Ожерелье вечности
Шрифт:
— Ну, хвастайся, показывай.
Кирилл с нескрываемой гордостью стал показывать своё изобретение, подробно рассказывая назначение каждого приспособления. Но прервал его срочный вызов к основанию башни. Как только он скрылся, Николай печально произнёс:
— Дорогая моя, какая всё-таки несправедливость для тебя — уйти во цвете лет, когда впереди ещё так много если не счастливых, то достойных лет жизни. Подумай, и не совершай непоправимого. Пойми, у высших сил свои представления о справедливости, да и вообще о порядке вещей, которые не только не совпадают с общепринятыми в человеческом обществе, но, как правило, им противоположны. Их логика не человеческая, понимаешь. Оставайся, я буду приходить к тебе, родная. Во сне, явно — неявно, но я буду с тобой до того момента, пока ты не соединишься со мной. Хотя… — Николай нахмурился, — если принять во внимание логические построения нашего сына, тебе могут и не позволить это сделать, а ещё и наказать бесчисленными воплощениями за моё самоуправство.
— Нет, я уйду вместе с тобой! Если бы не Кирилл, пусты были бы мои годы одиночества, печали и тоски без тебя! Только он заставил меня жить, я была нужна ему! Ты понимаешь,
— Мария, подумай хорошо. Я не просил тебя разделить со мной последнюю ношу. Одумайся. Ты нужна Кириллу.
— Дорогой, уйдут лишь наши тела, а душа будет всегда рядом с сыном, помогать, сочувствовать, радоваться его успехам и предостерегать от ошибок. Пока он будет помнить нас, мы будем жить, жить в его памяти.
При сработке сигнала тревоги Кирилл метнулся к лифту и в голове у него билась ужасная мысль — не случилось ли чего с оставленными в камере отправки родителями. Страх захлестнул его сознание, он почти потерял от него голову, когда камера оказалась пуста, а сигнал закрытия шлюза дал ясно понять, что шлюз только что закрылся. И тут же компьютер голосом сообщил об удачно проведенном переходе в бесконечность двух особей мужского и женского рода. У Кирилла брызнули слезы — обратного хода не предусмотрено. Непоправимое случилось и случилось по его вине. Но тут компьютер сообщил, что для него оставлено сообщение. Подойдя к экрану, Кирилл с болью увидел родителей, которые, обнявшись, долго смотрели на него с любовью:
— Кирилл, дорогой наш, прости нас за такой внезапный уход, за то, что не попрощались с тобой. Мы не могли поступить иначе, понимаешь? Ты бы обязательно воспрепятствовал бы нашему уходу. А мы не хотим, чтобы ты винил себя в случившемся. Мы ушли по доброй воле. Мы не хотим более воплощаться, не хотим жить. Мы не уходим, наоборот, мы возвращаемся к себе, возвращаем себя себе, — сказал Николай. И Мария, вытерев невольные слезы, поддержала его:
— Да, да, сыночек. Не вини себя, а радуйся за нас. Я хочу соединиться с ним навсегда. Не грусти, живи дальше, милый мой. И помни — мы всегда рядом. Всегда ждем случая помочь, только вспомни о нас. Прощай и прости. Попытайся нас понять. Спасибо тебе за возможность воссоединиться. Ты сделал очень важное дело, сынок. Мы гордимся тобой. Мы любим тебя…
Экран погас, но Кирилл еще долго смотрел на него, как будто ожидал продолжения. Встревоженные сотрудники попытались привлечь его внимание, громко обсуждая произошедшее, но Кирилл не реагировал, постоял еще недолго и бросился вон, сшибая по ходу углы…
Y
…Веки давили на глаза, как каменные плиты, казалось, не поднять их. Ощущения накатывали волна за волной- пришло осознание давно затекшего от неподвижности тела, казалось, члены были распростёрты в последнем, умиротворяющем движении. Такой долгий сон прервался, не принеся отдохновения, наоборот, свинцовая тяжесть громоздкого тела придавила сознание. Хотелось обратно, в темноту, в пустоту, в небытиё. "Где я? Что со мной?" — вопросы вспыхнули в мозгу, отдаваясь мучительной болью, а услужливая память развернула картинку: две человеческих особи- мужчина и женщина содрогаются от удушья в темноте тоннеля, расставаясь с жизнью. Николай? Да, так звали меня при жизни… А это — Мария — моя возлюбленная, моя жена, свет души моей. Души? Да, души. Потому что уже бездыханные тела лежат под нами, я вижу их спокойные лица, такие знакомые и такие чужие. Людям, чтобы различать друг друга, нужны лица. Вижу суетящихся и кричащих за перегородкой людей и среди них убитого горем нашего сына. Ловлю себя на мысли, что думаю об этом так отстранённо, как