Падение Запада. Медленная смерть Римской империи
Шрифт:
В 441 году на Сицилии были сосредоточены крупные экспедиционные силы с целью подготовки вторжения в Северную Африку. Феодосии II направил в поддержку своему западному коллеге значительные войска из восточной армии, а также много военных кораблей. Но вторжение так и не было осуществлено. Начались переговоры, и вскоре в результате оказывавшегося на Восток давления силам византийцев пришлось возвратиться для укрепления балканской границы, подвергавшейся атакам гуннов. В 442 году был заключен договор, в результате которого вандалы получили власть почти надо всей территорией наиболее процветавших областей Северной Африки. Примерно в это время дочь Валентиниана Евдокия обручилась с сыном Гейзериха Гунерихом. Последний уже был женат на дочери вестготского царя, но Гейзерих быстро разрушил этот брак, обвинив молодую женщину в покушении на убийство его особы. Ее изуродовали, отрезав уши и нос, и отослали к отцу. Вестготы находились слишком далеко, чтобы враждебность с их стороны имела какое-то значение для вандалов, тогда как перспектива союза с императорским домом выглядела весьма соблазнительно с точки зрения вандальского царя. Евдокия, еще не вышедшая из детского
65
Прокопий утверждает (Ргосор. Bella. III. 3. 22—30), что Бонифаций пригласил вандалов в Африку, надеясь использовать их в качестве союзников в борьбе против Аэция, но впоследствии раскаялся в этом поступке; о письмах Блаженного Августина см.: Heather (2005). Р. 267 & 271. В эти годы им были составлены следующие письма: ер. 220, 229-231.
Аэций правил Западной империей два десятилетия. Практически все эти годы он воевал, сражаясь в том числе с вестготами, алеманнами, франками, бургундами и свевами, а также с мятежниками, известными под именем багаудов, появившимися в северо-восточной Галлии. Придворные поэты прославляли его, как прежде Стилихона и Констанция, воспевая его храбрость, таланты и молниеносные победы в самых пышных словах. Его панцирь служил ему «не столько доспехами, защищавшими его, сколько его повседневной одеждой». Практически постоянно участвуя в кампаниях, Аэций использовал даже краткие перерывы между сражениями для подготовки будущих войн. Но частота операций сама по себе свидетельствует, что его успехи носили ограниченный характер и никогда не имели решающего значения. Он также тщательно заботился о том, чтобы не дать ни одному из потенциальных соперников установить контроль над войсками и одерживать победы. Фактически армия была одна, и командовал ею лично Аэций.
Утрата значительной части Африки, а также продолжавшаяся оккупация части Галлии вестготами и Испании — свевами вызвали значительное сокращение налоговых поступлений и ресурсов в распоряжение правительства Валентиниана. Вследствие этого Аэций с неизбежностью получал меньше войск, чем Стилихон или Констанций. Некоторые сокращения, вероятно, осуществлялись сознательно, поскольку император и наиболее влиятельные при дворе лица стремились наложить ограничения на военачальника, урезая доступные ему ресурсы. Значительной частью своих успехов Аэций был обязан союзникам-гуннам, и именно благодаря их усилиям ему удалось сокрушить державу бургундов в 436—437 годах. Полное поражение последних впоследствии легло в основу эпического сказания о Нибелунгах, более знакомого нам сегодня благодаря циклу опер Вагнера, хотя, очевидно, сюжет его далек от реальных событий. Эту наиболее выдающуюся за всю его карьеру победу Аэций одержал почти исключительно благодаря своим союзникам. Гунны также успешно действовали против багаудов и вестготов, пока те не понесли тяжелого поражения близ Арелата (совр. Арля) в 439 году{468}.
