Падший ангел
Шрифт:
в доцветании ангельских истин,
в Комарове — в Рождественский пост.
Восседала в убогой столовой,
как царица владений своих,
где наперсники — Образ и Слово,
а корона — сиятельный стих!
В раздевалке с усмешливой болью,
уходя от людей — от греха,
надевала побитые молью,
гумилевского кроя меха.
Там, в предбаннике злачного клуба,
что
подавал я Ахматовой шубу,
цепенея от дерзости сей.
И вздымался, по-прежнему четкий,
гордый профиль, таящий укор...
Как ступала она обреченно
за порог, на заснеженный двор.
Уходила тяжелой походкой
не из жизни — из стаи людей,
от поэтов, пропахших селедкой,
от терзающих душу идей.
Провожали не плача — судача.
Шла туда, где под снегом ждала,
как могила, казенная дача —
все, что Анна в миру нажила.
НАРОД
С похмелья очи грустные,
в речах — то брань, то блажь.
Плохой народ, разнузданный,
растяпа! Но ведь — наш!
В душе — тайга дремучая,
в крови — звериный вой.
Больной народ, измученный,
небритый... Но ведь — свой!
Европа или Азия? —
Сам по себе народ!
Ничей — до безобразия!
А за сердце берет...
* * *
Не спеши уходить
от меня — от былого.
Не оборвана нить,
не досказано слово.
Слышишь: благовест вновь
над страной, а не клекот.
Сядь и душу готовь,
словно пташку, к отлету.
Не спеши и не трусь.
...Дай, судьбу до листаю —
и тихонько вольюсь
в журавлиную стаю.
УЧАСТНИК ПАРАДА ПОБЕДЫ
Из глубины расейской,
из отдаленных сфер
возник тот, с виду сельский —
три «Славы»! — кавалер.
Он призван шаг печатать
и спинку разогнуть!
Кремлевская брусчатка
дает отдачу в грудь...
Есть, есть еще сноровка
и ножки — обе-две!
И кепочка-«лужковка»
торчит на голове.
Не Теркин и не Чонкин,
не «подвиг всех времен»,
а Митрич, заключенный
в колонну стариков.
Равнение направо:
туда, где быть звезде!
А там — орел двуглавый
на «должной высоте».
Нога с натуги млеет,
и взгляд косит едва.
Опять на Мавзолее —
мордастая братва...
Все как бы шито-крыто,
и вроде нет дождя.
И лапником прикрыта
фамилия вождя.
Вот только — боль в колене
и чтой-то с головой...
И в Мавзолее Ленин —
ни мертвый, ни живой.
ЛЕСТНИЦА
По каменной лестнице — к Богу,
по стертым ступеням ее.
По каменной, тяжкой — к истоку...
И нету перил у нее.
Свистит оглушительный ветер,
сомненья объемлют, как дрожь.
И, словно к далекой планете,
по стертым ступеням идешь...
А силы нажитые тают,
и нету ни ночи, ни дня...
Но медленно Воля святая
вздымает к вершине меня...
ПЕРЕКРЕСТОК
Земля, куда нас всех уложат, —
не символ смерти, не финал,
а перекрестье двух дорожек,
которых ты не распознал.
Чем ближе мы к концу-итогу,
тем суть ясней тебе и мне:
одна из них — дорога к Богу,
другая — в лапы к сатане.
Земля — чистилище. Все просто.
Смотри и — видь, смотри и — бди
Не промахнись на перекрестке
и в царство тьмы — не угоди.
СТАРЫЕ СЛОВА
Эти кроткие — без крику —
синеглазые слова:
брашн о, су мно, поелику,
греховодник, однова...
Эти грады, эти веси -
дивных слов косматый ряд,
словно буки в темном лесе,
напугают — не съедят.
Ведь за ними, как за синим
о к е я н о м, словно луч,
брезжит юная Россия
из-под злых и черных туч.
СЛОВА
Слова как дождь, слова как сверла.