Ожерелье королевы

Дюма-отец Александр

«Он совсем потерял голову, – думала она. – Бедный юноша!»

И она снова подошла к нему.

– Как вы поживаете, господин де Шарни? – ласковым голосом спросила она.

– Превосходно, ваше величество, но, слава Богу, не так хорошо, как вы.

И он поклонился королеве, которую его поклон испугал еще более, чем удивил.

«За этим что-то кроется», – решила Жанна, не спускавшая с них глаз.

– Где вы остановились? – продолжала расспрашивать королева.

– В Версале, сударыня, – отвечал Оливье.

– Давно

ли?

– Три последние ночи, – многозначительно произнес молодой человек.

На королеву это не произвело никакого впечатления; Жанна задрожала.

– Не хотите ли вы что-нибудь мне сказать? – с ангельской кротостью спросила королева у Шарни.

– Ах, государыня, – отозвался он, – мне слишком многое надо сказать вашему величеству.

– Пойдемте, – коротко бросила она.

«Нужно за ними проследить!» – подумала Жанна.

Королева стремительным шагом направилась к себе в покои. Все потянулись за ней с не меньшим проворством. Жанна сочла удобным предзнаменованием, что Мария Антуанетта пригласила нескольких придворных следовать за ней, не желая, вероятно, дать повод для предположений, будто хочет остаться наедине со своим собеседником.

В эту кучку придворных замешалась Жанна.

Королева вошла к себе и отослала г-жу де Мизери и всех своих прислужниц.

Погода была мягкая и пасмурная, солнце не пробивалось сквозь тучи, но тепло и свет словно сочились сквозь пушистую бело-серую пелену, затянувшую небо.

Королева отворила окно, выходившее на небольшую террасу, и села за секретер, заваленный письмами. Она ждала.

Вскоре все, кто вошел вместе с ней, поняли, что ей угодно остаться одной, и удалились.

Шарни, снедаемый нетерпением и гневом, теребил в руках шляпу.

– Говорите же! Говорите! – обратилась к нему королева. – Вы, судя по всему, очень волнуетесь, сударь.

– Как мне начать? – произнес Шарни; он словно размышлял вслух. – Разве я осмелюсь бросить обвинение чести, обвинение вере, обвинение величеству?

– Что вы сказали? – воскликнула Мария Антуанетта поспешно обернувшись и сверкнув глазами.

– И все-таки я не скажу о том, чему был свидетелем, – продолжал Шарни.

Королева поднялась.

– Сударь, – холодно сказала она, – час слишком ранний, чтобы я приняла вас за пьяного, но поведение ваше не подобает дворянину, если он трезв.

Она ждала, что ее презрительное замечание уничтожит его, но он не шелохнулся.

– В самом деле, – продолжал он, – кто такая королева? Женщина. А я кто такой? Не только подданный, но и мужчина.

– Сударь!

– Ваше величество, дайте мне сказать, и не будем поддаваться гневу, который доведет нас обоих до безумия. Полагаю, что доказал вам, как я чту королевское величество; боюсь, что доказал, как безумно люблю самое королеву. Итак, выбирайте: которой из двух, женщине или королеве, должен ее обожатель бросить обвинение в бесчинстве и позоре?

– Господин де Шарни, – вскричала королева, побледнев, и приблизилась к молодому человеку, – если вы не выйдете отсюда, я велю страже прогнать вас.

– Перед тем как меня прогонят, я все-таки скажу вам, почему вы недостойная королева и бесчестная женщина! – пьянея от ярости, воскликнул Шарни. – Вот уже три ночи я вижу вас в парке!

Шарни надеялся, что она задрожит от столь сокрушительного удара; но королева подняла голову и подошла ближе.

– Господин де Шарни, – сказала она, беря его за руку, – ваше состояние достойно жалости; берегитесь: глаза у вас сверкают, руки дрожат, лицо бледное, словно вся кровь прихлынула к сердцу. Вам дурно? Хотите, я кликну людей?

– Я вас видел! Видел! – холодно повторил он. – Видел вместе с тем человеком, которому вы дали розу; видел, как он целовал вам руки; видел, как вы входили с ним в купальню Аполлона.

Королева поднесла руку ко лбу, словно желая убедиться, что это не сон.

– Ладно, – сказала она, – присядьте, иначе вы упадете, если я вас не поддержу. Садитесь, говорю вам.

Шарни и впрямь упал в кресло, королева опустилась на табурет рядом с ним; потом, протянув к нему обе руки и окинув его взглядом, проникающим в душу, она сказала:

– Успокойтесь, смирите сердце и мысли и повторите то, что вы сейчас сказали.

– Ах, вы хотите меня убить! – прошептал несчастный.

– Позвольте мне расспросить вас. Когда вы вернулись из вашего имения?

– Две недели назад.

– Где вы живете?

– В домике егермейстера, я снял его на это время.

– А, в доме самоубийцы, что на краю парка?

Шарни кивнул.

– Вы говорили, будто видели меня с каким-то человеком?

– Прежде всего, я видел именно вас.

– Где же?

– В парке.

– В котором часу? В какой день?

– В первый раз – в полночь, во вторник.

– Вы меня видели?

– Как теперь; видел я и вашу спутницу.

– Так у меня была спутница? Вы могли бы ее узнать?

– По-моему, я ее только что здесь видел; впрочем, не смею утверждать наверняка. Фигура и осанка похожи, а лицо… Те, кто идет на недоброе дело, прячут лица.

– Хорошо, – спокойно заметила королева, – мою спутницу вы не узнали, а меня…

– О, вас-то я видел, ваше величество… Да вот… Как теперь…

Она в нетерпении топнула ногой.

– А мой спутник, – продолжала она, – тот, кому я дала розу?.. Вы ведь, кажется, видели, как я давала ему розу?

– Да, но мне ни разу не удалось увидеть этого кавалера вблизи.

– Но вы его знаете?

– Его называли монсеньором, больше мне ничего не известно.

Королева с еле сдерживаемым гневом стукнула себя по лбу.

– Продолжайте, – велела она. – Во вторник я дала ему розу… А в среду?

– В среду вы протянули ему обе руки для поцелуя.