Падшие наследники
Шрифт:
— Твое предположение так же верно, как и мое, но мой первый выбор — какой-нибудь быстродействующий бензо— или паралитик. Кляп с кольцом помог бы справиться с шумом, особенно если они запихнули Лукасу в рот что-то еще, прежде чем скормить ему его собственный член.”
— Вау… это даже пугает, как быстро ты ответил на этот вопрос. И что ты знаешь, какой тип кляпа они использовали, — я потираю виски, пытаясь понять, действительно ли меня беспокоит или возбуждает девиантная сторона Кингстона. Думаю, и то, и другое. — Мне неприятно это говорить, но я чувствую
— К черту все, — рычит он, загоняя машину в гараж и глуша двигатель. — Я больше никогда не хочу слышать от тебя подобных слов. Ты не похожа ни на одного из этих людей.
— Как ты можешь так говорить? — бросаю я вызов. — Я хотела, чтобы он умер. Я счастлива, что он мертв.
Кингстон берет меня за подбородок и поворачивает к себе.
— Твои чувства оправданы на сто процентов, Жас. Лукас Гейл жестоко избил, ударил ножом и пытался изнасиловать тебя. Он нападал на тебя несколько раз. Если бы кто-то не пришел и не увел его прошлой ночью, он бы, скорее всего, успел изнасиловать тебя. Не может быть, чтобы ты была его единственной жертвой.
— Я не сомневаюсь, что если бы Лукас был жив, от его рук пострадало бы больше женщин. Тот, кто ведет себя так без зазрения совести и с такой решимостью, — чертов психопат. Лукас напоминал мне наших отцов, поэтому он мне никогда не нравился. Знание того, что за маской скрывается человек, только доказывает, что мои инстинкты относительно него были верны.
— У тебя одно из самых больших сердец из всех, кого я когда-либо встречал, Жас. Ты никогда не должна сомневаться в том, кто ты есть, особенно из-за этой ситуации. Такие люди, как Лукас Гейл или наши отцы, не заслуживают твоего сочувствия.
— Возможно, ты прав, — вздохнула я. — Может быть, я просто приучена верить, что насилие — это плохо, несмотря ни на что.
— Никаких может быть, — Кингстон качает головой. — Эй, если ничего другого не остается, считай, что у нас стало на одну проблему меньше. Счастливого нам Рождества.
Уголки моих губ приподнимаются.
— Счастливого гребаного, Рождества нам.
19. Кингстон
— Счастливого Рождества, малышка, — Бентли обнимает Жас, когда заходит в домик у бассейна.
Мои глаза сужаются, когда его руки скользят слишком близко к ее идеальной попке в форме сердца.
— Следи за руками, придурок.
Бент смеется.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Конечно, не имеешь. Клянусь Богом, он специально делает это дерьмо, чтобы поиздеваться надо меня.
— Бентли, перестань настраивать его против себя, — упрекает Жас.
Видимо, я не единственный, кто понял, что Фицджеральд — говнюк.
— Все в порядке, детка, — говорю я. — Чем больше Бентли нажимает на мои кнопки, тем больше
Жас бьет Бентли по груди тыльной стороной ладони.
— Теперь ты действительно должен остановиться. Кингстону не нужен дополнительный стимул, чтобы вернуться к своей неандертальской сущности.
— Ладно, ладно, — мой тупоголовый друг поднимает руки вверх. — Я буду вести себя хорошо.
— Посмотрим, как долго это продлится, — ворчу я.
Бентли откидывается на спинку дивана.
— Когда привезут еду? Я умираю с голоду.
Жас берет поднос с печеньем, который мы прихватили с ее работы, и ставит его на кофейный столик. Мы планировали сделать что-нибудь самим — знаю, как по-домашнему это для нас, но случилась вся эта история с похищением, и мы заскочили в кафе.
— Поешьте. Это не должно занять слишком много времени.
— Ты — лучшая, Жасси, — Бентли берет печенье в форме чулка и целиком запихивает его в рот. — Это восхи-титель-но, — крошки выпадают изо рта, пока он говорит.
— Мерзость, Бент, — Жас качает головой, снимая его ноги со стола. — Ты не мог подождать, чтобы сказать это, пока не закончишь жевать?
— Нет, — говорит он, продолжая жевать, крошки печенья все еще вылетают у него изо рта.
Я показываю на него.
— Ты пропылесосишь это дерьмо перед уходом.
Бент переводит взгляд с Жас на меня, пока оттряхивает свою рубашку.
— Боже, когда вы двое успели стать такой старой супружеской парой?
Жас смеется, но я не нахожу юмора в его высказывании, потому что не вижу в этом ничего плохого.
Раздается стук в дверь, я открываю, беру еду и даю курьеру чаевые.
— Спасибо, чувак.
Его глаза загораются, когда он видит Бенджамин в своей ладони.
— О, вау. Огромное спасибо. Счастливого Рождества.
— Тебе тоже, — киваю я.
Жас и Бентли присоединяются ко мне у стойки, пока я расставляю все картонные коробки.
— Эйнсли обделалась бы, если бы узнала, что мы сейчас едим китайскую еду на вынос, — Бентли берет контейнер и начинает вываливать его содержимое на тарелку. — Мило! Апельсиновый цыпленок для победы!
— Почему? — Жас нахмурилась. — Что плохого в китайской еде?
Господи Иисусе, неужели я только что подумал, что хмурое лицо моей девушки было очаровательным? Я проверяю, на месте ли мои яйца. Жас бросает на меня странный взгляд, но не спрашивает, почему я хватаюсь за свои причиндалы через джинсы.
— С китайской кухней все в порядке, — уверяю я ее. — Это потрясающе, и будь наша воля, мы бы заказывали ее каждый год.
— Так в чем проблема?
Бентли смеется.
— Потому что Эйнсли настаивает на том, чтобы мы ели окорок и все остальные закуски в канун Рождества — то место, где она заказывает, просто бомба, но это не китайская кухня.
— А вы когда-нибудь пробовали приготовить еду?
Мы с Бентли оба смеемся.
Я обнимаю Жас за плечи и притягиваю ее к себе.
— Эээ… нет.