Пагуба
Шрифт:
— Моя мать любила меня, — твердо сказал Лук.
— Она всех вас любила, — хмыкнула Хуш. — И рожала одного за другим, словно выводила племенного жеребца. Или ты думаешь, что в этот раз у нее все получилось наилучшим образом? Или отца она подобрала в этот раз с наибольшим тщанием? Она всегда была сумасшедшей. И до Салпы, и теперь. Поверь мне, ничто так не помогало мне в эти сотни и тысячи лет, как осознание того, что Эшар страдает вместе со мной. Да, она любила тебя, парень, но она словно воительница, которая рожает воинов, чтобы немедленно отправить их в схватку!
— Зачем? — проговорил Лук.
— Потому что тот, кто
— Так она жива? — спросил Лук.
— Живее всех прочих, — отрезала Хуш. — Что? Затосковал по мамочке? Что же она тебя не выгуливает? Не защищает от пакости?
— Она загородила меня грудью, когда меня могли убить, — повысил голос Лук. — И теперь она не оставляет меня. Вот! — Он выдернул из ворота глинку. — Это скрывает меня от ловчих Пустоты!
— Да, — помрачнела Хуш. — Я вижу, что в этот раз она сделала большую ставку, чем прежде. Но и это ничего не меняет. Я не дам тебе мудрости, Кир Харти. А за собственную старость тебе еще ой как придется побороться.
— Что это? — спросил Лук, встряхнув глинку.
— Вот что это, — ответила Хуш и рванула ворот платья. Между ее ключиц застарелым шрамом белело то же самое клеймо — выжженное изображение Храма Пустоты.
— Не понимаю, — пожал плечами Лук.
— Приходи после Пагубы, — предложила Хуш и рассмеялась. — Сделай милость, приходи после Пагубы. Тогда я, может быть, расскажу тебе еще что-нибудь. Я и так сказала тебе слишком многое.
— И все-таки. — Лук прерывисто вздохнул. — Дай хотя бы совет.
— Выживи, — прошептала она. — Выживи для того, чтобы знать. Для того, чтобы понять. Для того, чтобы разобраться со всем, что тебя мучит. Только сам. Никто, кроме тебя, только сам.
— А моя мать? Мой отец? — не понял Лук.
— Твоя мать найдет тебя в тот миг, когда ты ей понадобишься, — ответила Хуш. — А твой отец… о нем лучше говори с собственной матерью. Поспеши, парень. Уже рассвет. Сейчас придет один из тех, кто хочет убить тебя.
— Этого хотят многие, — вздохнул Лук.
— Слышишь? — Она подняла палец.
За стеной дома заскрипели ворота.
— Он тоже приходит, не спрашивая разрешения, — усмехнулась Хуш. — Но не перелезает через ограду, а открывает замок отмычкой. И ждет тебя во дворе. Людям не чужда мудрость. Вот как он мог решить, что ты здесь будешь?
— Но ведь у тебя никого не бывает? — предположил Лук.
— Никого, — кивнула Хуш.
— Тогда это лучшее укрытие, — пожал плечами Лук.
Он открыл дверь дома, но во двор не вышел. Сел на пол в коридоре, выставив перед собой табурет. Заманкур не выдержал через час. Почти неслышно подобрался к самой двери и метнул внутрь змею. Ярко-зеленая болотница, самая ядовитая змея Текана, ударилась о стену и раздраженно зашипела. Она поднялась над землей на локоть, один за другим расправила три желтых капюшона. Лук не дрогнул. Он знал, что змея нападает только на то, что движется. Он не шевельнулся даже тогда, когда тонкий язычок заиграл в локте от его глаз. Он даже не моргал. Но он видел то, чего не мог знать Заманкур. Он видел старика, который двигался вдоль стены с занесенной рукой. Видел сквозь стену, как видел противника, натянув колпак на голову.
— Я не Сакува, — прошептал он чуть слышно, — но я Зрячий.
Он метнул нож в ту самую секунду, когда Заманкур выглянул. Старик только сделал движение, чтобы заглянуть в проход, а нож уже летел ему в лицо. И той же рукой Лук поймал змею за горло. Впрочем, она ведь вся словно состояла из одного горла?
Захрипевший Заманкур повалился на разбросанные на камнях медяки и со звоном переломил собственный меч. Лук подошел к трупу, наклонился. Нож вошел старику в глаз.
— Это баловство, — усмехнулась за его спиной Хуш. — Разве это враг?
Лук вытер нож о куртку Заманкура, повернулся к старухе, показал змею. Она не шевельнула даже пальцем, только сузила зрачки, и руку Лука обжег холод. Он разжал пальцы, и заледеневшая змея упала и разбилась на мелкие осколки.
— «Облик человеческий, временами принимает образ водяного столба, фонтана или же ледяной фигуры, а также ледяной руки», — произнес Лук. — Прощай, Кессар! Ведь если настоящее имя Хаштая — Сакува, а имя моей матери — Эшар, то тебя-то должны звать Кессар? Я постараюсь еще раз увидеться с тобой. После Пагубы.
Он подошел к воротам, вытащил отмычку и довольно быстро справился с замком, удивляясь позвякиванию, которое тот издает. Выйдя на площадь, Лук понял причину звона. В одиночестве в утренней тишине в центре пустынного пространства кружилась и пела маленькая девочка.
Глава 28
ПОБЕГ
Никто не остановил Лука до самого маяка. И ни один соглядатай не увязался за ним. Или потому, что утренние улицы были пустынны. Или потому, что, неожиданно для самого себя, в одежде, которую он снял с одного из подручных Алкистана, он оказался похож на многих. Хотя бы в порту, который, несмотря на ранний час, уже шумел. Именно в этой одежде он был своим. И охранники, которые стояли на воротах порта, взглянули на ярлык Лука так, словно это был ярлык их старшины. Несколько раз Лук замечал, что незнакомые люди кивают ему, и он кивал им точно так же.
Он отлично помнил рассказ Неги об укрытии. Курант показывал ей его с маяка. Нет, Луку не требовалось подниматься на маяк, но сама Нега возле укрытия не была, видела его лишь издали. Слепой Курант попросил подвести его к южной стороне фонаря и на словах описал Неге, что она должна разглядеть.
Сейчас у маяка слонялись без дела четверо стражников и сидели двое горожан в такой же одежде, в которую был одет Лук. Он даже не посмотрел в их сторону. Вслед за несколькими рыбаками, которые несли узлы сетей, миновал портовые сараи, вышел к старому пирсу и пошел по каменным плитам вперед, туда, где теснились лодки и лодочки, где вздымали мачты не слишком большие корабли и торчали из воды скалы восточной оконечности хурнайской бухты.