будто я уже не человек. Мария приближается ко мне, её сияющая красота, имя которой — Любовь, обволакивает меня, проникает в меня, смешивается со мной, становится со мной одним целым. Душа моя воспаряет — эйфория разделённой любви, счастье воссоединения поднимает меня в сияющую бездну. Никогда не изведанное при жизни ощущение полной свободы и льющейся на меня любви подсказывает мне что всё, я дома. Дома, где меня любят и ждут, где принимают таким, какой есть, без оговорок. В ответ и душа моя вибрирует в унисон, объяв всё своей любовью. Но вдруг в эту гармонию вкрадывается какой-то диссонанс, тревожная, пришедшая извне нотка. Различаю в окружающем сиянии фигуру, не столь наполненную светом, мысль её понятна. Она хочет, чтобы я вернулся, называя меня Никомараном. Всё во мне протестует, душа начинает болеть, так мне не хочется возвращаться туда, в жизнь, в эти боль и страдания, теперь, когда я ещё полностью не прочувствовал счастье возвращения. Но фигура напоминает мне о моём предназначении. Да, я вспомнил, я предчувствовал, что дело просто так не кончится, что опять мне нужно взгромоздить на себя все тяготы мира, спасти копошащихся на Земле людей, — единственный источник вибраций Любви живых разумных…
С усилием открываю глаза и с недоумением смотрю на низкий потолок. Ну, вот, в могиле, что ли? Но свет от масляных светильников, мягко подсвечивающий потолок, говорит о присутствии живых. Звуки тоже начали постепенно восприниматься мной, были различимы отдельные, пока не понятные мне слова. Похоже, читают мантры. Пытаюсь осмотреться, напрягаю шею и голову, но с изумлением понимаю, что поднимается вся верхняя часть тела вместе с ложем, на котором я лежу. Испуганные крики вокруг возвестили о том, что и люди заметили моё движение. Поднявшись, насколько было возможно и обеспечив тем самым необходимый угол зрения, я осмотрелся. Монахи в красных одеждах с криками "Матрейя!" попадали все ниц. "Матрейя? Где-то недавно я слышал это имя! Ах, да! Он орудует сейчас на поверхности, выдавая себя за меня, Ловец душ. Вот и первая задача для меня — отправить Ловца к праотцам. Ха-ха. Чувство юмора не помешает и пророку", — с этой приятной мыслью я направил своё ложе, вернее, саркофаг, к выходу, справедливо рассудив, что как-то меня сюда занесли, значит, должна быть возможность отсюда и удалиться. "Замуровали!" — известная фраза из старого фильма заставила меня усмехнуться и прибавить скорость. Но, видимо, верхние помещения были построены над местом моего упокоения гораздо позже, поэтому подходящего по размеру выхода не нашлось. Остановившись в раздумье, я обратил внимание на жестикуляцию одного из жрецов, который, казалось, понял мои устремления. Он показывал на огромную нишу в дальнем конце пещеры. Подлетев к этому месту, я мысленно направил огненную струю в место наибольшего углубления. Порода послушно стала плавиться под воздействием огненных струй из основания моего саркофага. Несколько мгновений — и синее небо распахнуло мне свои объятия. Вылетев из пещеры, я на секунду замер, сканируя информационное поле Земли, отыскивая следы моего противника. В общем хаосе информации место его пребывания было буквально пропитано эмоциями надежды, люди продолжали отдавать свои души Ловцу. Определив направление, я стремительно понёсся к Ловцу, движимый праведным гневом. Он, похоже, услышал моё приближение, потому что положительный эмоциональный фон неожиданно стих, на смену ему пришёл фиолетовый тон страха. Уже тормозя, я увидел ангелоподобные создания, сплошным живым щитом закрывшие собой Ловца и Кристалл Вечности. Я, видимо, поспел к самому началу обработки, так как впавших в кому было сравнительно немного — десятка два на глазок. Страшная кучка, казалось, должна была бы образумить остальных, ан, нет! Люди встали на защиту своего кумира, приняв меня за дьявола, наверное. Они во главе с самыми фанатично настроенными образовали кольцо вокруг Лже-Матрейи, выкрикивая угрозы и проклятья мне. Что ж, нет пророка в своём Отечестве, как справедливо заметил когда-то один из них. Им лучше знать. Да я не претендую на всенародную любовь, Боже, сохрани, — всем не понравишься, нечего и стараться. Но вот этого прохвоста я сейчас прищучу. Грабитель с большой дороги должен быть наказан за свою наглость. Это не его территория, пусть проваливает к себе, в Стонущие Миры.
