П

Миконов Илья Геннадьевич

Жара. Он старался приспособиться. Шёл в панамке, кроссовки с носками давно стянул и спрятал в рюкзак. Брючины джинс закатал, снял футболку. Саша уже видел миражи, когда закончилась третья фляжка. Слабенькие, связанные с водой и прохладой. Голова кружилась, в глазах темнело. Но дорога вела его вперёд, не исчезала, не смотря на слова Розы. А леса были близко. В пятистах метрах, не больше.

Обман. Саша понял это тогда, когда обернулся назад. Дорога исчезла. Он взглянул в сторону лесов и ужаснулся. Их тоже не стало. Повернулся снова и осел на сухую, потрескавшуюся

землю. Горизонта не было, не было песков. Были камни, жара и выжженная степь, в расщелинах, тянущаяся бесконечно вперёд, назад, влево, вправо, где не было горизонта. Степь, у которой не было конца.

Иллюзия. Первое, что подумал мальчик – мираж, фата-моргана, что угодно. Существо обмануло его. А он попался, как дурак. Однако Саша не сдался. Слишком рано. Определил, где север: солнце клонилось к закату. И пошёл.

Присел под тенёк высоченного камня, чтобы отдохнуть, как вдруг увидел мальчика, безумно знакомого. Мираж? Но так близко? Пришлось встать и выйти под солнце, чтобы проверить.

Это была иллюзия, это был сам Саша. Мальчик чувствовал, что ноги подкашиваются, когда смотрел на двойника. Солнце почти скрылось из виду. И вдруг иллюзия решила доказать, что она весьма материальна. Улыбнулась.

«Неужели у меня такая отвратная лыба?», – подумал мальчик, перед тем как мираж грубо толкнул его на камни.

***

– Да лежи ты, Саш! Не дёргайся – слетит повязка с целебными бутонами из Дольфловера, или палку заденешь, и твоя палатка тут же развалится. Кстати, классно придумал. Я минут десять под солнцем страдал, чтобы понять, как её ставить.

Саша открыл глаза, всё же привстал. Чувствовал он себя лучше, по сравнению с предыдущим пробуждением. Лишь болел висок, и горела обожжённая солнцем кожа. К жажде он привык.

Данька тоже изрядно подгорел, но на нём это выглядело просто ужасно. От природы блондин, бледный, да ещё и с голубыми глазами – его кожа покраснела, как накалённый молот кузнеца. У Саши же больше половины ушло в загар.

Был день, судя по жаре и свету.

– Простишь меня снова? – Данька улыбнулся, протянул ладонь.

– Если и ты меня простишь, Дань.

– Прощаю. И даже не буду злиться за Розу. Ну, её это был выбор. Кто знал, что я и вправду настолько туп, – он задумался, улыбнулся: – в плане девочек, конечно же.

– Дань, – Саша тоже улыбнулся, потянулся к рюкзаку, готовясь использовать его в качестве щита. – Я про Розу наврал хорошенько. Прям превосходно. Она перед роковым моментом совсем другое мне сказала. Просила передать тебе, что ты «чертовски ей понравился».

– И между вами ничего не было?

– Мне тринадцать, а тебе двенадцать…

– Отвечай!

– Ничего, Дань, вообще. Твоя она. Была.

Данька отреагировал спокойно. Саша выдохнул и лёг на рюкзак. На землю.

– Дань, сколько я уже в пустыне?

– Два дня.

– Расскажи мне всё. Всё! Эти два дня я крутился как белка в мясорубке… Помню мало и только ощущения: жару, боль. Странное место. И ты видел горизонт? Лес?

– Можешь приподняться и

взглянуть. Мы в десяти минутах ходьбы от логова Существа. Не знаю, как тебя так занесло. Я шёл не больше шести часов. Сверялся по компасу, который нашёл в вещах Розы. Кстати, ты знал, что солнце Предела Мечтаний может перемещаться с востока на запад и наоборот? В самом начале я думал, что ошибается компас. Но солнце реально поднималось со стороны лесов, а не Моря русалок. Когда я тебя нашёл, ты брёл назад и чуточку влево, на восток. Увидел меня и упал. Голова уже была расквашена, судя по струпу.

– Дань, кажется, меня обманули. Роза говорила, что проход на север надо заслужить, выполняя чёртово испытание. Бродить среди иллюзий и выживать. А ты избежал этого!

– Нет, – Данька фыркнул. – Всё правильно. Испытание пройдено мной и тобой. Просто правила никто не знал. Скорее, они такие же, как в игре на доверие. А все, кто ходили сюда, забывали о друзьях, о взаимопомощи, поэтому и погибали. Даже Колумб не в одиночку Америку открыл, что про это глупое испытание говорить!

Повисла тишина. Через минуту её нарушил Саша:

– Дань, у тебя есть вода?

– Закончилась давно, я мазь ем. В ней влаги полно, а упаковка большая.

Мальчик снова приподнялся и увидел баночку крема, которую Данька рассматривал, когда был в хижине изгнанницы. Мальчик протянул её приятелю. Название уверяло, что средство абсолютно натуральное. Кремовая субстанция хранила на себе десятки отпечатков пальцев.

– Выживают приспособленные, – улыбнулся друг.

***

Они вышли вечером. Приготовили динамит и факела. Саша вытащил нож. Оделись, потому как ночью становилось леденяще холодно. И пошли к неправдоподобному коридору, с двух сторон окружённому каньонами, за одним из которых блестела река и возрастали чёрные дебри, а за другим простиралось волнующееся море.

– Ты чего боишься? – спросил Саша, замедлив шаг.

– Много чего. А страх ведь всего один оживает, да? Самый жуткий? Ну, тогда это сороки. Когда мне годков шесть было, я увидел, как эта чёрно-белая бестия крысу обклёвывала… Тогда и пошла фобия, ничего с собой поделать не могу. Саш, а ты чего боишься.

– Смерти.

Их заставили разделиться. Каменная стена, изрытая расщелинами и трещинами, как земля под ногами, выросла в секунды, поделив широкий коридор вдоль и до конца. Саша застучал кулаками. Стена передала ответную вибрацию – молотил и Данил.

– Саш! САША! Началось!

– Успокойся! Я слышу тебя. Страх ещё не ожил?

Мальчик услышал вскрик Даньки и пронзительное щебетанье, настолько громкое, что его должна была издавать сорока-великан. Огромная чёрная голова пернатой резко появлялась над стеной и тут же исчезала, сопровождаясь лёгким дрожанием земли. Сорока по-птичьи прыгала за Данькой, значит, он убегал. Но мальчик не кричал, значит, боялся очень сильно. Так, что захватывало дух.

– Данька, динамитом тварь взорви! И кричи, чёрт возьми, чтобы я знал: ты жив! У меня никого. Отвлекай сороку, я подорву стену!