Насколько хорошо Аэций и Аттила знали друг друга, неясно. Между Западной империей и гуннами осуществлялись регулярные и частые дипломатические сношения, и мы знаем, что Аэций посылал Аттиле помощников, умевших писать по-латыни. Это не обязательно свидетельствует о чем-то кроме желания смягчить могущественного вождя. К 450 году Аттила, по-видимому, уже рассматривал план нападения на Западную империю. Однако он никогда не ставил себе в качестве первоочередной военной задачи захват новых территорий, а балканские провинции уже были основательно разграблены во время прежних нападений гуннов. Власть Аттилы в конечном итоге основывалась на возможности щедро награждать своих сторонников. Для этого требовались военные успехи: благодаря им он захватывал добычу и к тому же внушал страх, побуждавший выплачивать ему дань. Он ловко изыскивал предлоги для нападений, пользуясь конфликтами по незначительным поводам. Поначалу он вступил в переговоры насчет войны с вестготами на стороне Валентиниана III. Ходили также слухи об объединении с Гейзерихом. В конце концов он нашел самый неожиданный повод начать войну.
У Валентиниана III была сестра — Гонория, дочь Галлы Плацидии. Не будучи замужем — несомненно, ей не давали вступить в брак, дабы не позволить никому породниться с императорской фамилией и тем самым предотвратить появление возможного соперника в борьбе за престол, — она вступила в связь с управляющим ее имуществом и забеременела. Любовника казнили, а Гонорию выдали за сенатора, надежного в политическом отношении; вероятно, он был значительно старше ее и, уж конечно, туп и неуклюж. Решив во что бы то ни стало избавиться от этой участи, она каким-то образом сумела передать письмо и свое кольцо Аттиле, моля его о помощи. Гуннский король с радостью принял их в качестве предложения о заключении брака и заявил претензию на половину территорий Западной империи. Хотя эта история напоминает романтический вымысел, она четко прослеживается в наших источниках и вполне может соответствовать истине. Мать Гонории выдали за гота Атаульфа, предположительно в то время, когда она находилась в плену и не могла отказать ему. Позднее племянницу Гонория, дочь императора, Евдокию, обручили с вандалом. Супружество с обладавшим огромной властью вождем гуннов было вовсе не так трудно себе вообразить, как в прошлом, даже если для женщин императорской фамилии до сих пор считалось неподобающим выбирать себе мужей{469}.
Предложение, поступившее от Гонории, давало Аттиле удобный предлог начать переговоры и оказалось бы весьма полезно при их ведении. Однако имеются веские свидетельства тому, что в его планах война должна была выйти за рамки масштабного набега с целью грабежа. В 451 году он повел свою армию через Рейн близ современного Кобленца (войско проделало значительный путь, если исследователи правы, предполагая, что он вышел из Паннонии ранее в том же году) и быстро захватил большинство близлежащих поселений. Среди разграбленных городов был и Трир, столь часто игравший роль столицы империи в конце III—IV века. Гуннская армия, на деле во многом состоявшая из союзных войск и в том числе включавшая большой контингент готов, двинулась дальше, но, по-видимому, ее наступление замедлилось, когда ей не удалось взять Орлеан. К этому времени Аэций собрал армию, чтобы встретить врага. Она также состояла в основном из войск союзников, сражавшихся под командованием своих собственных военачальников. В нее входили франки, бургунды, аланы и саксы, а также значительные силы готов из Аквитании под предводительством их короля Теодориха. Где-то в области, известной под названием Каталаунских полей (Campus Mauriacus), произошло крупное сражение — редкость для тех времен. Аттила, очевидно, не смог выиграть эту битву; более того, он, вероятно, потерпел неудачу. Среди павших был и король Теодорих; позднейший вестготский источник утверждает, что после битвы Аттила впал в отчаяние. Сообщают, что он приготовил для себя погребальный костер из седел своих воинов и лишь в последний момент удержался от самоубийства. Однако армия Аэция быстро рассеялась, поскольку союзники отправились по домам. Последнее, вероятно, также объяснялось проблемами, связанными со снабжением столь значительного числа сосредоточенных в одном месте воинов, хотя наши источники утверждают, что он нарочно убедил союзников уйти, поскольку не хотел, чтобы они уничтожили гуннов. Угроза нападения Аттилы была наилучшим способом держать в узде вестготов и прочие племена{470}.
