Ой, мама!
Шрифт:
На самом столе аккуратно расположились серебристые чернильницы, стаканчик с металлическими перьями, сосуды округлой формы. Я заглянула в одну из баночек – песок.
– Надо же, – не смогла скрыть удивления.
У стола пристроилось массивное мягкое кресло, обитое зеленым бархатом, с резными ручками – все те же недружелюбные змеи. Я присела на него. А ничего, удобненько!
На противоположной стене, напротив стола, висело зеркало, в котором прекрасно было меня видно. Я помахала себе рукой и, не удержавшись, по-детски показала язык своему новому отражению. Знаю, глупо! Знаю, мама себе никогда такого не позволила бы! Но надо же хоть как-то подбодрить себя и сестру?
Пока я по-хозяйски осматривала помещение, Мира мялась на своем месте и следила за мной. И вот я наконец-то заприметила дверь. Осторожно подкравшись, открыла ее и выглянула. Соседнее помещение тонуло во тьме, если не считать такой же узкой полоски света, протянувшейся от окна с такими же черными занавесями, как в кабинете, до кровати с черным балдахином.
И вновь я заподозрила недоброе: уж не попали ли мы куда-нибудь… в ад? Оружие, ведомости, должники, все черное… Ну точно – ад! По крайней мере, именно таким он был в моем воображении.
Со стороны кровати послышалось негромкое сопение. Я напрягла глаза, рассматривая подозрительный бугор, напоминавший тело под одеялом.
Ага, значит, все, что нам надо сейчас сделать – это никоим образом не потревожив отдыхающего, проскользнуть мимо него тише мышек и выскочить в дверь, на которую услужливо указывал лучик света.
Я сделала мелкой жест следовать за мной.
Мы на цыпочках крались к двери, когда я наступила на что-то железное…
– Ай! – зашипела, подпрыгивая на здоровой ноге. Подняла с пола предмет, который оказался ремнем с пряжкой в виде все той же ощерившейся змеи.
Со злости я бросила ремень в сторону, не рассчитав траекторию его полета. Пряжка исключительно по воле судьбы и провидения прилетела туда, где случайно находилась филейная часть владельца ремня, который моментально проснулся.
Он смотрел на меня. Я смотрела на него.
А в комнате тем временем стало как-то слишком светло.
«А балдахин-то, оказывается, не черный, а темно-зеленый», – подумала я.
О чем думал брюнет лет двадцати семи – я не знала, да и, если честно, не хотела знать. Да чего уж там: я боялась предположить – какие мысли могут быть в голове владельца смертоносного арсенала и документов, обнаруженных в кабинете.
Я решила воспользоваться явной растерянностью мужчины и продолжила путь к заветной двери, рядом с которой уже притаилась перепуганная Мира.
– Женщина, вы кто? – спросил хозяин апартаментов, внимательно следя за каждым моим движением.
– Я твой со-о-он, – протянула как можно мелодичнее. – Ложись на бочок, складывай ручки лодочкой, клади их под щечку и закрывай глазки, а когда ты их снова откроешь, меня уже здесь не будет!
И я потянула на себя ручку. Но дверь не желала открываться.
– Что-то вы не очень похожи на сон…
– Сон, сон! Не сомневайся! Баю-бай, баю-бай, малыш, глазки закрывай…
Я еще раз дернула дверь на себя. Потом толкнула. Опять дернула.
– Она не откроется, пока я не разрешу, – сказал наблюдавший за моими безуспешными попытками «малыш».
– Да? А ты не мог бы ей разрешить? – вкрадчиво поинтересовалась, повернувшись к нему.
Незнакомец покачал головой.
А я только сейчас рассмотрела мужчину. Он был не только брюнет, но еще и смугляш. Подобного рода загар появляется у людей, когда они очень много времени проводят на свежем воздухе. Узковатое лицо с немного впавшими щеками подтверждало мою догадку о том, что мужчина ведет активный образ жизни, причем незнакомец явно не на пикники ходил. Я бы сказала, что еда – это последнее, о чем он думал на прогулках. А еще у незнакомца были темные с прищуром глаза и черные нахмуренные брови.
Мужчина сидел, поджав к груди колени, на которые положил крепкие мускулистые руки. Черные волнистые пряди живописно лежали на обнаженных плечах. Он заметил около себя ремень, взял его и… наклонился, чтобы вернуть на пол.
Я облегченно выдохнула. Ух, а я-то подумала он меня им сейчас… Ой, и чего только в голову девушке не придет, пока она рассматривает рельефное тело. М-да.
Почувствовав, что начинаю краснеть, я отвела глаза в сторону.
– Вот это да, – протянула мелкая из-за моей спины.
Я же вспомнила, что в комнате дети и, спохватившись, закрыла глаза сестре и запихнула Миру обратно себе за спину.
– А все мальчики потом в таких вырастают? – подала голос из укрытия мелкая.
– К сожалению, нет.
– А Семка вырастет?
Я вспомнила ботаника-третьеклассника в очках, признанного гения в кружке по робототехнике. Не хотелось раньше времени разочаровывать сестру, а потому я ответила:
– Наверное. Главное, не давай ему расслабляться и пончики есть.
Брюнет наш диалог не оценил.
– Повторю вопрос: вы кто? Что делаете в моей комнате? И почему с вами ребенок?
– Это моя… мама! – пискнула Мира из-за спины, а я чуть не завыла от понимания, что точно отлуплю мелкую пакостницу!
Это из-за нее я черти где, а не в объятиях Паши, это из-за нее я сейчас в теле мамы, а не в своем, пялюсь на красавчика и не знаю, что сказать!
– Очень приятно, мама, – сказал брюнет, пристально разглядывая меня.
– Понимаете, – услышала я мамин голос. – Мы с Мирой были дома, а потом что-то произошло. Бац. И вот мы здесь. Странно, да?
– У тебя же были лекции по риторике, – захныкала за спиной мелкая, – я даже книги видела, и по светской беседе, и по протоколу…
Если бы я хотя бы одну прочитала!
– Такая умная – иди и разбирайся сама! – шикнула в ответ.
– Мамочка, я не могу, – ответила Мира. – Взрослая здесь ты!
И не поспоришь!
Ой, мама! Вот это мы влипли! И как из этого выбираться – непонятно.
Кстати, если мы с Мирой здесь, и я в теле мамы, то… где мамочка?
Мне было бы очень интересно узнать, куда попала Светлана Владимировна и в чьем она теле?!