Лицо не спрятать за личиной,
Как не старайся, — ход пустой,
Ведь может случай стать причиной
Манипуляции простой!
То ветер дунет ненароком
И сдует фальши лёгкий грим,
То вдруг амбиций кто-то рогом
Заденет, — "добрый" пилигрим.
Бывает, выдержка изменит
Да кто там знает почему, -
Оскал вампира лик заменит
И веры больше нет ему!
— Морок, уйди! Правда, явись! — я протянул руку и луч света из моей ладони накрыл мерцающим куполом Ловца со свитой. Под его воздействием благообразная внешность этих лётчиков- налётчиков стала проявляться во всей красе. Обнажились усатые драконьи морды со свирепым оскалом, чешуйчатые разноцветные тела и перепончатые крылья хлестались острыми, как пика, хвостами. Когтистые лапы их рыли землю и друг друга в надежде укрыться от меня. А вот и главный дракон — Ловец показался под сползающей лохмотьями кожей и красными одеяниями. Облик его был ужасен. Он напоминал огромную сороконожку, на его поганой морде было три глаза, две зачаточные головы болтались ниже ушей, грива шла по всему хребту этого огромного чудовища, не без претензии на элегантность завитая в мелкие колечки. Да, ничего не скажешь, красавец. Люди в ужасе побежали прочь, толкаясь и вопя во всё горло, но они уже не интересовали новоявленного пророка Ловца. Спрятав за множеством когтистых лап Кристалл Вечности, он, усиленно махая крыльями, стал подниматься над землёй. Одновременно и вся остальная драконья братия попыталась тоже подняться, чтобы скрыть своего предводителя от моего взгляда. Но не тут-то было. Усилием воли я остановил время, боясь, что шустрый Ловец ускользнёт с добычей. Не спеша, я приблизился к нему, глянул в бессмысленные очи и спокойно отобрал Кристалл. Немного отлетев в сторону, проследил, чтобы Ловцу были хорошо видны последствия его безрассудства, и опять вернул время в привычное русло. Было весело смотреть на оторопело недоумённую морду Ловца, особенно, когда он увидел, что Кристалл летит к земле.
Этот доморощенный герой, Сеятель, появился в самый неподходящий момент, — эта партия должна была стать уже последней. Кристалл был почти полон, и я уже собирался дать команду на большую охоту. Драки давно с нетерпением её ждали, я даже видел, как они выбирают себе первую жертву, располагаясь поближе к ней. Но этот всё испортил, я даже не понял, каким образом Кристалл оказался у него в руках. Издёвка сделала ещё более отвратительным и без того уродливое его лицо, когда он отпустил Кристалл…
Дёрнувшись в бесполезном порыве, Ловец дико закричал, когда Кристалл яркими брызгами осыпал всё вокруг. А я с облегчением увидел, как освобождённые души отправились искать свои потерянные тела, жаль только, что не всем суждено очнуться. Ну, что ж, не нашедшие свои тела души пойдут туда, куда положено, Домой. Пойдут в объятия любящего Создателя. Ни одна из этих драгоценных душ не будет влачить жалкое существование в облике дракона в чужих Стонущих мирах, увеличивая дисбаланс Любви в их пользу. Полюбовавшись на прощание на взбешенного Ловца, и помахав ему ручкой, я вспомнил, что времени почти не осталось до столкновения Земли с кометой. С этим что-то надо было делать. Ловец, или кто там его ещё направил, почти всё правильно просчитал, совсем немножко подкорректировав орбиту старого космолёта предков Сеятелей, закамуфлировав его под комету. Проблема лишь в том, что возвращаться им придётся гораздо дольше и не в таких комфортных условиях. Так-то. А то, ишь, под видом Апокалипсиса решили поживиться душами — самым драгоценным, что есть во всём космосе…