Палачка
Шрифт:
Львове, Теодора Биберского ровно за сорок — это достижение долгое время будет оставаться европейским рекордом, прежде чем, — продолжал Влк с присущей ему скромностью, — его побьет новое поколение заплечных дел мастеров. Ничем не вытравить память о человеке, выгравировавшем на медной табличке своего дома название почтенной профессии, ставшем, наконец, кандидатом на муниципальных выборах, и в его характеристике говорилось, что он „пользуется симпатиями всего одиннадцатого округа и, кроме того, располагает свободным временем“. Я рассказал вам эту историю, друзья, чтобы напомнить, — сказал Влк, на этот раз глядя вверх, где с востока на запад медленно проплывал небосвод, словно иссиня-черная карта летнего неба, — что от инфаркта не застрахованы даже заплечных дел мастера. И если в один прекрасный день он случится и со мной, что вы будете делать?
— Есть еще Карличек… — неуверенно сказал прокурор.
— Карличек, — сказал Влк скорее с сожалением, чем с презрением, — это человек, на пять веков опоздавший к своему поезду. Он напоминает мне деревенского костолома — те сперва изрубят клиента на куски, прежде чем попадут топором по шее. Нет, нет, такими методами, — продолжал
— Спокойной ночи.
— Погоди! — крикнул прокурор, как и предполагал Влк. — Сказал „а“, говори и „бэ“! Если тебя прихватит то этот твой мальчишка все равно нас не выручит. Не дай Бог дожить до времени, когда он начнет орудовать самостоятельно!
— Не только ученый, — ответил Влк, отмеряя иронию с аптекарской точностью, — но даже палач готовым с неба не падает. Учить Карличека азам физиологии, не говоря уж о психологии, — все равно что метать бисер перед свиньями. А тот парень, — продолжал Влк, показывая рукой за озеро, где над лесом, словно слабое зарево, отражались огни близкой столицы, — уже сейчас вполне заслуживает опытного учителя, чтобы ему не пришлось, как нам когда-то, танцевать от печки.
— Насколько мы знаем, — засмеялся адвокат, — ты-то танцевал от фонаря.
Последние языки пламени погасли, лишь угли тускло мерцали, и месяц, выплывший из-за парка, напоминал кривую саблю турецкого палача; но даже при этом слабом свете было видно, что Влк побледнел.
— Мирда, — быстро сказал прокурор и так сильно впился ногтями в ладонь адвоката, что тот тихо застонал. — Не сердись, любовь моя, но сейчас не время для шуток. Как ты, Бедржих, — настойчиво продолжал прокурор, обращаясь к Влку, — представляешь себе это практически?
Искусство проглатывать оскорбления, взывающие к мести, — главное оружие людей, решивших улучшить мир. Если бы не бесконечное терпение неизвестного испанского монаха, простого французского врача и знаменитого американского изобретателя, мир и сегодня оставался бы без гарроты, гильотин, электрического стула. Влк в совершенстве владел искусством сдерживать себя, поэтому вспышку яростного гнева, так же как и кровь, пульсирующую под кожей его собеседники заметить попросту не могли. Он лишь представил себе с ледяным хладнокровием наслаждением, как в один прекрасный день капризная госпожа История вручит ему этих толстых педиков в виде двух аккуратных свертков, распространяющих вокруг себя уже не аромат дорогого одеколона, а смрад мочи и кала — тот незримый покров, которым страх окутывает человеческое тело. И кто упрекнет экзекутора высочайшего класса, если он — в порядке эксперимента, конечно, — позволит на сей раз отказаться от излюбленного „триктрака“ и от смертельного узла Шимсы с моментальным действием? О нет, он подвесит их осторожно, легонько, как елочные игрушки, чтобы в те бесконечные секунды, пока они будут медленно раскачиваться с выпученными глазами и быстро распухающим языком, с полусдавленным горлом, в котором застревает звук, но еще проходит воздух, в их обострившейся на секунду памяти всплыли тот недолгий разговор у костра и шуточка о фонаре…
— Практически, — продолжал все так же мягко Влк, — я представляю себе это так: мы не будем приглашать его по договору два раза в неделю, а возьмем на полную ставку.
— В таком случае, — непримиримо сказал прокурор, — чем он будет заниматься в свободные дни?
— Ты, Ольда, — ответил Влк, с аптекарской осторожностью отмеряя дозу яда, — напоминаешь мне людей, которые спрашивают актера, почему он не каждый вечер занят в спектакле. Три года назад казалось в порядке вещей, что главный экзекутор страны фигурировал в расчетной ведомости на тех же основаниях, что и шофер, и Акции засчитывались ему при помощи коэффициента, словно километраж. Да благодаря вашей когорте, которая видела дальше своего носа, мне предоставили статус самостоятельного референта с персональными премиями. Но никакая бюрократическая терминология не изменит того факта, что я палач и останусь палачом а мой так называемый секретарь Карличек — моим ассистентом, или, если угодно, подручным. Ведь это только вахтерши да пожарные требуют, чтобы их называли консьержками и брандмейстерами. Мы же ни когда не будем выглядеть смешными, как нас ни называй. Так что именно вам придется сказать „бэ“ и прикрепить ко мне ученика, как положено в любой пыточной. Ибо заплечное дело — не ремесло, вроде рубки мяса, а наука со своими законами и направлениями, своими классиками и, что немаловажно, своей литературой.
— Такой, например, как „Тайны эшафота“ Анри Сансона? — услужливо подсказал адвокат. — Я тоже их читал.
