого-то медленнее. Причины слабоумия или характер изменений, происходящих в мозге, определяют, обратимо слабоумие у данного человека или необратимо. К познавательным функциям, повреждаемым слабоумием, относятся, среди прочих, способность к принятию решений и выносу суждений, память, ориентация в пространстве, мышление и рассуждение, а также языковое общение. Величайший фактор риска для развития слабоумия – это престарелый возраст. Разумеется, к слабоумию могут привести и другие причины, например наследственная болезнь Альцгеймера и болезнь Хантингтона и даже недолеченные инфекции или болезни, связанные с нарушением обмена веществ. Подсчитано, что от 5 до 8 % людей после 65 лет имеют какую-либо форму слабоумия, и каждые пять лет после 65 их количество удваивается [229] .
229
http://www.neurologychannel.com/dementia/viewed on 24/02/05.
Слабоумие воздействует на мозг, то есть на орган, который неверующие моралисты считают источником личности [230] . Человек, страдающий слабоумием, постепенно теряет все эти способности, которые делают его/ее личностью, и в конце концов опускается на уровень просто человеческой особи. Поскольку это состояние прогрессирующее, человек переходит от бытия к небытию не сразу. Все это время человек проходит разные степени личности и полу-личности до тех пор, пока он (или она) не достигнет состояния безличностности – когда личности уже нет. Мы можем также описать этот процесс как медленное, чрезвычайно болезненное и мучительное приближение к «смерти», а обратимое слабоумие – как «состояние, близкое к смерти» [231] . Очень трудно определить ту точку, когда личность перестает существовать и человек превращается просто в человеческую особь, но это общая неразрешенная проблема, с которой сталкивается философия, когда она имеет дело с прогрессирующими состояниями.
230
Все приписываемые личности качества суть способности мозга. Обычный пример, который любят приводить неверующие моралисты, чтобы доказать истинность этого предположения, – это мозг в качестве органа для трансплантации. В этом случае выживает не тот, кто дает в качестве органа для пересадки свое тело, но тот, кто дает для «пересадки» свой мозг. См. Parfit, Derek, Reasons and Persons, Oxford: Clarendon Press, 1984.
231
Люди, страдающие слабоумием (особенно тогда, когда недуг развивается медленно), имеют время, чтобы осознать, что они «сходят с ума». Утрата мыслительных функций может быть чрезвычайно мучительной и подавляющей, что обычно и происходит со слабоумными людьми. См. Boustani, M. and Watson, L., The Interface of Depression and Dementia // Psychiatric Times, March 2004, 21:3. Через некоторое время депрессия и нравственные страдания могут пройти, однако страдающие слабоумием люди все еще могут ощущать физическую боль.
Итак, согласно секулярной этике, кратко изложенной выше, страдающие слабоумием люди не только теряют свое место в клубе личностей, но также неизбежно утрачивают и свои права. Наряду с повреждением их мозга уменьшается также и их нравственный статус. Это означает, что защита их фундаментального морального права – права на жизнь – также более не оправданна. Потеряв свои мыслительные способности, эти люди не имеют более права претендовать на жизнь и уважение. Они уже более не представляют «ценности». Они все еще могут пользоваться правом на благосостояние и защиту, но это никак не вытекает из их прямой, неотъемлемой, ценности. Их существование может считаться стоящим того только в том случае, если есть человек, который все еще заботится о нем. Убив их, им не будет причинено никакого вреда – вред будет причинен тем, что желает сохранить им жизнь. Очевидно, что их претензии на благополучие и безопасность могут быть не сильнее, чем у другого неразумного существа, например животного. Следовательно, в условиях выбора, кого спасти – человека или собаку, – когда невозможно спасти обоих, слабоумный человек может занять место собаки [232] .
232
См.: Питер Зингер о правах животных. Например, Singer, P., Animal Liberation, 2nd ed., London: Thorsons, 1991; Singer, P., Practical Ethics, Cambridge: Cambridge University Press, 1979; Regan, T. and Singer. (eds.), Animal Rights and Human Obligations, Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1976.
Здесь мы можем увидеть параллель с социальным аспектом жизни этих людей. Слабоумные люди действительно теряют свои законные права, такие как право голосовать и быть избранными. Общество признает, что люди с сомнительными или ограниченными умственными способностями не в состоянии участвовать в общественной жизни и оказывать на нее влияние. В некоторых странах, где голосование до сих пор обязательно, люди, достигшие определенного возраста, имеют возможность воздержаться от своего права выбирать и быть избранными, независимо от того, имеют ли они медицинские показания, влияющие на их суждение, или нет. В Древней Греции и Древнем Риме это означало утрату личности. Только личности имели право участвовать в общественной жизни, и только свободные мужчины считались личностями. Рабы, например, не имели права избирать и быть избранными и, следовательно, не имели также и права на жизнь. В современном западном обществе люди, страдающие слабоумием, исключены из общественной жизни, однако все еще имеют законное право на жизнь. Если кто-то покусится на жизнь слабоумного человека, то будет обвинен в убийстве. Согласно секулярной этической теории, в таком случае обвинение в убийстве не оправданно. Деяние все еще может быть признано убийством, но не убийством человека, а скорее убийством неразумного существа. Это звучит парадоксально, для меня, по крайней мере, что этические нормы не требуют от нас защищать жизнь такого человека, однако этого требуют законодательные акты.
