Шрифт:
– У каждого, тварь, у каждого, говоришь!? – зашипела Роза. – Максим отказался, чертяга ты дрянной! И где он теперь? Мёртв!
При упоминании Максима, Данька сжал кулаки, бросил на Розу ревнивый взгляд. Старик не шелохнулся, выражения лица не поменял:
– Мальчик забыл о предостережении, изгнанная избранная. Пошёл туда, откуда не возвращаются. И не вернулся. Саша! – громко позвал Старик, не двинувшись, лишь взглянув на мальчика. – Он будет говорить с тобой, так как считает главным. Изгнанница слишком резка, в ней пляшут гормоны и горячая кровь, а не разум;
Саша поймал быстрый кивок Розы и медленный – Даньки, махнул лавандовой фее. Землю как следует встряхнуло, поднялся гул, листья опали с кустов, словно держались на одном честном слове. Шипастые корни показались над садом, как змеи, после чего с силой вырвали из захоронений сорок восемь тел. Запахло гнилью и страхом.
Один за другим закричали дети, приходя в себя. Они ожили. Лицо Старика перекосилось и треснуло, как недавно треснул Данькин амулет. Чудища кидались в сторону, сбивая избранных, падали на бок, лишаясь конечностей, рассыпающихся в прах. Или просто тонули, в своём же прахе.
Мечты умирали, так как в них переставали верить.
С каждым исчезающим хранителем спешили исчезнуть и аттракционы, предварительно развалившись твёрдыми конструкциями, угрожающими придавить невнимательных глупцов. Роза чертыхнулась и бросилась оттаскивать шокированных детей, Данька за компанию побежал следом.
Саша с минуту смотрел, как Старик тянет к нему окаменевшие пальцы, пытается раскрыть рот, разрезанный трещиной посередине, после чего развернулся. Грудь у лавандовой феи тяжело вздымалась. Как и объясняла, как Саша правильно понял, ради такого фокуса, требовалось чертовски много энергии. Равновесие. Фея улыбнулась и лопнула сотнями бабочек, в секунды разлетевшимися в стороны. Часть их сбили и затоптали дети, а другая часть по какой-то странной причине осела на трупы, как мухи.
Страх – явление первобытное, животное и весьма обыденное для человека, как и то, что он может дышать. Коллективный, он бывает разным: диким, когда жертвы в ужасе бегут от смерти, забывая о ближних; сплачивающий, если существа, попавшие под его влияние, помогают друг другу, действуют слажено… и табунный, истинно животный, когда испуганные действуют только слажено, не более. Последним видом страха, к счастью, пользовались не многие политики и полководцы. Сейчас под контроль его взял и Саша.
Он крикнул яростно, надрав горло, приказал идти за ним и поклялся, что приведёт их безопасное место. Дети поверили ему. А что им ещё оставалось?
***
Этой ночью у хижины нормализовались погодные условия, исчезли тучи, стало тепло. Мешал неожиданно появившийся сильный ветер, из-за которого шумела соломенная крыша. Мешали и голоса детей. Роза спряталась за перегородкой, не в силах сосредоточиться, взглянула на своё отражение в зеркале. Саша с улыбкой наблюдал за ней, прислонился спиной к стене, словно подчинённый, докладывая:
– Тряпок и палок хватило, Роз. Тем, кто не влез в хижину и сарай, мы поставили палатки, хотя по-отдельности они отказываются спать. И их можно понять – боятся. По порции овощей, фруктов и соленей досталось каждому. Честно, я не верил, что твой погребок на это способен, но оказывается, что ты просто тесно всё укомповала. Еды хватит, как минимум, на неделю. Думаю, рассада нам с этим поможет. И, Роз, левее…
– Что – левее? Ах! Твою мать! Саш, спасибо. Я не заметила. У ребят всё в порядке с головами? Моя помощь не нужна? И что там с Данилом? Он странно на меня посмотрел. Ты видел его взгляд?
– Никто не болен, Роз, успокойся, а Данька обиделся за то, что ты не говорила ему про «братскую могилу» и Максима. Кстати, Данька сейчас общается с теми, кто уже способен здраво мыслить, собирает группу, чтобы по правилам, с уважением предать тела умерших земле.
– Они живы, Саш, – заметила Роза. – На Земле они живы. И помощь моя всё-таки пригодится. Ты бледный, а жар я и отсюда чувствую. Грипп. Попозже возьми отвар из погребка, а то ударит болезнь в самый неподходящий момент. Сейчас ты её вряд ли чувствуешь. И ещё, Саш, я выгляжу не слишком ужасно?
«Нет» огорчило бы Розу, а «Да» лишь подтвердило бы то, что выглядит она ужасно, но не слишком. Поэтому мальчик ответил на тот вопрос, который девчонка не задавала.
– Поправимо, и я верю, что у тебя всё получится.
Отражение Розы в зеркале устало улыбнулось Саше.
Минут десять назад Изгнанница с безумными глазами выгнала спасённых детей с огороженной перегородкой части хижины. Порылась в деревянном сундуке, пару раз душераздирающе чихнула от пыли и, наконец, нашла комплект старенькой, видимо, давным-давно выжеланной у Существа косметички. Поставила зеркало на стол, создав подобие трюмо… и – судя по конечному результату – дала волю воображению!
Причиной «творческой» неудачи служили даже не изрядно подсохшая и подтёкшая косметика, а трясущиеся руки Розы. Со стороны это выглядело забавно. Саша и не задумывался о глубине проблемы. Помада непропорционально измазала щёки, карандаш нарисовал фингал под глазом.
– Саш, подай мне влажную тряпку. На верёвке, сбоку.
– Какую из?
– Ту, на которой нет косметики.
В этот раз руки дрожали меньше. Роза успешно подвела веки, накрасила ресницы. Содержимое палетки слегка подсохло, к удивлению, кроме ярко-розовых тонов, какие девчонка и нанесла, став вмиг милее и румяней. Накрасила губы, рука дрогнула – слегка мазнула, почти незаметно для мужского глаза. Расчесала выгоревшие волосы и полюбовалась в отражение. На неё смотрела красивая, но тощая девушка, с уставшими глазами взрослого человека.
– Превосходная, – сказал Саша. – Была и остаёшься. Теперь-то объяснишь, Роз?
Девчонка обворожительно улыбнулась, дрожащими руками положила гребень на стол.
– Не смейся, но я не хотела покидать вас страшной и не накрашенной.
– Покидать? – мурашки пробежались по телу, когда мальчик понял, что не слышит голосов детей. – Что это значит?
Воздух задрожал, завибрировал от неожиданных криков и визгов. У Саши закружилась голова, комната поплыла; недвижимой осталась лишь Роза.