— Предложить Шимсе мемуары французских коллег, — снисходительно ответил Влк, — равно как и чешскую „Семейную хронику палачей Мыдларжей“, мне было бы так же неудобно, как совать студенту философского факультета букварь. Учебный план Шимсы, подчеркиваю, — продолжал Влк, полностью овладев ситуацией, — только по литературе — я пока оставляю в стороне юриспруденцию, медицину и, естественно, основные предметы — начался бы с энциклопедических трудов — от фундаментального произведения Чезаре Беккариа „О преступлениях и наказаниях“ конца XVIII века до двухтомного труда фон Гентинга „Die Strafe", [14] на котором приносит присягу нынешнее поколение; этот план мог
14
"Наказание" (нем.)
15
"Гильотина" (фр.)
16
"Повешенный за шею" (англ.)
Влк, закрывая глаза, чтобы в его фотографической памяти более четко проявился цитируемый отрывок, — жидовства: „Никогда — и в этом лгут все книги — казнь человеческого существа не может представлять собой чего-то романтически чистого и возвышенного. Смерть под секирой палача остается в любом случае страшным, омерзительным зрелищем, гнусной бойней. Сперва палач дал промах первый его удар пришелся не по шее, а глухо стукнул по затылку — сдавленное хрипение, глухие стоны вырываются у страдалицы. Второй удар глубоко рассек шею, фонтаном брызнула кровь. И только третий удар отделил голову от туловища. И еще одна страшная подробность: когда палач хватает голову за волосы, чтобы показать ее зрителям, рука его удерживает только парик. Голова вываливается и, вся в крови, с грохотом, точно кегельный шар, катится по деревянному настилу. Когда же палач вторично наклоняется и высоко ее поднимает, все глядят в оцепенении: перед ними призрачное видение — стриженая голова седой старой женщины… Еще с четверть часа конвульсивно вздрагивают губы, нечеловеческим усилием подавившие страх земной твари; скрежещут стиснутые зубы… Среди мертвого молчания слуги торопятся унести свою мрачную ношу. Но тут неожиданное происшествие рассеивает охвативший всех суеверный ужас. Ибо в ту минуту, когда палачи поднимают окровавленный труп, чтобы отнести в соседнюю комнату, где его набальзамирует, — под складками одежды что-то шевелится. Никем не замеченная любимая собачка королевы увязалась за нею и, словно страшась за судьбу своей госпожи, тесно к ней прильнула. Теперь она выскочила, залитая еще не просохшей кровью. Собачка кусается, визжит, огрызается и не хочет отойти изо всех сил. Тщетно пытаются палачи оторвать ее. Она не дается в руки, не сдается на уговоры, ожесточенно бросается на огромных черных извергов, которые так больно обожгли ее кровью возлюбленной, — закончил Влк, снова открывая глаза, — госпожи“. [17] Подобные опусы, найденные в результате чисток публичных и конфискации личных библиотек, мой ученик сперва основательно проштудирует, затем полностью разоблачит их с позиций науки и в заключение, — продолжал Влк, чувствуя, что слушателям передалось его возбуждение, — сожжет, что также входит в служебные обязанности палача. Тем самым теория органично перейдет в практику. Программа могла бы включать и художественную литературу: хорошая книга — хороший отдых, а если в ней пусть даже бегло, но со знанием дела раскрывается изучаемая тема — как, например, в Библии, где можно обнаружить неплохое описание разнообразных классических Акций, что ж… Тем самым, — продолжал Влк, собрав все свои силы, чтобы его металлический голос не задрожал от волнения, — будут окончательно уничтожены узкая специализация и недостаточная образованность исполнителей — ахиллесова пята нашей юстиции. Более того — тем самым мы наконец вернем профессию, которую средневековье по бескультурью вышвырнуло за городские стены и даже сегодня лишенную права на внимание общества, каким пользуется на сцене любой, — продолжал Влк, не в силах унять биение своего закаленного сердца (впрочем, незаметное со стороны), — шут, — мы вернем ее в ту семью, к которой она изначально принадлежала: в семью гуманитарных наук.
17
Пер. Р.Гальпериной
— Бедя, старина, — произнес прокурор почти тепло потом — так подействовали на него продуманность, размах и стройность этой концепции, — это же у тебя прямо-таки университет получается!
От роя Персеид, который называют еще Слезы Святого Лаврентия, в это мгновение отделился обессилевший после космического полета метеорит и долго умирал, искрясь ослепительным блеском. И Влк знал, что этот мерзкий педик точно с таким же блеском сформулировал его заветное желание и что это Желание исполнится.
Подняв правую ногу, он перенес тяжесть тела через порог класса. В эту долю секунды время словно остановилось, и он, еще не сделав шага, оказался свидетелем живой картины, в центре которой была Лизинка; никем не замеченный, он переводил проницательный взгляд с одного лица на другое, восстанавливая в памяти имена, биографии и характер своих будущих учеников:
Франтишек (15 лет) — столь же добродушный, сколь толстый, IQ на нижней границе нормы, физически сильный, несмотря на полноту. Хобби: культуризм. Отец — тюремный надзиратель, всеобщий любимец, из-за него рецидивисты просто рвались за решетку; несколько раз доставлял в крюковую клиентов Влка; сам написал ему заявление с просьбой принять сына, руководствуясь, как ни странно, следующим соображением: эта профессия, в сущности, ничем не отличается от любой другой, а значит, требует образования; поэтому Франтишека приняли на учебу в награду за высокую нравственность отца, пекущегося об интересах не только своего ребенка, но и общества.