Ожерелье королевы
Шрифт:
Однако о чем только я думаю, – внезапно перебила она себя. – Поскорее решим, ехать ли мне к кардиналу или везти ожерелье Бемеру, как велела королева».
Она поднялась, не выпуская бриллиантов, которые блистали и полыхали огнем у нее в руках.
«Итак, они вернутся к хладнокровному ювелиру, и он будет взвешивать их и полировать щеточкой. А ведь они могли бы сверкать на груди у Марии Антуанетты… Бемер сначала и слушать ничего не захочет, а потом смекнет, какой ему достанется барыш, успокоится и оставит вещицу у себя. Ах, я и забыла: в каких выражениях должна
Мне самой нипочем не сочинить такой бумаги. Я нуждаюсь в совете.
Кардинал… Нет, нет! Если бы кардинал любил меня больше, или если бы он дарил мне бриллианты…»
Она присела на кушетку; ее руку обвивало бриллиантовое ожерелье, голова у нее пылала; в мозгу теснились смутные мысли, подчас ужасавшие ее и отвергаемые с лихорадочной поспешностью.
Потом взгляд ее стал спокойнее, пристальнее, он словно сосредоточился на одной неотступной мысли; Жанна не замечала, как бегут минуты, не замечала, как душа ее возвращается в состояние непоколебимого равновесия; подобно пловцу, ступившему на болотистый берег, с каждым новым шагом она, вместо того, чтобы выбраться на твердую почву, увязала все глубже и глубже. В этом безмолвном и сосредоточенном созерцании таинственной цели Жанна провела целый час.
Затем она поднялась, бледная, словно охваченная экстазом жрица, и звонком вызвала горничную.
Было два часа ночи.
– Найдите мне фиакр, – сказала Жанна, – а не найдете кареты, так наймите хоть телегу.
На старой улице Тампль служанка разыскала фиакр с дремавшим кучером.
Ерафиня де Ламотт села в экипаж одна, отослав камеристку.
Десять минут спустя фиакр остановился у дверей памфлетиста Рето де Билета.
4. Расписка Бемера и письмо королевы
Плоды ночного визита к памфлетисту Рето де Билету обнаружились только на другой день, и вот каким образом это произошло.
В семь часов утра графиня де Ламотт переслала королеве письмо, в котором содержалась расписка ювелиров. Сей важный документ гласил:
Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем, что получили назад проданное королеве за сумму в миллион шестьсот тысяч ливров бриллиантовое ожерелье, поелику бриллианты не понравились королеве, и она возместила нам труды и расходы тем, что оставила нам сумму в двести пятьдесят тысяч ливров, выплаченную ею ранее в качестве задатка.
Королева перестала беспокоиться о деле, столь долго ее тревожившем; она заперла расписку в шкаф и более о ней не вспоминала.
Однако странным противоречием этой расписке явилось то обстоятельство, что ювелирам Бемеру и Босанжу два дня спустя нанес визит сам кардинал де Роган, который продолжал питать известное беспокойство на предмет выплаты последней суммы, о которой условились ювелиры с королевой.
Г-н де Роган застал Бемера дома на Университетской улице. Утром этого дня истекал срок первой выплаты, и если бы королева задержала деньги или отказалась от сделки, то в стане ювелиров должна была бы подняться паника.
Но ничуть не бывало: в доме Бемера все дышало спокойствием, и г-н де Роган с облегчением обнаружил, что лица слуг безмятежны, а дворовый пес приветливо виляет хвостом. Бемер встретил высокопоставленного клиента излияниями радости.
– Итак, нынче срок уплаты, – произнес кардинал. – Значит, королева уплатила?
– Нет, монсеньор, – ответствовал Бемер, – ее величество не прислала нам денег. Вы знаете, господин де Калонн получил у короля отказ. Все только об этом и говорят.
– Да, все об этом говорят, Бемер, потому-то я к вам и приехал.
– Но, – продолжал ювелир, – ее величество достойна восхищения и преисполнена доброй воли. Не имея возможности заплатить, она заверила нас, что долг останется за ней, и это вполне нас устраивает.
– А, тем лучше! – воскликнул кардинал. – Так, значит, она заверила вас в том, что долг останется за ней. Но каким образом?
– Очень простым и деликатным, – отвечал ювелир, – воистину по-королевски.
– Вероятно, она прибегла к посредничеству нашей хитроумной графини?
– Нет, монсеньор, нет. Госпожа де Ламотт у нас и не появлялась, и это было нам обоим, Босанжу и мне, особенно лестно.
– Не появлялась? Графиня у вас не появлялась? Уж поверьте мне, господин Бемер, что она участвует в этом деле. Удачные идеи всегда исходят от графини. Сами понимаете, при этом я не хочу умалять достоинств королевы.
– Монсеньор, судите сами, насколько милостиво и деликатно поступила с нами ее величество. Прошел слух, что король отказал ей в выдаче пятисот тысяч ливров; тогда мы обратились с письмом к госпоже де Ламотт.
– Когда это было?
– Вчера, монсеньор.
– Что же она ответила?
– Вашему высокопреосвященству ничего не известно? – осведомился Бемер с оттенком почтительной фамильярности.
– Нет, я вот уже три дня не имел чести видеть ее сиятельство, – отозвался принц с высокомерием истинного вельможи.
– Так вот, монсеньор, графиня де Ламотт ответила одним словом: «Подождите».
– Она вам написала?
– Нет, монсеньор, она сама нам это сказала. В своем письме мы просили госпожу де Ламотт испросить у вас аудиенции и предупредить королеву, что близится срок выплаты.
С ее стороны было вполне естественно ответить вам: «Подождите».
– Вот мы и ждали, монсеньор, и вчера вечером с весьма таинственным гонцом получили письмо от королевы.
– Письмо? Оно было адресовано вам, Бемер?
– Скорее это было составленное по всей форме признание долга.
– Быть не может! – воскликнул кардинал.
– Да я показал бы его вам, если бы мы с компаньоном не поклялись, что никому не станем его показывать.
– А почему?
– Сама королева обязала нас к подобной скромности, монсеньор; вы же понимаете, ее величество просит, чтобы мы сохранили это дело в тайне.