Ожерелье королевы
Шрифт:
– Презренный!
– Своими уловками вы постепенно вскружили мне голову. Вы подавали мне надежду.
– Надежду? Боже всемогущий! Или я лишилась рассудка, или этот человек – злодей.
– Разве я осмелился бы просить вас о ночных свиданиях, которые вы мне назначали?
Королева издала яростный вопль, ответом которому был тяжкий вздох в будуаре.
– Разве я посмел бы, – продолжал г-н де Роган, – явиться без спутников в версальский парк, если бы вы не послали за мной графиню де Ламотт?
– Господи!
– Разве
– Господи!
– Разве я посмел бы попросить у вас эту розу? Обожаемая роза! Проклятая роза! Я иссушил, опалил ее поцелуями!
– Господи!
– Разве я вынудил вас прийти на другой день и протянуть мне обе руки? Их благоухание доныне жжет меня и сводит с ума. Ваш упрек справедлив.
– Довольно же! Довольно!
– И наконец, как бы ни ослепляла меня гордыня, разве я когда-нибудь осмелился бы мечтать о той третьей ночи под открытым небом, о сладостном безмолвии, о преступной любви!
– Сударь! Сударь! – отпрянув, крикнула королева. – Вы кощунствуете!
– Боже всемогущий, – произнес кардинал, возведя глаза к небу, – тебе ведомо, что я отдал бы все мое достояние, свободу, жизнь, лишь бы сохранить любовь этой лживой женщины!
– Господин де Роган, если вы хотите, чтобы ваше достояние, свобода и жизнь остались при вас, вы немедля признаетесь, что хотели меня погубить, что вы выдумали все эти ужасы, что вы не приходили в Версаль ночью…
– Приходил, – гордо возразил кардинал.
– Если вы будете продолжать эти речи, вы умрете.
– Роган никогда не лжет. Я приходил в парк.
– Господин де Роган, господин де Роган, заклинаю вас всем, что есть святого, скажите, что вы не видели меня в парке!
– Если понадобится, я умру, как вы угрожали мне, но в версальском парке, куда привела меня госпожа де Ламотт, я видел вас, и только вас.
– Еще раз спрашиваю вас, – дрожа и слабея, воззвала королева, – вы отрекаетесь от своих слов?
– Нет!
– Второй раз: вы признаете, что возвели на меня гнусный поклеп?
– Нет!
– В последний раз взываю к вам, господин де Роган: вы согласитесь, что вас самого могли ввести в заблуждение, что все это клевета, сон, нечто немыслимое, необъяснимое, – вы признаете, что допускаете мысль о моей невиновности?
– Нет.
Королева выпрямилась; от нее веяло властной беспощадностью.
– В таком случае, – изрекла она, – вам придется иметь дело с королевским правосудием, коль скоро вы отвергли правосудие Божие.
Кардинал безмолвно поклонился.
Королева так яростно дернула звонок, что в комнату вбежали сразу несколько ее дам.
– Уведомите его величество, – приказала она, утирая губы, – что я прошу оказать мне честь своим посещением.
По ее приказу к королю отправился один из офицеров. Кардинал, готовый ко всему, бесстрашно ждал в углу кабинета.
Мария Антуанетта раз десять приближалась к двери будуара, но не входила туда, словно всякий раз, теряя самообладание, обретала его у этой двери.
Тягостное ожидание продлилось не более десяти минут; наконец на пороге, прижимая руку к кружевному жабо, показался король.
В толпе придворных по-прежнему маячили испуганные физиономии Бемера и Босанжа, чувствовавших приближение бури.
21. Арест
Как только король показался на пороге кабинета, королева с необычайной поспешностью обратилась к нему.
– Государь, – сказала она, – вот господин де Роган, он рассказывает нечто невероятное; соблаговолите попросить его, чтобы он повторил свои слова.
Слыша эту речь, этот неожиданный приказ, кардинал побледнел. Все это в самом деле было так странно, что прелат ничего уже не понимал. Как мог он, настойчивый влюбленный и почтительный подданный, повторить своему королю и законному мужу Марии Антуанетты доводы, подтверждавшие его права на женщину, на королеву?
Но король, поглощенный своими размышлениями, повернулся к кардиналу и сказал:
– Вы хотите мне сообщить, что я должен выслушать нечто невероятное относительно ожерелья, не так ли, сударь? Говорите же, я слушаю.
Г-н де Роган тут же принял решение: из двух трудностей он выбрал меньшую; из двух натисков он претерпит лучше тот, который нанесет меньший урон чести короля и королевы; а если они по неразумию обрекут его и на вторую опасность, – что ж, он выдержит это испытание как храбрый воин и безупречный кавалер.
– Да, государь, это касается ожерелья, – пробормотал он.
– Так, значит, вы купили ожерелье, сударь? – спросил король.
– Государь…
– Да или нет?
Кардинал посмотрел на королеву и ничего не сказал.
– Да или нет? – повторила Мария Антуанетта. – Правду, сударь, отвечайте правду, вас просят только об этом.
Г-н де Роган молча отвернулся.
– Поскольку господин де Роган не желает отвечать, скажите сами, сударыня, – велел король, – должно быть, вы что-нибудь обо всем этом знаете. Вы купили это ожерелье? Да или нет?
– Нет! – без колебаний воскликнула королева.
Г-н де Роган задрожал.
– Это слово королевы! – торжественно изрек король. – Господин кардинал, берегитесь.
На губах у г-на де Рогана заиграла презрительная улыбка.
– Вам нечего сказать? – осведомился король.
– В чем меня обвиняют, государь?
– Ювелиры говорят, что продали ожерелье вам или королеве. Они предъявляют расписку ее величества.
– Расписка поддельная, – произнесла королева.
– Ювелиры, – продолжал король, – утверждают, что за отсутствием королевы вы приняли перед ними обязательства в уплате.