Ожерелье императрицы

Кузьмин Владимир Анатольевич

– Похоже, что деньги, предназначенные вами в уплату столь необычно сделанной покупки, были всеми вашими сбережениями? Иначе отчего вы проявили столь большую заинтересованность в денежном призе за стрельбу?

– И тут вы правы, сеньорита. Однако это не столь важно. Пожалуй, теперь, зная о смерти графа, я просто обязан вернуть ожерелье.

– Я бы вам это посоветовала, даже будь граф жив. Потому что, как мне кажется, сеньорита Арабелла не приняла бы подарок, заполученный… давайте уж говорить правду, преступным путем.

– Я и сам уже так решил,

но этот бес… в общем, он все еще дает о себе знать. Правда, я на днях получил письмо от друга, которое меня вдохновило. К моей избраннице сватался такой жених, что можно только мечтать. Но ему она отказала сразу, без всяких капризов.

– Вот видите. У вас есть надежда.

– Узнаю, когда вернусь в Испанию. Да, ожерелье!

Капитан подошел к бюро, примостившемуся в уголке его небольшой каюты, и, открыв один из ящиков, достал футляр.

– Вот оно, – сказал он, кладя футляр перед нами. – И куда мне его теперь девать?

Я зажмурилась, припоминая этот, а скорее весьма на него похожий футляр, что видела там, в Лондоне. Очень похожий футляр, но с уверенностью ведь сказать не могу. А Антон Петрович уверял, что благополучно довез футляр и его содержимое до особняка и передал графу непосредственно перед сном.

– Вы позволите взглянуть?

– Разумеется, поступайте, как сочтете нужным.

Ожерелье на первый взгляд показалось мне тем самым настоящим, и не знай я, что его не должно было быть в сейфе, который столь хитроумно вскрыл наш дон Мигель, я бы этим первым взглядом и ограничилась. Но сейчас я встала из-за стола и подошла к окну, но вовсе не затем, чтобы рассмотреть его при более ярком освещении. Я просто взяла и провела гранью одного из камней по стеклу. Раздался скрежет, но никакой царапины на стекле не осталось.

– Дон Мигель, не сочтите глупой шуткой, но это ожерелье фальшивое!

Петя, который знал все, что знала я, и, видимо, что-то подобное подозревал, и тот пришел в полнейшее изумление. Про капитана и говорить нечего.

– Не может быть! Столько трудов – и все напрасно! Не мог ожидать, что граф станет хвалиться фальшивкой.

– Уверяю вас, он вам показывал настоящее ожерелье. А существование этой второй фальшивки, помимо вашей первой, и для нас потрясение.

– Ой!

– Что такое, Петя?

– Я тут потянул за краешек подушечки в футляре, и она поднялась. А под ней письмо.

– Так. Я еще и чужие письма похитил, – горько пошутил дон Мигель.

– Оно не чужое, оно вам адресовано.

Письмо, вернее небольшая записка, уместившаяся на четверти листа, была адресована нашему капитану. Но он прочел ее вслух. Граф Никитин писал:

«Ох, амиго Мигель, как же я на тебя был сердит, да ты сам во всем виноват. Я по размышлении понял, что причина быть столь назойливым у тебя имелась, и уж наверное важная и деликатная, – не иначе как дело в некоей даме сердца! Еще я догадался, что ты изо всех сил и со всем умственным напряжением замышляешь похитить ожерелье, поставить меня пред таким ужасным фактом и всучить мне тем или иным способом деньги.

Не

стану врать, поначалу, покуда я был зол на тебя по-настоящему, мне хотелось напакостить тебе, разрушив эти коварные планы. Но время прошло, и я поутих. Но поскольку и сам я затеял ответную каверзу, да и твои мне жаль было разрушать, не узнав, каковы они в точности, то я решил дать событиям завершиться.

Так что не обижайся на меня за мою шутку и за то, что труды твои пошли прахом! А по поводу той дамы сердца скажу, что ежели она с тебя требовала этакий необычный подарок, так плюнь на нее и забудь, с таковыми капризами не будет вам счастья. А если суть вещей понята мною не вполне верно, то давай мириться и вместе думать, как сделать все красиво, без грабежей и без фальшивых драгоценностей».

Нам всем троим было непонятно, смеяться проделке графа, насмехаться каждому над своими неудачными поступками или слишком «умными» выводами, а может, печалиться этому письмецу, писанному покойным уже человеком.

– Дон Мигель, как мне кажется, это пусть и фальшивое, но очень красивое и весьма замечательно сделанное ожерелье является подарком вам от графа. Поэтому пусть оно остается у вас. Хотя оговорю, что очень вряд ли, но может появиться у нас к вам просьба попользоваться им.

– Не вижу причин вам отказывать.

– Как долго вы пробудете здесь?

– Два дня в точности, возможно и три. Но не более.

– За два дня все должно завершиться.

– О чем вы?

– О поимке убийцы графа Никитина.

– То есть вы знаете, что у полиции есть на это виды и что скорее всего это случиться здесь, в Ницце?

Я с удовольствием ответила, что именно так и обстоят дела, а то ведь пришлось бы объяснять слишком многое. Мы провели в гостях у капитана довольно много времени, и пришла пора прощаться.

– И все-таки, дон Мигель, скажите нам, контрабандой чего вы занимались с Алексеем Юрьевичем? – спросила я, уже собираясь спуститься в шлюпку.

– Честно скажу, не знаю. Даже попытки не делал узнать. И тем не менее… Судя по многим признакам, из Испании в Африку мы доставляли оружие. Ну а что я привез обратно, чтобы не возвращаться с пустыми трюмами, вам ведь не интересно?

– Еще как интересно! – ответил Петя. – Только про это мы не станем спрашивать.

44

Дон Мигель лично проводил нас на берег, помахал рукой нашим караульным и остался смотреть, как мы по тропинке поднимаемся к дороге, где нас уже должен был поджидать вернувшийся за нами экипаж.

– Месье, – сказал нам Попугай, – там карета приехала.

– Какая карета?

– Какая карета? Обычная, небольшая. Но мы же ждали кабриолет, вот я вас и предупреждаю.

– Молодец. А возница вас видел?

– Видел нас возница? Так вы же велели не прятаться, стало быть, видел. Даже рукой помахал. Оно, может, и обычное дело, тот возница, что нас привез, поломался или еще чего, так и попросил другого приехать, чтобы не бросать нас здесь.