Палач

Вальд Виктор

— Начнем, — выдохнул палач и, прижав с помощью ручки зубчики цилиндрика к трещине черепа, стал водить правой рукой из стороны в сторону луком, как пилой. От этого цилиндрик стал вращаться, врезаясь зубчиками в кость.

Гудо услышал, как за его спиной на пол рухнуло тело бюргермейстерской дочери. Но это его не отвлекло. Чувствуя, что бурав вошел в кость, он ослабил давление. Легчайшими ударами и прокручиванием он отделил кусок кости и взглянул на открывшуюся мозговую поверхность.

— Тебе повезло, рыцарь, — тихо произнес Гудо, но не стал объяснять, в чем именно повезло Гюстеву фон Бирку.

Очистив тонким пинцетом серую узловатую поверхность мозга от осколков, палач вложил на место высверленного отверстия серебряный кружок и слегка вдавил его в кость.

— Теперь я зашью рану и попрошу эту девушку, чтобы она долго и горячо молилась за тебя. А еще ей придется ухаживать за тобой. Я думаю, она не откажется. Я расскажу, как это нужно правильно сделать, и она все сделает. У нее душа ангела. Но прежде мне придется и ее поднять на ноги. Ох, люди, люди… Твари Божьи! То рожают, то убивают. То калечат, то лечат. И что же вас так тянет друг к другу…

Глава 12

Гудо стоял на своем привычном месте у позорного столба на рыночной площади. Сегодня площадь просто кипела от огромного количества приезжих и местных жителей. Особенно хорошо в этот день продавались украшения, одежда и дорогое оружие. Город готовился к прибытию императора.

— Гудо, тебя зовет судья Перкель.

Палач посмотрел на стоящего внизу Патрика и, тяжело вздохнув, спрыгнул к нему.

— Я думаю, здесь ничего греховного не случится, — сказал Гудо.

— Я постою вместо тебя, — улыбнувшись, ответил помощник.

— Хорошо, у тебя острый глаз. Ты все увидишь. А ведь скоро закончится уговоренный срок и ты будешь свободен.

— Это так. Уйду к себе на родную землю и построю там лесопильню.

Патрик рассмеялся. Палач не выдержал и, скривив губы в подобии улыбки, спросил:

— Честный труд?

— Как получится. У меня же не будет такого палача, как ты… Такого человека, как ты. А может, в гости пожалуешь, когда город освободит тебя?

— Ладно, поживем — увидим. Как там наш рыцарь?

— А что ему остается? После твоих рук и мертвые оживают.

— Не болтай лишнего. — Гудо строго посмотрел на помощника.

— Я-то ничего. А вот когда наш барон открыл глаза, Эльва была в таком восторге, что всему свету вознесла благодарность… И тебе. Полгорода ахнуло. А лекарь Хорст стал таким зеленым, что даже приболел. И как тебе это?

— Глупая девчонка. Ведь просил же… Ты передал ей мои настойки и мази?

— Из рук в руки.

— Сказал дословно все, что я велел сделать?

— И даже больше. — Патрик засмеялся.

— Ох, и смешливый же ты. — Палач покачал головой.

— А чему печалиться? Жизнь — это такая веселая и забавная карусель. Только успевай круги считать.

— Ладно, наблюдай и будь построже. Интересно, что же судья решил.

— А что ему решать? Ему некогда. Он торопится высунуться навстречу императору. Как и весь город. Вот народу набьется. Все рты раскроют и про кошели забудут.

— Помни о своих руках. — Палач похлопал помощника по плечу и отправился в сторону городской тюрьмы.

Гудо пришел под самый конец вынесения приговора. Писец, держа в руках лист желтой бумаги, заканчивал дочитывать приговор:

— «…тем самым едва не лишив жизни благородного рыцаря Гюстева фон Бирка. Так как не установлено личное участие в этом преступном деле человека по имени Доминик, но учтено, что он является супериором преступной шайки и несет полную ответственность за нравственность и порядок среди своих братьев и сестер, суд города Витинбурга приговаривает его к выставлению на сутки у позорного столба, с предварительным нанесением на его тело двадцати ударов кнута».

— Старик, ты еще очень мягко наказан, — сказал судья Перкель, обращаясь к коленопреклоненному супериору. Вознеси молитвы Господу за то, что он сохранил жизнь благородному рыцарю. И больше никогда не появляйся в наших краях. А вот и ты, палач. Знай свое дело. И сегодня же вечером его привяжешь. В полдень дай ему хорошенько, а перед закатом солнца выброси его за городские ворота. Императору незачем смотреть на эту грешную душу. Все. Я спешу. Писец, все остальное уладишь сам.

Судья Перкель трусцой поспешил к выходу из тесной судебной комнаты. Писец поклонился ему и стал торопливо собирать свои бумаги, пергаменты, перья и множество чернильниц.

— Палач, тебе известно, как надобно поступать. Знай свое дело.

Последние слова писец произнес уже в дверях.

Гудо снял со стены моток веревки и подошел к супериору.

— Пойдем. Я должен исполнить свое дело.

Старик тяжело поднялся и посмотрел на палача.

— Каждый из нас исполняет свое дело, но при этом мы помним, что так угодно Господу.

— У нас еще есть время до вечера. Ты голоден?

Супериор равнодушно махнул рукой.

— Ладно, пойдем.

Палач отвел Доминика в тесный каменный мешок, служивший местом пребывания преступников, и запер за ним дверь. Очень скоро он вернулся и положил перед сидящим на охапке соломы стариком кувшин молока и свежий хлеб.

— Набирайся сил. Хотя сутки без воды и пищи не так уж и страшны, зато мой кнут может причинить тебя большие страдания. Чтобы их вынести, нужны силы.

— Гудо, во мне столько силы и человеческой, и данной Богом, что я выдержу и сотню ударов. Лишь бы это помогло тому, ради чего я в этом городе.