Пациент всегда мертв
Шрифт:
— Это он, — объявил Майло.
— Мистер Бежевый, — сказал Диас. — Ваш парень, однако, не радует глаз буйством красок.
Подойдя ближе к скамейке, Ларсен приветствовал Гулла легким кивком. Сел. Не сказал ни слова.
Диас подкрутил гетеродин, и пение птиц стало громче.
— Спасибо, что пришел, Элбин, — сказал Гулл. Динамик добавил его голосу металла.
Голос Ларсена:
— Ты выглядишь расстроенным.
Гулл:
— Я действительно расстроен, Элбин.
Ларсен скрестил ноги и взглянул на детей. Осталось двое ребятишек. Одна служанка.
Диас поколдовал над другим гетеродином, и камера приблизила лицо Ларсена. Апатичное. Невозмутимое.
Диас уменьшил изображение, вместив в экран обоих мужчин.
Гулл:
— Меня допрашивала полиция, Элбин.
Ларсен:
— На самом деле?
Гулл:
— Похоже, это тебя не слишком удивило.
Ларсен:
— Я полагаю, тебя допрашивали по поводу Мэри.
Гулл:
— Началось с Мэри, но потом они стали задавать вопросы, которые меня смутили, Элбин. О нас… нашей группе, наших доходах.
Тишина.
— Элбин?
— Продолжай, — сказал Ларсен.
— О "Стражах справедливости", Элбин, — трагически произнес Франко Гулл.
Майло усмехнулся:
— Парень считает себя актером.
— Он сегодня и есть актер, — сказал я.
Элбин Ларсен по-прежнему молчал.
Мы слушали пение птиц и крики трехлетних малышей.
— Элбин? — сказал Гулл.
— На самом деле? — отозвался Ларсен.
Гулл:
— На самом деле.
Ларсен:
— Какого рода вопросы?
Гулл:
— Чьей идеей была эта программа, откуда мы о ней узнали, как долго все продолжается, все ли мы втроем участвовали в ней. Потом они перешли на личности, и это особенно тревожит меня. Какую я лично получил компенсацию, могу ли я подтвердить цифры. Говорила ли Мэри о том, что счета можно бы завысить. Они просто рыли землю, Элбин. Этакие фашиствующие молодчики. Мне кажется, они подозревают какое-то мошенничество. Есть ли что-то такое, о чем вы с Мэри мне никогда не рассказывали?
Молчание. Одиннадцать секунд.
— Кто задавал эти вопросы? — спросил Ларсен.
— Те же копы, что были в первый раз, вместе с каким-то идиотом из "Медикал".
Молчание. Гулл придвинулся к Ларсену. Тот даже не шелохнулся.
— Это крепкий орешек. Спорю, что он сухой, как кость, — сказал Диас.
Четырнадцать секунд, пятнадцать, шестнадцать.
Гулл:
— Что-то происходит, Элбин? Я должен знать. Они пристают именно ко мне, а я не знаю, что говорить. Есть что-то такое, что я должен знать?
Ларсен:
— С чего ты взял?
Гулл:
— Они… держатся очень уверенно. Словно они в самом деле о чем-то пронюхали. Я помню, вы с Мэри хотели, чтобы я принимал больше пациентов от "Стражей", но я сказал вам, что я не по этой части. Так почему они теребят меня? Я не имею никакого отношения к этой программе.
Молчание. Девять секунд.
Гулл:
— Ведь так, Элбин?
Ларсен:
— Возможно, они думают, что ты в курсе.
Гулл:
— Я не в курсе.
Ларсен:
— Тогда тебе не о чем беспокоиться.
Гулл:
— Элбин, есть что-то, о чем мне нужно беспокоиться?
Ларсен:
— Что ты рассказал им о своих счетах?
Гулл:
— Что я выставил счета на нескольких пациентов, которых принял, и все. Но они были настроены скептически. У них на лицах это было написано. Несмотря на то что я сказал правду… Ты же знаешь, Элбин.
Одиннадцать секунд.
Гулл:
— Ну же, Элбин. Что там такое со счетами, о чем я не знаю?
Ларсен:
— Это по-настоящему тебя удручает?
Гулл:
— Не играй со мной в психотерапевта, Элбин.
Ларсен слегка улыбнулся.
Гулл:
— Я задал тебе прямой вопрос, и сейчас не время для околичностей, Элбин. Я прошел через мясорубку у этих фашистов.
Шестнадцать секунд. Ларсен встал, отошел на несколько футов от стола ближе к игровой площадке, руки заложены за спину. Прямо настоящий профессор.
Франко Гулл бросил взгляд назад, в сторону грузовичка. На влажном лице выражение беспомощности. Смотрел прямо на нас.
— Идиот! — бросил Майло.
Ларсен вернулся к столу и сел на свое место.
— Ты явно не в себе, Франко. Это и понятно — смерть Мэри для всех нас очень огорчительна.
— В том-то все и дело, Элбин. У меня такое чувство… после встречи с ними, с полицией… что они считают, будто гибель Мэри как-то связана со "Стражами". Да, это звучит как безумие, но если они так думают, то кто знает, что будет дальше.
Четыре секунды.
Ларсен:
— С чего им так думать?
— Это ты мне скажи. Если тебе что-то известно, я должен знать, ты должен рассказать, это будет честно. Я в трудном положении… Ты не представляешь, как они обращаются с теми, кого в чем-то подозревают. Они мне беспрестанно звонят, срывают мне сеансы и приходят в офис для допросов. Ты когда-нибудь бывал в полицейском участке, Элбин?
Ларсен улыбнулся:
— Приходилось.
— Ага, видимо, где-то в Африке или еще где-нибудь. Но ты не был в шкуре подозреваемого. И я должен тебе сказать — ничего приятного в этом нет.