В обществе, полностью основанном на описанной выше безбожной нравственной теории, будущее таких людей будет небезопасным. Эти люди могут считаться «почетными» членами общества личностей, поскольку они когда-то к нему принадлежали, а посему могут быть наделены косвенными моральными правами, особенно в том случае, если все же есть личности, которые заботятся о них и считают их существование сколько-нибудь полезным и небезнадежным [233] . Однако когда их права входят в противоречие с правами личности, они не могут продолжать пользоваться ими. Это не обязательно означает, что по больницам будут ходить палачи и без всяких на то оснований умерщвлять всех недееспособных умственно людей. Но что если 75-летний старик, страдающий тяжелой и необратимой формой слабоумия, может стать прекрасным донором органов для 25-летних обладающих личностью людей в случае срочной необходимости пересадки почки, печени или легкого? У старика нет ни единого шанса на выздоровление. Он уже потерял большую часть своих умственных способностей. Он не может говорить и не узнает никого из членов своей семьи. Его состояние постоянно ухудшается до тех пор, пока он не достигает состояния растения и, в конце концов, он умирает. Этот человек ничего не может предложить ни своей семье, ни друзьям, ни другим людям. Вместо этого он только истощает свою семью и психологически, и финансово, а также использует ресурсы системы здравоохранения без всякого видимого на то основания.
233
Например, некто никогда не заботился о своих родителях и вдруг видит, что это его последний шанс продемонстрировать свою любовь и заботу о слабоумной матери и таким образом успокоить свою совесть.
На другой чаше весов у нас три человека – три личности, молодых и многообещающих. Их умственные способности в полном порядке. Они могут думать, действовать и вступать в отношения. У них есть семьи, которые любят их. Семьи, друзья и общество рассчитывают на них и надеются, что они используют свой потенциал и внесут свой вклад в общее благо. Корректно ли с этической точки зрения лишить их права на жизнь, а также лишить все общество их полезных жизней? Кажется, совершенно логично предположить, что старику следует позволить умереть или даже убить его на несколько лет раньше, дабы спасти жизни троих молодых людей-личностей. Дать возможность молодым людям жить и процветать. Таким образом, они принесли бы пользу себе, своим семьям и обществу в целом. Старика избавили бы от нескольких лет деградации, прозябания в ведущем к вырождению недуге. Ему лучше было бы умереть, лучше в этом случае было бы и его семье, и всему обществу. Что же «безнравственного» в таком исходе?
Прежде, чем мы перейдем к другим примерам, давайте на минутку остановимся и рассмотрим ситуацию с человеком, который страдает некоей формой обратимого слабоумия. В этом случае не совсем ясно, стоит ли жертвовать его жизнью ради спасения троих других людей, во всяком случае, без согласия его или его родственников. Этот индивидуум только что выпал из круга личностей, тем не менее он может снова в него попасть. У него есть, по крайней мере теоретически, потенциальная возможность [234] снова стать личностью, хотя это и требует лечения. Имеет ли он право, однако, использовать медицинские средства? Здесь мы снова сталкиваемся с проблемой выбора, когда два человека – один здоровый, а другой, страдающий обратимой формой слабоумия, – оказываются в опасной ситуации, но спасти можно только одного из них. Одинаково ли ценны два эти человека или же один из них более ценен, чем другой? Мы уже убедились, что право на жизнь и, следовательно, право на медицинское лечение принадлежит исключительно людям-личностям. Аналогичное право может быть предоставлено только потенциальным личностям почти как дар. В секулярной этике потенциальная возможность личности – как отсутствие личностности – достаточна для признания за кем-либо косвенного морального права, но никак не прямого. В противном случае все потенциальные личности, например новорожденные младенцы или вскоре готовые родиться, должны быть наделены фундаментальными правами. Как мы вскоре убедимся, согласно секулярной этике, это не так. Однако, что здесь особенно важно, так это то, что данный пример помогает нам понять природу личности. Согласно секулярной этике, быть личностью – это не то, что дается вместе с принадлежностью к человеческому роду. Это не является неотъемлемой частью человеческой биологии. Это, скорее, нечто, что человек приобретает по ходу, что раскрывается в процессе его бытия, это то, чем он становится, но это не обязательно остается с ним до конца его физической жизни. Совсем не очевидно, что человек по своей природе является личностью, а личность – человеком по своей природе. Личностность зависит от качества мозга и от способности демонстрировать определенные умственные способности.
234
Под потенциальной возможностью мы имеем в виду отсутствие будущего в данный момент, но которое при определенных условиях может быть обретено.