Падение лесного короля
Шрифт:
Улыбки кончились, лица потухли. Председатель взял сигарету, протянул пачку Чубатову, закурили...
– Мы просто задыхаемся без твоего леса. Завьялов каждую неделю звонит у него к зиме новый коровник строится. Столбы, перекладины - весь каркас поставили из железобетона, а стены бревенчатые, по типу шандоров. Ну и сам понимаешь... Стала стройка.
– Я для него четыреста кубометров заготовил.
– Он тебе в ножки поклонится.
– Никита Александрович в упор и строго посмотрел на Чубатова.
– Но как доставить эти кубометры? Ты можешь что-то предпринять? Ну хоть
Чубатов, потупясь, тяжело выдавил:
– Боюсь, что до весны лес не притянем. Дорог нет. Осталось только одно - ждать большой воды.
– То-то и оно...
– Никита Александрович побарабанил пальцами о стол, отрешенно глядя в окно.
– Вот так номер! И как ты ухитрился обсушить плоты?
– Кто знал, что в августе будет засуха? А весь июнь-июль вода держалась высокой. По нашей-то нужде не хотелось налегке возвращаться.
– Так-то оно так. Да вот видишь, что получилось. Где твои люди-то? Вербованные?
– Четверо на запани осталось, шесть человек подались в леспромхоз. А двое где-то здесь болтаются. Для связи - на случай, если деньги дадите.
– Окончательный расчет, что ли? Откуда взять деньги-то? Мы же не можем твой лес на баланс поставить? Он пока ничей... Обесценен. Вот когда пригоните его, тогда будет и окончательный расчет, и премиальные, и все такое прочее.
Чубатов, слушая эти слова, все ниже опускал кудлатую голову. Потом сказал с глухой обидой:
– Вот не ожидал, Никита Александрович. Но хоть расходы списать по заготовке леса сможете?
– Он достал из кармана толстый бумажник, раскрыл его, положил на стол.
Здесь было множество мятых бесформенных расписок, сделанных на тетрадных листках, на блокнотных листочках и просто на клочках бумаги.
– Сколько у вас расходов-то?
– Шестнадцать тысяч с небольшим. Две с половиной тысячи в райфо списали. Осталось четырнадцать!
– Подходящая сумма...
– Так ведь две тысячи кубов заготовлено!
– с горечью и силой сказал Чубатов.
– Я же не вру.
– Понятно, понятно!
– Никита Александрович озабоченно опустил на грудь голову, выдавливая еще и третий подбородок.
– Только на чей счет мы теперь запишем эти четырнадцать тысяч?
– Половину спишет райфо на зарплату лесорубам. А семь тысяч погасит Завьялов, как обычно, на такелаж спишет. Я ж ему четыреста кубов заготовил!
– Но пока лесу у него нет.
– Так будет! Куда он денется? Подтвердите, что лес заготовлен. Если хотите, пошлите туда комиссию, обмерят плоты, обсчитают.
– Комиссию послать - дело нехитрое. Но финансами своими распоряжается сам Завьялов, а не я. Понимаешь?
– Понимаю, как же! Не первый год так делаем. Вы ему визируете, чтобы оплатил такелаж. Он оплатит, то есть принимает расходы. Лес-то ему идет. И другим занаряжаете таким же образом.
– Тебе придется самому съездить к нему и договориться, - карие глаза Никиты Александровича смотрели теперь грустно на Чубатова.
– Но, Никита Александрович, не может же Завьялов принять эти расходы без вашего разрешения, - Чубатов еле удержался на подвернувшемся упреке: "Не дурачьте же меня!"
–
12
Василий Иванович Завьялов слыл в округе человеком широкой натуры и крепким хозяином. Он сам приехал за Чубатовым. С утра пораньше! Дарье поставил корзину красных помидоров величиной с детскую голову каждый, да трехлитровую банку ароматного меду, чистого, темного, словно янтарь, да копченой свинины. Хоть и пожилой, но еще крепкий - не ладонь, а каменная десница. Лицо обветренное, загоревшее до черноты, с глубокими извилистыми морщинами, как из мореного дуба вырезано. Но сам такой обходительный, деликатный. Присел на краешек стула, будто боялся обломить его. Разговор вел легкий, утешительный:
– Это хорошо, что вы надумали съездить в отпуск куда подальше. Погодка теперь хоть на Тихом океане, хоть на Черном море благоприятствует...
Чубатов, звоня ему, заикнулся насчет денег: одолжите, мол, на отпуск. "Это мы всегда пожалуйста!" - был немедленный ответ.
И Дарья, провожая Чубатова в гости к Завьялову, впервые за эти дни воспрянула духом: а что? Если сам Завьялов благоволит к Ивану, то, может, все и утрясется. У Завьялова авторитет. Он и самого начфина убедить сможет.
Но в "газике" Завьялов как-то погас, тяжело навалившись на баранку, насупленно молчал всю дорогу, пока выбирались из города.
Заговорил, когда вырвались на простор, в поле, сказал, не глядя на Чубатова, не скрывая горечи:
– Крепко ты нас подвел, Ваня. Мы на тебя надеялись как на бога.
– На бога, говоришь?
– вспыхнул Чубатов.
– А кто засуху в августе послал? Я, что ли?!
– Мог бы и поторопиться, в июле пригнать плоты.
– А кто меня упрашивал? Заготовь сотни четыре кубов! До зимы ждать буду. Не ты ли, друг ситный?
– Я, Ваня, я. По нашей нужде не только попросишь - на колени встанешь, молиться будешь: пошли, господи, леса, кирпича и цемента!
– Ты просил, я заготовил. Как уговаривались - четыре сотни кубов только для тебя! В чем же моя вина?
– Да разве я тебя виню? Я плачу. Мне коровник до зимы построить надо. Коровник на четыреста голов! Понял?
– Я ж тебе не начальник строительного треста.
– В том-то и беда, что нет у нас начальника и треста нет. Для нас, для колхозов, строить некому. И деньги есть у нас. Много денег, Ваня. У меня полтора миллиона чистых денег в банке. Хоть сейчас пускай в оборот. Полтора миллиона! Да я бы на них не то что коровник - коттеджи всем построил бы. Но стройматериалы купить негде, нанять строить некого.
– У вас же есть областной Межколхозстрой?
– А-а!
– только покривился.
– Это - худая контора. Она может строить только дворы дорогие, сплошь из железобетона. Одно коровье место обходится в две с лишним тысячи рублей. Представляешь? Да и то на пять лет вперед ей все уже заказано и расписано. Мы стараемся строить и подешевле, и побыстрее. Упросил я ПМК-90, что геологов обстраивает: поставьте мне, говорю, только каркас для коровника. А стены я сам заполню. Построили они каркас, а стены твои в тайге, в заломе остались.