Итак, гунны встретили отпор, но потери не обернулись для армии Аттилы катастрофой. В 452 году он атаковал снова, застав Аэция врасплох: он нанес удар не по Галлии, но по Северной Италии. Гунны блокировали и разграбили Аквилею, древний город на границе с Иллириком. Другие города, и в том числе Милан, также подверглись грабежам, хотя столица империи Равенна, защищенная окружавшими ее болотами, не попала в их число. Перед тем как отступить и вернуться на свои земли, Аттила направился к югу. Тут же появились легенды, объяснявшие его отход встречей с папой. Куда более вероятно, что причина состояла в нехватке припасов и вспышке эпидемии в его войсках. Аттила и его люди уже награбили немало богатств, и многие воины, вероятно, хотели увезти добычу домой до наступления зимы.
Западная империя не одержала победы над Аттилой, но и ему не удалось вынудить римлян предложить дань и пойти на другие уступки. Авторитет военного диктатора, базирующийся на постоянных успехах, может пошатнуться даже в том случае, если он не одерживал полной победы. Отсутствие Аттилы ознаменовалось проявлениями большей враждебности по отношению к нему со стороны Восточной империи. Феодосии II скончался в 450 году, не оставив наследника; его сменил пятидесятивосьмилетний офицер по имени Маркиан. Пульхерия (в то время женщина далеко не первой молодости) отказалась от обета целомудрия и вышла за него замуж, чтобы сделать его полноправным представителем дома Феодосия. Маркиану повезло: когда он отказался платить дань гуннам, Аттила уже был занят западной кампанией и не мог отомстить ему. В 452 году Маркиан также отправил войска на помощь Аэцию. Одновременно восточная армия начала наступательные операции небольшого масштаба против королевства Аттилы, пользуясь тем, что его основные силы находились в других местах и его внимание было отвлечено. Вследствие случившегося у гуннов появились дополнительные основания уйти из Италии{471}.
Несомненно, Аттила возобновил бы войну на следующий год. Однако в начале 453 года он в очередной раз женился и отпраздновал это событие грандиозными возлияниями (что было в обычае у него при дворе). На следующее утро его нашли мертвым подле невесты, бившейся в истерике. Он потерял сознание, а затем задохнулся вследствие внутреннего кровоизлияния. Значительно позднее появились романтические истории о том, что жена убила его, чтобы отомстить за то зло, которое он причинил ее семейству Аттила не назначил наследника, и между его многочисленными сыновьями началась борьба за престол. В то же время многие союзные и покоренные народы заявили свои претензии на власть. Всего за несколько лет империя гуннов рухнула{472}.
Мать Валентиниана III Галла Плацидия скончалась в 450 году. Его сестра Гонория вряд ли надолго пережила ее и более нигде не упоминается в наших источниках. Самому императору было немногим более тридцати, но он так и не обрел самостоятельности. Соотношение сил при дворе изменилось; для честолюбцев открылись новые возможности. Одновременно позиции Аэция ослабели. В последние годы, даже до нападения Аттилы, ему более не удавалось столь же успешно, как раньше, привлекать гуннов, чтобы те сражались на его стороне. Пока Аттила был жив, Валентиниан, очевидно, нуждался в своем наиболее могущественном военачальнике, дабы тот противостоял вторжениям врага. Теперь же, когда гунн умер, нужда в Аэции во многом отпала. Сам полководец понимал, что его позиции стали более уязвимы, и надеялся укрепить их, женив своего сына на дочери Валентиниана Плацидии. Император по-прежнему относился к Аэцию недоброжелательно, и коварный сенатор по имени Петроний Максим подтолкнул его к решительным действиям. В сентябре 454 года военачальник прибыл в Равенну во дворец на совещание. Во время беседы Валентиниан и его евнух неожиданно напали на Аэция с мечами и зарубили его насмерть. Один из советников императора заметил ему, что он сам отрубил себе левой рукой правую. Однако зачинщик Петроний оказался разочарован недостаточной, с его точки зрения, благодарностью со стороны императора. Наняв двух бывших охранников Аэция, он подстроил убийство Валентиниана III. Это произошло 16 марта 455 года. Затем Петроний Максим немедленно провозгласил императором самого себя{473}.