Ожидание шторма
Шрифт:
— Дай бог вам могучего здоровья. И прожить чтобы еще раз столько. И второй раз столько...
— Сегодня танцы будут? — прервал излияния Каиров.
— После кино.
— Понятно.
Горничная ушла. Каиров позвонил начальнику Дома офицеров.
— Добрый вечер. Это Каиров. У меня к вам вопрос. Если кто-то из музыкантов джаза не выходит на работу, вы об этом знаете?
— Конечно, — ответил начальник Дома офицеров. — Кстати, в этом году случая такого не было.
...Джаз — саксофонист, барабанщик, аккордеонист, трубач, скрипач,
Барабанщик Жан восседал с достоинством, как король на троне. Но на устах его была совсем не королевская улыбка — бесхитростная и приятная.
Танцевальные пары заполнили зал. Стулья были придвинуты к стене, те, что оказались лишними, вынесены в фойе. Несколько морских офицеров стояли недалеко от входа, видимо обсуждая фильм. Один сказал:
— Впечатляюще. Пески, пальмы...
Другой возразил:
— По сравнению со Сталинградом — элементарное ученичество.
— Африканская жара что-нибудь значит.
— Жара, мороз... Все это приправа. Важна суть. Масштабы операции...
Пахло духами. Потом. Пол, слегка наклоненный к сцене, был выстлан паркетом. Скользить по нему не составляло труда, особенно вниз, к джазу. Каиров рассчитывал увидеть здесь Дорофееву. Но женщин танцевало много, преимущественно молодых.
В антракте Каиров подошел к Жану. Сказал:
— Вы большой мастер своего дела.
— Стараюсь, — ответил Жан, расстегивая ворот рубашки.
— Мой приятель, к сожалению покойный, — Каиров вздохнул, — майор Сизов был большим поклонником джаза.
— Я знаю. Он часто приходил на танцы.
— Значит, вы были знакомы? — обрадовался Каиров.
— Жан! — позвал саксофонист. — Пошли в буфет! Нас угощают пивом.
— Приду, — ответил Жан, — через пару минут.
Кругом разговаривали люди. Передвигались, толкались... Каиров взял Жана за локоть и увлек за кулисы.
— Я вас вот о чем хочу спросить, молодой человек. Последние четыре месяца мне не довелось видеть Сизова. Скажите, не заметили ли вы в его характере уныния, беспокойства?.. Короче, только между нами, не мог ли мой друг сам наложить на себя руки?
— Не знаю. Я видел Сизова в тот самый вечер, накануне его гибели. Он был весел. Мы немного поговорили.
— О чем говорили?
— Так, о пустяках.
Пропыленные бархатные занавеси темно-лилового цвета тяжело свисали с потолка, отбрасывая широкие и густые тени.
— Куда вы пошли четырнадцатого марта, расставшись с Сизовым?
— Сюда, в Дом офицеров. У нас была работа.
— В котором часу вы расстались?
— Что-то около девяти.
— И пошли сразу в Дом офицеров?
— Да.
— А мне сказали, что четырнадцатого марта ваш джаз до двадцати двух часов десяти минут играл
— Я вначале зашел в библиотеку.
— Взять книгу?
— Да. «Казаки» Льва Толстого...
— Интересная повесть.
— Еще не прочитал. Со временем совсем плохо.
— Это точно. Извините за старческое любопытство. Друзья ждут вас в буфете.
— Да что там! — ответил Жан. — Сизов был хороший парень.
Любопытства ради
Танго было старым, довоенным. Очень тоскливым и немного надрывным. Мелодия рождала банальные картинки томной, знойной жизни, свидетелем или участником которой Каиров никогда не был, но он видел такую жизнь в заграничных кинофильмах и даже слышал именно это танго в одном из них. Он забыл название ленты. Но кадры, как мусор, всплывали в памяти — берег океана, мужчина в пробковом шлеме и яркая женщина, с мольбой глядящая ему в глаза. Попугаи на пальмах, обезьяны...
Чужая тоска, чужие страсти. Дешевые, словно грим. И вот эта музыка, рожденная где-то далеко для других людей, для других печалей и радостей... Почему она здесь? Почему люди движутся в такт ей, повинуясь словно приказу? Хорошо это или плохо?
Подумать бы на досуге. По когда он будет, этот досуг?
Выбравшись из танцзала, Каиров свернул под лестницу и увидел, что дверь в библиотеку приоткрыта. Он вошел. Роксан сидел по одну сторону перегородки, Татьяна — по другую. Роксан встал, он был обязан встать при появлении полковника. Спросил:
— Вам нравится наш джаз?
Татьяна смотрела настороженно.
— Я достаточно стар, чтобы любить такую музыку, — ворчливо ответил Каиров и посмотрел на Роксана неприветливо.
Роксан все-таки смутился, но виду не подал:
— Предпочитаете симфонии?
— Марши. Они напоминают мне дни моей молодости. — Каиров повернулся к Татьяне: — У меня к вам одна просьба. Не могли бы вы дать мне почитать «Казаков» Льва Толстого?
— Книга на руках. Ой, надо напомнить Жану, чтоб вернул. Он всегда так: возьмет и держит месяцами.
Каиров вздохнул, бросил взгляд на стул, однако не сел. Сказал:
— Так уж и месяцами! Может, человек и взял ее совсем недавно.
— У меня отличная память. — Татьяна порылась в картотеке. Вынула абонементную книжку. — Смотрите, четырнадцатого марта. Он тогда еще просидел здесь чуть ли не весь вечер. Анекдоты глупые рассказывал.
— На нет и суда нет, — развел руками Каиров.
— Возьмите что-нибудь другое, — предложила Татьяна.
— Только из классиков.
— Есть Горький, рассказы.
— Это можно.
...Когда Каиров проходил мимо столика дежурного администратора, услышал голос Сованкова:
— Добрый вечер, товарищ полковник. Как жизнь?
Каирову нравился этот однорукий мужчина, по-житейски мудрый, приветливый. Он остановился, пожал ему руку. Откровенно сказал:
— День суматошный выдался. А годы уж не те.