Ожерелье королевы
Шрифт:
— Он мне нравится, сам не знаю почему.
— У вас хороший вкус.
— Вы смеетесь надо мной? Почему это вы заговорили про мой хороший вкус?
— Он несомненно хорош, ибо совпадает со вкусом королевы.
— Этот бумажник…
— Принадлежал королеве, монсеньер…
— Вы им очень дорожите?
— Очень.
Господин де Роган вздохнул.
— Это понятно, — сказал он.
— Но если это вам доставит удовольствие… — произнесла графиня с улыбкой, которая свела бы с ума святого.
— Вы не можете в этом сомневаться, графиня; но я не хочу лишать вас его.
— Возьмите.
— Графиня! — в порыве радости воскликнул кардинал. — Вы самая драгоценная подруга, самая умная, самая…
— Да, да…
— И мы соединены…
— На жизнь и на смерть! Так всегда говорят. Нет, у меня только одна заслуга.
— Какая же?
— Что я занялась вашими делами довольно счастливо и с большим рвением.
— Если бы у вас было только это счастье, друг мой, я мог бы сказать, что в рвении почти не уступаю вам, так как, пока вы, дорогая моя, ездили в Версаль, я также трудился для вас.
Жанна с удивлением взглянула на кардинала.
— О, пустяк, — продолжал он. — Ко мне приходил один человек, мой банкир, и предложил мне акции какого-то предприятия не то по осушению, не то по использованию болот.
— А!
— Дело прибыльное; я согласился.
— И хорошо сделали.
— О, вы сейчас увидите, что всегда занимаете первое место в моих мыслях.
— Хотя бы и второе — и то больше, чем я заслуживаю. Так в чем же дело?
— Мой банкир дал мне двести акций, четвертую часть их — последние акции — я взял на ваше имя.
— О, монсеньер!
— Погодите. Через два часа он вернулся. Одно то, что удалось разместить эти акции за один день, повысило их курс вдвое и принесло мне сто тысяч ливров.
— Прекрасная спекуляция!
— Вот ваша часть, дорогая графиня, то есть я хотел сказать — дорогой друг.
И из пачки билетов в двести пятьдесят тысяч ливров, данных королевой, он положил в руку Жанны двадцать пять тысяч ливров.
— Хорошо, монсеньер, услуга за услугу. Мне больше всего льстит то, что вы подумали обо мне.
— Так будет всегда, — ответил кардинал, целуя ей руку.
— И с моей стороны также, — ответила Жанна. — До скорого свидания в Версале, монсеньер.
И Жанна уехала, передав кардиналу лист бумаги, на котором были перечислены сроки уплаты, назначенные королевой; первый взнос, через месяц, был в пятьсот тысяч ливров.
XXVII
ГЛАВА, ГДЕ МЫ СНОВА ВСТРЕЧАЕМСЯ С ДОКТОРОМ ЛУИ
Быть может, наши читатели, вспомнив, в каком затруднительном положении мы оставили г-на де Шарни, будут нам признательны, если мы снова приведем их в ту переднюю малых версальских апартаментов, куда храбрый моряк, никогда не страшившийся ни людей, ни стихий, убежал, боясь лишиться чувств в присутствии трех дам: королевы, Андре и г-жи де Ламотт.
Дойдя до середины передней, г-н де Шарни действительно почувствовал себя не в силах идти дальше и, шатаясь, протянул руки вперед. Находившиеся поблизости заметили, что силы оставляют его, и поспешили к нему на помощь.
Молодой офицер лишился чувств и пришел в себя только через несколько минут, не подозревая, что королева видела его и, может быть, подбежала бы к нему под первым впечатлением тревоги, если бы ее не остановила Андре, сделавшая это скорее из пылкой ревности, чем из холодного чувства приличия.
Но какими бы чувствами ни был продиктован совет Андре, королева хорошо сделала, что последовала ему, так как, едва закрылась дверь за ней, она услышала возглас придверника:
— Король!
Действительно, король шел из своих апартаментов на террасу, чтобы до начала совета осмотреть свои охотничьи экипажи, которые за последнее время, на его взгляд, пришли в довольно плохое состояние.
Войдя в переднюю, король, которого сопровождали несколько офицеров свиты, остановился: он увидел человека, привалившегося к подоконнику; его неподвижная поза вызвала большую тревогу у хлопотавших около него двух гвардейцев: они не привыкли видеть офицера падающим в обморок без всякой причины.
Поэтому они, поддерживая г-на де Шарни, наперебой спрашивали его:
— Сударь! Сударь! Что с вами?
Но Шарни не в силах был ответить им: голос ему изменил.
Король, поняв по этому молчанию всю опасность положения, ускорил шаги.
— Да, — сказал он, — да, кто-то потерял сознание.
При звуке голоса короля оба гвардейца обернулись и непроизвольно выпустили из рук г-на де Шарни, который, собрав остаток сил, сумел не упасть, а опуститься со стоном на пол.
— О господа, что же вы делаете? — воскликнул король.
Все бросились к упавшему. Он совершенно потерял сознание; его осторожно подняли и уложили в кресло.
— Да это господин де Шарни! — воскликнул король, узнав молодого офицера.
— Господин де Шарни? — повторили присутствующие.
— Да, племянник господина де Сюфрена.
Эти слова произвели магическое действие. Голову Шарни сейчас же смочили ароматной водой, словно он оказался в обществе, по крайней мере, десятка дам. Послали за доктором, который поспешно стал осматривать больного.
Король, интересовавшийся всеми науками и отзывчивый ко всем страданиям, не пожелал уйти и остался при осмотре.
Первым делом доктора было расстегнуть верхнее платье и раскрыть рубашку молодого человека, чтобы тому было свободнее дышать; но при этом он нашел то, чего не искал.
— Рана! — сказал король с удвоенным интересом и подошел ближе, чтобы все видеть собственными глазами.
— Да, да, — прошептал г-н де Шарни, стараясь приподняться и обводя собравшихся слабеющим взглядом, — это открылась старая рана. Это ничего… ничего…