Падение лесного короля
Шрифт:
– Мудер, мудер. Но смотрите не перемудрите.
– Капитан, я простой советский труженик. Единственно, что мог бы я недоглядеть - это либо излишки на складе, либо недостачу. Такое бывает. Но склад сгорел. Теперь все, что есть в бумагах, - он прихлопнул лежавшую на столе папку ладонью, - то и было на самом деле. Но я человек откровенный все, что вас интересует, - расскажу.
– Почему Чубатов запоздал со сплавом?
– По причине собственной алчности. В июле еще держалась в реке хорошая вода. Лес был у них заготовлен, тысячу с небольшим кубов.
– С чего бы это охватила его такая азартность?
– А-а? Видите ли, капитан, была при нем одна особа, которую он грозился озолотить.
– Дарья? Ваша бывшая жена?
– И это вы знаете.
– Утвердительным наклоном головы он как бы упреждал очередные вопросы на эту тему.
– Хорошо с вами беседовать, капитан. Не надо отвлекаться на пустяки. Итак, о деле. К примеру - пригони бригада тысячу двести кубов лесу - каждый получает тысячи по две рублей на руки. А если две тысячи кубов? То оборот другой, особенно для бригадира: во-первых, двадцать пять процентов премиальных, да столько же за бригадирство, да плюс к тому сплав, себестоимость... Ну, Чубатов рассчитывал заработать тысячи четыре чистыми. Вот он и договорился с работниками запани: пригнали они кран и пошли ворочать - почти месяц таскали топляк. Плоты связали тяжелые, а тут еще вода спала. Они и остались на мели.
– А вы в этой ловле не участвовали?
– Мне-то она зачем? Я не охотник до больших денег. А деньги он кидал большие. Платил всем направо и налево, угощал, поил... Широкая натура! Все, мол, время спишет. Победителей не судят. Вот что он теперь скажет? Каким голосом теперь он запоет? Кто ему спишет такие деньги на топляк? А там еще тросы, канаты, сбруя, лошади! Он одних саней да подсанок у Голованова взял, поди, на полтыщи рублей. И все - под голую расписку. Кому нужны теперь эти расписки? Подай накладные. А где их взять? Ох, не завидую я Ивану Чубатову. Не завидую...
10
Чубатов выписался из больницы на третий день здоровым и веселым, как сам про себя любил говорить. Кровоподтеки на скулах и щеках теперь сходили за бурые пятна неровного загара; волосы вились и путались на ветру, кожаная курточка туго обтягивала плечи, ноги сами бегут. Держи, а то расшибуся!
В таком-то бесшабашном состоянии духа мигом просквозил он вечереющими улицами пыльного Уйгуна, вышел на луговой откос, где на берегу небольшого озера стояли новые двухэтажные дома, постучался в торцовый подъезд, где жила Даша. Сверху в окно выглянула старуха, сказала весело:
– Эй ты, король червей! Эдак ты своим чугунным кулачищем и дверь в щепки разнесешь.
– А где Дарья?
– Ды где? Чай, на работе. Отчет гонит. У них же конец месяца.
– Фу-ты ну-ты, лапти гнуты...
– Чубатов спрыгнул с крыльца и помотал к центру города.
Дашу застал он в райфо за конторским столом. Она как-то торопливо, словно чего-то испугавшись, спрятала свои бумаги в стол и, не целуясь, не обнимаясь, хотя в кабинете за другими столами никого
– Ты чего, иль не рада мне, изумруд мой яхонтовый?
– опешил Чубатов.
– Пойдем! Начальник еще здесь. Может выйти в любую минуту.
Они вышли на безлюдную улицу. Кое-где в окнах уже вспыхнули огни. Тишина и пустынность. Даша, взяв его под руку, все так же торопливо уводила подальше от своей конторы.
– Ты говорила с начальником райфо?
– спросил Чубатов, догадываясь о какой-то неприятности.
– Говорила. Его как будто подменили. Или кто настроил, не знаю...
– А что такое?
– Показала ему твои расходные списки, он и не смотрит. Это, говорит, не документы.
– Что он, с луны свалился?
– гаркнул Чубатов, останавливаясь.
– Я ж по ним пять лет отчитывался!
– Пойдем, пойдем же!
– тянула она его за руку.
– Еще не хватало, чтобы к нам зеваки стали подходить.
– Да чего ты боишься?
– Я ничего не боюсь. Пошли!
– увлекала она его за собой.
– По дороге и поговорим.
– Что с ним? Какая муха его укусила?
– Не знаю. Какой-то он дерганый. Кричит! Что вы мне подсовываете? Это на твои расписки. Четырнадцать тысяч рублей по филькиной грамоте я не спишу!
– Я же меньше десяти тысяч ни разу не расходовал. Ни разу!
– повысил голос Чубатов.
– Да не ори ты, господи!
– Даша оглянулась - нет ли кого.
– А пригонял я по тысяче двести, по полторы тысячи кубов, - грохотал Чубатов, не обращая внимания на ее одергивания.
– А теперь я заготовил две тысячи. Разница!
– И я ему это же говорю. А он мне - вот когда пригоните их в Уйгун, тогда и расходы спишем.
– Я ему что, Сангия-Мама? Удэгейский бог? Дождем я не повелеваю и рекой тоже.
Они приостановились возле освещенного ресторанчика, откуда доносилась приглушенная музыка.
– Зайдем, Дашок! В этой больнице кормили меня кашей-размазней и пустой похлебкой. В брюхе урчит, как на речном перекате.
– Я тоже проголодалась, - согласилась она.
– Сегодня толком и пообедать не пришлось. Торопит начальник с месячным отчетом.
В ресторане публика еще только набиралась, но оркестр уже сидел на своем возвышении справа от входа. Увидев Чубатова, оркестранты заулыбались и оборвали какой-то ритмический шлягер. Черноголовый худой ударник с вислым носом привстал над барабаном, грохнул в тарелки и крикнул:
– Да здравствует лесной король!
И оркестр с ходу, по давнему уговору, рванул "Бродягу". Это был входной музыкальный пароль Чубатова, который он всегда щедро оплачивал.
– Спасибо, ребята!
– трогательно улыбнулся Чубатов и протянул им пятерку: вынул ее из заднего кармана, не глядя, как визитную карточку.
Присаживаясь за столик, Даша сказала ему:
– Ты шикуешь, как будто уже премию получил.
– А-а, помирать, так с музыкой, - скривился Чубатов и жестом позвал официантку.