Ожерелье королевы
Шрифт:
Босир увидел едущего ему навстречу в почтовом экипаже графа и узнал его. Мысль, что этот загадочный и могущественный вельможа может быть полезным, изменила его намерение никогда не покидать Олива. Он напомнил агентам, что они предлагали ему бежать. Те взяли сто луидоров, которые были у него с собой, и отпустили, несмотря на рыдания Николь.
Целуя свою возлюбленную, Босир шепнул ей на ухо:
— Надейся! Я постараюсь спасти тебя.
И поспешно зашагал по дороге в том направлении, по которому ехал Калиостро.
Граф решил между тем остановиться: в любом случае ему не к чему было ехать за Босиром, раз тот возвращался. Когда Босир порой заставлял гоняться за собой, графу удобнее было ждать его.
И Калиостро ждал уже с полчаса за поворотом дороги, когда увидел приближавшегося любовника Олива, бледного, запыхавшегося, полумертвого и несчастного.
При виде остановившегося экипажа Босир радостно вскрикнул, как утопающий, ухватившийся за плывущую доску.
— Что случилось, сын мой? — спросил граф, помогая ему войти в карету.
Босир рассказал всю свою печальную повесть, которую Калиостро выслушал молча.
— Она погибла! — проговорил он.
— Как это? — воскликнул Босир.
Калиостро рассказал ему все, чего тот не знал: про интригу на улице Сен-Клод и в Версале. Босир едва не потерял сознания.
— Спасите, спасите ее! — говорил он, падая на колени прямо в карете. — И я отдам вам Олива, если вы еще ее любите.
— Друг мой, — возразил Калиостро, — вы заблуждаетесь, я никогда не любил мадемуазель Олива… У меня была только одна цель — вырвать ее из распутной жизни, которую вы заставляли ее делить с вами.
— Но… — сказал удивленный Босир.
— Это вас удивляет? Знайте, что я один из синдиков общества нравственного обновления, а цель его — спасать от порока всякого, кто подает надежды на исцеление. Отняв у вас Олива, я мог вылечить ее… Вот почему я отобрал ее у вас. Пусть она скажет, слышала ли она когда-нибудь из моих уст хоть одно слово, говорящее об ухаживании; пусть она скажет, не были ли всегда мои услуги бескорыстны!
— Тем более оснований, сударь; спасите ее, спасите!
— Я попытаюсь, но все будет зависеть от вас, Босир.
— Требуйте у меня жизни, если хотите.
— Я не потребую так много. Возвращайтесь со мною в Париж, и, если вы будете до мелочей исполнять мои предписания, мы, быть может, и спасем вашу любовницу. Я ставлю для этого только одно условие.
— Какое, сударь?
— Я вам его скажу наедине, когда мы вернемся ко мне в Париж.
— Я заранее подписываюсь; только бы увидеть ее снова! Только бы увидеть!
— Вот об этом я и думаю. Менее чем через два часа вы увидите ее.
— И поцелую ее?
— Я полагаю; более того, вы ей передадите то, что я вам скажу.
И Калиостро с Босиром пустились в обратный путь.
Два часа спустя, уже вечером, они догнали одноколку.
А еще через час Босир за пятьдесят луидоров купил у агентов право поцеловать Николь и шепнуть ей на ухо предписания графа.
Агенты удивлялись этой страстной любви и надеялись при каждой остановке получать по пятьдесят луидоров.
Но Босир более не являлся, и карета Калиостро быстро увозила его в Париж, где готовилось столько событий.
Вот сведения, которые необходимо было сообщить читателю, прежде чем показать ему г-на Калиостро за деловой беседой с г-ном де Кроном.
Теперь мы можем ввести его в кабинет начальника полиции.
XXXIII
КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦИИ
Господин де Крон о Калиостро знал все, что может узнать опытный начальник полиции о человеке, живущем во Франции, а это немало. Он знал все его прежние имена, все его тайны алхимика, магнетизера и прорицателя. Он знал, что тот изъявляет притязание на вездесущность и неразрывную цепь перевоплощений, и смотрел на него как на великосветского шарлатана.
Господин де Крон был человек со светлой головой, знавший все тонкости своей должности, находившийся в милости при дворе и равнодушный к этому, не вступавший в сделку со своей гордостью; это был человек, над которым не всякий мог приобрести власть.
Ему, как г-ну де Рогану, Калиостро не мог предложить горячие, только что вынутые из алхимического горна луидоры; к нему Калиостро не приставил бы дуло пистолета, как Бальзамо к г-ну де Сартину; от него Бальзамо не мог требовать возвращения Лоренцы… Напротив, Калиостро должен был дать ему отчет о своих поступках.
Вот почему граф, вместо того чтобы ждать, как развернутся дальнейшие события, счел необходимым попросить аудиенцию у сановника.
Господин де Крон сознавал преимущество своего положения и собирался воспользоваться им. Калиостро сознавал затруднительность своего положения и собирался выйти из него.
В этой шахматной партии, разыгрываемой в открытую, была ставка, о которой не подозревал один из игроков, и надо сознаться, игроком этим был г-н де Крон.
Как мы уже сказали, он в Калиостро видел только шарлатана и не знал, что это адепт. Столько людей споткнулись о камни, разбросанные философией на пути монархии, только потому, что не заметили их.
Господин де Крон ждал от Калиостро разоблачений, связанных с ожерельем и проделками г-жи де Ламотт, и это давало Калиостро преимущество перед ним. С другой стороны, он имел право допрашивать, сажать в тюрьму, и это было его важное преимущество.
Он принял графа с видом человека, сознающего свою значительность, но желающего быть вежливым с каждым, даже и не столь необыкновенным человеком.
Калиостро держался настороже. Ему хотелось казаться вельможей — единственная слабость, которую ему выгодно было позволить подозревать в себе.