Ожерелье королевы
Шрифт:
— К кому же я должна была обратиться?
— К той, которая раздает милости и никому не отказывает в заслуженной помощи: к королеве.
— К королеве?
— Да, к королеве. Вы видели ее?
— Никогда, — с невозмутимой ясностью отвечала Жанна.
— Как, вы не подавали прошения королеве?
— Нет.
— Не пытались добиться аудиенции у ее величества?
— Пыталась, но неудачно.
— Но вы, по крайней мере, старались становиться на ее пути, чтобы она обратила на вас внимание и допустила ко двору? Это было бы недурное средство.
— Я никогда не прибегала к нему.
— Положительно, сударыня, вы говорите мне невероятные вещи!
— Нет, я и вправду была только два раза в Версале и видела там только двух лиц: доктора Луи, лечившего моего несчастного отца в больнице Отель-Дьё, и барона де Таверне, к которому имела рекомендацию.
— А что вам сказал господин де Таверне? Он имел полную возможность направить вас к королеве.
— Он сказал мне, что я действую очень неловко.
— Почему?
— Потому, что добиваюсь благосклонности короля на основании родства с ним. А это, естественно, не нравится его величеству, так как бедных родственников никто не любит.
— Это вполне в духе эгоистичного и грубого барона, — заметил принц.
Затем, вспомнив о посещении Андре, подумал про себя: «Как странно! Отец лишает надежды просительницу, а королева привозит к ней его дочь. Право, из этого противоречия что-нибудь да должно выйти».
— Клянусь честью дворянина, — продолжал он громко, — я поражен, услышав от просительницы, от женщины, принадлежащей к высшей знати, что она никогда не видела ни короля, ни королевы.
— Кроме как на портретах, — с улыбкой добавила Жанна.
— Ну, — воскликнул кардинал, вполне убежденный теперь в неведении и искренности графини, — я, если это понадобится, сам свезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы его двери раскрылись перед вами!
— О монсеньер, вы безгранично добры! — благодарила, не помня себя от радости, графиня.
Кардинал подвинулся к ней ближе.
— Не может быть, — продолжал он, чтобы ваша судьба в скором времени не заинтересовала общество.
— Ах, монсеньер, — сказала Жанна, очаровательно вздохнув, — вы серьезно так думаете?
— О да, вполне.
— Мне кажется, что вы мне льстите, монсеньер.
И она пристально взглянула на него.
Действительно, эта неожиданная перемена не могла не удивить графиню, с которой кардинал десять минут назад обращался как истый принц — довольно небрежно.
Взгляд Жанны, умело направленный на кардинала, как стрела, пущенная из лука, затронул если не сердце кардинала, то его чувственность. В этом взгляде можно было прочесть огонь тщеславия или огонь желания: во всяком случае, огонь в нем был.
Господин де Роган хорошо знал женщин и должен был признаться, что редко видел более очаровательную особу.
«Ей-Богу, — подумал он, по-прежнему затаив заднюю мысль (без нее нельзя представить придворного, в котором всегда сидит дипломат), — право, было бы слишком удивительным, слишком необыкновенным счастьем, если бы я встретил честную женщину, кажущуюся по наружности обманщицей, и вместе с тем нищую, у которой при всей ее бедности есть могущественная покровительница».
— Монсеньер, — прервала его размышления сирена, — вы иногда впадаете в молчание, которое меня тревожит… Простите, что говорю вам это.
— Чем же оно тревожит вас, графиня? — спросил кардинал.
— Вот чем, монсеньер. Такой человек, как вы, бывает невежлив только с женщинами двух сортов.
— О, Боже мой! Что вы хотите сказать, графиня? Честное слово, вы пугаете меня.
— Да, — продолжала графиня, — с женщинами двух сортов… Я это сказала и повторяю снова.
— С какими же?
— С женщинами, которых они слишком любят или которых они недостаточно уважают.
— Графиня, графиня, вы заставляете меня краснеть. Я нарушил по отношению к вам правила вежливости?
— А вы не находите?
— Не говорите мне подобных вещей: это было бы ужасно!
— Действительно, монсеньер. Ведь вы не можете слишком любить меня, и вместе с тем, как мне кажется, я вам до сих пор не дала повода не уважать меня.
Кардинал взял Жанну за руку.
— О графиня, вы говорите так, как будто рассердились на меня.
— Нет, монсеньер, вы еще не заслужили моего гнева.
— И никогда не заслужу его, сударыня, начиная с этого дня, когда я имел удовольствия увидеть и узнать вас.
«А, мое зеркало, мое зеркало!» — подумала Жанна.
— И с этого дня, — продолжал кардинал, — моя забота уже не оставит вас.
— Монсеньер, — сказала графиня, не отнимая своей руки у кардинала, — не надо этого.
— Что вы хотите сказать?
— Не говорите мне про ваше покровительство.
— Боже меня сохрани употреблять это слово! Сударыня, оно унизило бы не вас, а меня.
— Итак, господин кардинал, допустим одну вещь, которая будет для меня крайне лестной…
— В таком случае, сударыня, допустим ее…
— Допустим, монсеньер, что вы были с простым визитом вежливости у госпожи де Ламотт-Валуа. И ничего больше.
— Но и не меньше, — отвечал галантный кардинал.
И, поднеся к губам руку Жанны, он запечатлел на ней довольно долгий поцелуй.
Графиня отняла руку.
— О, это простая вежливость! — сказал кардинал с очевидным удовольствием, но сохраняя полную невозмутимость.
Жанна снова протянула ему руку, к которой прелат приложился на этот раз с вполне почтительным поцелуем.