Ожерелье королевы
Шрифт:
– Вот как! – пробормотала она, до боли заламывая пальцы. – И наконец, вчера, в четверг?
– Вчера вы провели с этим человеком полтора часа в гроте Аполлона; спутница ждала вас снаружи.
Королева порывисто поднялась.
– И вы меня видели? – спросила она, отчеканивая каждое слово.
Шарни поднял руку к небу, словно для клятвы.
– Как! Он клянется! – простонала королева, которую тоже захлестнул гнев.
Шарни торжественно повторил свой обвиняющий жест.
– Меня? Меня? – промолвила королева, ударяя себя в грудь.
– Вы видели меня?
– Да,
Королева лихорадочно заметалась по террасе, не заботясь о том, что ее странное волнение не укроется от зрителей, которые, стоя внизу, пожирали ее глазами.
– А если я тоже поклянусь… – сказала она, – если я поклянусь моим сыном, поклянусь господом Богом – я верю в Бога так же, как вы! Нет, этот человек не слушает меня! И не станет слушать!
Шарни опустил голову.
– Безумец, – продолжала королева, с силой встряхивая его руку; с террасы она увлекла его в комнату. – Хороша же ваша любовная страсть, если в угоду ей вы обвиняете чистую и невинную женщину! Хороша честь, которая велит вам обесчестить королеву… Ты поверишь, если я тебе скажу, что ты видел не меня? Поверишь, если я господом нашим Христом поклянусь, что последние три дня не выходила из дома после четырех часов дня? Хочешь, призову в свидетели своих прислужниц, короля, и они подтвердят, что видели меня здесь и нигде в другом месте я быть не могла? Нет, нет, он не верит! Он мне не верит!
– Я видел! – холодно возразил Шарни.
– А, знаю, знаю! – воскликнула королева. – Эту ужасную клевету уже швыряли мне в лицо! Да ведь меня уже однажды видели на балу в Опере, где я привела в негодование весь двор! Видели и у Месмера, где я якобы была в трансе и ужасала зевак да уличных женщин! Вы сами прекрасно это знаете, вы же дрались за меня на поединке!
– Государыня, тогда я дрался потому, что не верил в это. Теперь я стал бы драться, потому что верю.
Королева в отчаянии воздела руки к небу; из глаз у нее брызнули слезы.
– Господи! – простонала она. – Пошли мне спасительную мысль. Я не хочу, чтобы этот человек презирал меня, Господи!
Шарни был до глубины души тронут этой простой и пылкой молитвой. Он закрыл лицо руками.
Королева на мгновение примолкла; после недолгого раздумья она сказала:
– Сударь, вы обязаны загладить нанесенную мне обиду. Вот чего я от вас требую. Три ночи подряд вы видели меня в парке вдвоем с мужчиной. Между тем вам известно, что кто-то уже злоупотреблял сходством со мной, что какая-то женщина, не знаю, кто она, имеет много общего в лице и во всем облике со мной, несчастной королевой; но раз уж вы предпочитаете думать, что я сама бегаю по ночам на свидания, и утверждаете, что это была я, – приходите в парк в тот же час; приходите, и я приду вместе с вами. Если вчера вы видели меня, сегодня вы меня там не увидите, потому что я буду рядом с вами. А если это другая, почему бы нам не посмотреть на нее вместе? И если мы ее увидим… Ах, сударь, тогда вы пожалеете о страданиях, которые мне причинили.
Шарни прижал обе руки к сердцу.
– Вы слишком добры ко мне, ваше величество, – пробормотал он, – я заслуживаю смерти; но не убивайте меня вашим великодушием.
– Довольно и того, что я представлю вам неопровержимые доказательства, – отвечала она. – Не говорите никому ни слова. Сегодня в десять вечера ждите на пороге егермейстерского дома. Идите, сударь, и держите все в тайне.
Шарни преклонил колена и, не проронив ни слова, вышел.
Пока он пересекал вторую гостиную, Жанна пожирала его глазами, готовая по первому зову поспешить к ее величеству вместе с другими придворными.
11. Женщина и демон
От Жанны не укрылось ни смятение Шарни, ни внимание к нему королевы, ни та настойчивость, с какой оба они стремились к объяснению.
Всего этого было более чем достаточно такой проницательной женщине, как Жанна, чтобы о многом догадаться; не станем растолковывать читателю того, что они и так уже поняли. Та комедия, что была разыграна за три последние ночи, не требует пояснения после подстроенной Калиостро встречи графини де Ламотт с Оливой.
Войдя к королеве, Жанна принялась слушать и наблюдать; ей хотелось высмотреть на лице Марии Антуанетты улики, которые подтвердили бы ее догадки.
Но королева уже привыкла за последнее время всех опасаться. Она была непроницаема. Жанне пришлось ограничиваться догадками.
Она уже приказала одному из лакеев проследить за г-ном де Шарни. Вернувшись, лакей доложил, что граф вошел в окруженный буками дом на краю парка.
«Сомнения нет, – подумала Жанна. – Этот человек влюблен в королеву, и он все видел.»
Она услышала, как королева сказала г-же де Мизери:
– У меня ужасная слабость, дорогая моя. Сегодня я лягу спать в восемь.
Та что-то возразила, но королева добавила:
– Я никого не приму.
«Дело яснее ясного, – сказала себе Жанна. – Не нужно быть большим хитрецом, чтобы догадаться».
Все еще под впечатлением от сцены, разыгравшейся между нею и Шарни, королева вскоре отпустила всю свиту. Жанна поздравила себя с этим; с тех самых пор, как она состояла при дворе, она еще не была так собою довольна.
– Карты спутаны, – сказала она. – В Париж! Пора расстроить то, что я устроила.
И она, не теряя времени, отбыла из Версаля.
Ее отвезли домой, на улицу Сен-Клод; там она обнаружила великолепный подарок – серебряный сервиз, который еще утром прислал кардинал.
Равнодушно взглянув на подарок – между прочим, весьма ценный, – она через шторы взглянула на окна Оливы, но они еще были затворены. Олива спала, вероятно очень утомленная: днем была сильная жара.
Жанна велела отвезти себя к кардиналу; тот сиял и раздувался от счастья и гордыни. Сидя за своим роскошным бюро, шедевром Буля, он неутомимо писал, и рвал, и вновь писал письмо, которое начиналось всякий раз одинаково, но никогда не кончалось.