Ой, мама!
Шрифт:
– Да, солнышко?
Мои плечи дернулись. Кажется, мама заметила. Я развернулась, собираясь уйти, когда из трубки послышалось:
– МАМА!!!
Крик был жутким, пронзительным. И… внезапно оборвался.
– Мира? – спросила мама.
Я видела, как ее руки начали дрожать. Мне самой вдруг стало очень, очень страшно. По спине пробежал холодок.
– Мира? Алло!!! Мира?!
Но из трубки были слышны только гудки. Мама растерянно осмотрелась по сторонам. Быстро ударила пальцами по клавишам. А потом побежала в сторону машины, и я следом за ней.
Сев за руль, она забыла опустить ручник, вместо газа нажала тормоз.
– Вылезай! – крикнула я, вытаскивая ее с места.
Мама послушалась. И поспешно пересела на пассажирское кресло.
Что есть силы я нажала на газ, и машина помчалась в сторону дома. Мама же продолжала стучать по клавишам.
– Где же Алена? – простонала она.
Мое сердце бешено колотилось.
Наконец соседка взяла трубку.
– Да, Света? – услышала, паркуя автомобиль около дома.
– Алена, что случилось с Мирой?
– Ты о чем?
– Ты разве не у нас?
– Нет, я же написала Лине. У Сергея температура поднялась под сорок, мы скорую ждали.
Мама посмотрела на меня. Ее нижняя губа тряслась. А я… я почувствовала себя самой последней мразью на всем белом свете, потому что за все время в ресторане ни разу не посмотрела на неустанно вибрирующий телефон.
Мама ничего не сказала. Она выскочила из машины и побежала к дому. Я поспешила следом. Дверь была открыта. Рядом с ней валялось перевернутое кресло.
Мы вошли в холодное, темное и на удивление тихое помещение.
– Мира?
Под каблуком что-то хрустнуло. Я наклонилась и подняла с пола телефон сестры, экран которого был покрыт паутиной трещин.
– Мира!!! Мелкая, хватит этих пакостей! Вылезай!
Мне было страшно.
– Мира! – кричала мама, не зная, в какую сторону кидаться на поиски младшей.
И тут я вспомнила, что заметила нечто странное, когда подъезжала к дому. Точно! В окне комнаты Миры как будто что-то блекло горело, хотя у сестры никогда не было тусклых лампочек. Как и я, она любила яркое теплое освещение. Пожалуй, только в этом мы с ней были похожи.
Я побежала на второй этаж.
– Мира! – крикнула, распахивая дверь.
Но комната оказалась пустой. Вся мебель лежала перевернутая. Книги, тетради, альбомы, карандаши, шкатулки и мелочи, хранившиеся в них – все валялось на полу. Большая настенная карта была содрана и клочьями лежала на детской кровати, застеленной одеялом с принцессой.
И тут я заметила ее…
В стене, рядом с которой стояла Мирина кровать, была дверь. Настоящая. Деревянная. Синего цвета.
Она была приоткрыта. И из нее лился голубовато-сиреневый свет.
– Ма-а-ам! – закричала я – прям как Мира, когда она меня с Пашей увидела.
Мама ворвалась в комнату.
– Мам, что это? – спросила, тыкая пальцем в дверь.
Мама растерянно помотала головой.
Мы забрались на кровать. Я взялась за золотистую ручку и потянула створку на себя.
– Мира, ты тут? – спросила я.
Ворвавшийся в комнату свет ослепил. Я прикрыла рукой глаза, а потом почувствовала, как меня куда-то затягивает.
Глава 2
Лина
– Ой, мама! – простонала я, поднимаясь на ноги. Это же надо было так приложиться. Главное, руки и ноги целые. Я пошевелила конечностями, чтобы убедиться в этом наверняка и облегченно выдохнула, когда поняла, что даже пальцы не пострадали.
– Мамочка! – крикнула мелкая, кидаясь на меня.
– Мирка! – закричала, прижимая сестру к себе. А потом испытала два взаимоисключающих чувства: радость за то, что с мелкой все хорошо, и злость – просто адскую злость!
«Ты!!! Ты!!!» – хотелось орать мне, но я смогла сдержаться.
– Отцепись! – сказала, сбрасывая маленькие ручонки. – Ну, Мирка! Что это было?
– Мам, ты чего? – растерялась малая.
– Какая я тебе мама! – огрызнулась я, отряхивая пыль с рук.
– Лина?
– А кто?
Сестра сидела на деревянном полу и испуганно хлопала глазенками.
– А мама где?
– Где мы? – вот хороший вопрос.
– Наверное, в волшебной стране. Мам, в смысле, Лин, а что произошло и почему ты – не ты?
Что значит «я – не я»? Совсем у малой фантазия разыгралась. Надо запретить ей читать сказки и играть в компьютер. Куда только мама смотрит? Может, Миру пора доктору показать?
– Лин, а почему ты стала мамой?
Я выпрямилась и посмотрела на малую, а потом на свои руки. И только тут до меня дошло – та же форма ладоней, те же длинные пальцы, отполированные ногти, вот только это были не мои руки…
– Ой… – пробормотала, оглядываясь по сторонам в поисках зеркала или стекла. Наконец, такое нашлось: – Мама?..
Из отражения на меня смотрела Светлана Владимировна. Я все-таки не выдержала и бухнулась на пол рядом с сестрой. Тихо. Тихо… Мамочка…
– Лин, да успокойся ты! – утешала меня мелкая.
– Я не хотела быть на нее похожей! – причитала, закрыв лицо руками. – Старалась делать все, чтобы мы отличались, хотя мне все говорили, что я ее копия! А теперь я вообще в ее теле! Почему? За что? А где мое-то тело?
– Линочка, – на удивление добрая сестра ворковала, поглаживая меня по голове. – Ты только не плачь! Мы однажды хотели пошутить над учителем по природоведению, но шутка не удалась. Мы думали, что она будет злиться, но Инга Алексеевна сказала, что после тридцати переживать надо как можно меньше, так как нервы не восстанавливаются и морщины плохо разглаживаются.