Палачка
Шрифт:
Первой была кандидатура Альберта. Доводы Влка заключались в том, что хотя бы один из будущих исполнителей своим видом должен вызывать ужас у высокомерных клиентов. В глубине души он надеялся, что, став в скором будущем заведующим университетской кафедрой классического казневедения, он именно Альберту сможет передать эстафету. Шимса знал о привязанности Влка к мальчику и даже втайне ревновал. Однако, еще раз взвесив свои преимущества, он искренне согласился с кандидатурой Альберта, тем более что самому хотелось пропихнуть своих собственных протеже. Их было двое.
Чрезвычайно негуманно, говорил Шимса, когда при одинаковой Акции за одно и то же преступление один из двух
35
"Хладнокровно" (англ.)
Вдаваться в подробности ему не хотелось, поскольку сфера интимной жизни была единственной, где он, эпикуреец, не мог найти с аскетом Влком общего языка. Ему трудно было бы говорить с ним о своей жгучей страсти к яркой брюнетке, которая, несмотря на его настойчивость, уже многие годы оставалась верна не только любовнику, но и мужу.
Четвертое имя всплыло в памяти Влка, когда стало ясно, что они оба в равной степени тяготеют к типу исполнителя-интеллектуала. Но поскольку надо было выполнить главное требование Крота и Нестора — теперь они их называли только так, — следовало считаться с необходимостью экспорта выпускников в регионы, где ощущалась нехватка в исполнителях. Поэтому еще одно место они отвели „физически сильному, лишенному эмоций типу с низким IQ, способному к сверхурочной работе“. Такого кандидата они пока не подобрали, но рассчитывали на контингент исправительных колоний и школ-интернатов. Влк сразу же решил навести справки о последнем отпрыске знаменитого Карла Гусса.
Пятое место для разнообразия предназначалось „исполнителю с веселым и общительным характером для работы с клиентами, подверженными депрессии“. Пока никого конкретного они не имели в виду, но надеялись найти подходящего кандидата среди детей работников правоохранительных органов, тюрем и тому подобного.
Выбор шестой кандидатуры доказывал, что они взялись за решение своей задачи не как замшелые узколобые педанты, а, напротив, как прогрессивно мыслящие приверженцы технического прогресса. Учитывая тенденции общественного развития, они решили взять как минимум одного ученика, ранее изучавшего химию (газы) и физику (сильные токи). Влиятельных знакомых в среде химиков или физиков у них не было, и потому они намеревались через Крота обратиться в комиссию по профориентации. Они немедленно составили текст, который мог, с одной стороны, заинтересовать абитуриентов, а с другой — сохранить должную засекреченность:
СПЕЦ. ГУМ. ДИСЦ-НА С АТТЕСТ.: ОКОН-ЧИВШ. ДЕВЯТИЛЕТКУ С ХИМ.-ФИЗ. УКЛОНОМ (М.) — ИСПОЛНИТ. И ЭНЕРГИЧН. — УМЕЮЩ. ДЕРЖ. СЕБЯ НА ЛЮДЯХ — КРЕПК. НЕРВН. СИСТ. Ниже в скобках они добавили: (ЛЮБИТ ЗАПАХ МИНДАЛЯ И ПОДГОРЕВШЕГО МЯСА!!!).
Источник, из которого они долгие месяцы черпали вдохновение, иссяк. После обсуждения последней кандидатуры сил на седьмую уже не хватило. За окном кафе стрелки электронных часов описывали круг за кругом, но белый лист бумаги перед двумя мужчинами в точности отражал состояние их ума. Они поняли, что праздник кончился и наступают те бесконечные будни, когда художники ломают свои кисти, а поэты — перья, ибо Бог покинул их. В какое-то мгновение Шимса, пытаясь ухватиться за мысль, как утопающий цепляется за соломинку, в который раз в отчаянии устремил взгляд к набережной — и внезапно замер.
— Господи, — сказал он, — ты только посмотри!
— Господи, — повторил за ним Влк, — это откуда ж такое?
С этой минуты из их памяти улетучились шифры и планы-конспекты, исчезли радости и муки творчества, смолкли крики чаек и голоса официантов. Для них существовала лишь крона черных волос, венчавшая стройный ствол тела, проступающий сквозь набивную ткань и оттого столь желанный. Сама весна шествовала по улице — с улыбкой Моны Лизы, но с повадками изголодавшейся самки и, приближаясь к ним, срывала с них панцирь рассудочности, высвобождала чистую и ликующую мужскую силу, о которой они за всеми хлопотами и думать позабыли. Долгое воздержание сказалось у каждого по-своему.
— Палачка! — вырвалось у Влка; впервые за годы супружества ему захотелось обнять не собственную жену, а другую женщину.
— Семерка! — не сдержавшись, простонал Шимса; впервые за месяцы работы ему захотелось обнять сразу всех брюнеток, которых он когда-то обнимал.
— Что?! — хором воскликнули оба, так как одновременно уловили связь между тем, что каждому из них пришло в голову.
Они взглянули друг на друга, и увидели в глазах друг друга озарение и рассеянность, триумф и испуг — как у людей, только что обнаруживших старинную картину или новую комету и не решающихся в это поверить.
— Но ведь тогда, — прошептал Шимса (ему при шлось сдерживать свои эмоции, чтобы его по-молодому самоуверенный голос не дрогнул от волнения), — тогда это будет единственная в мире…
— Ну а почему бы, — торжественно сказал Влк, словно уже вручал ей диплом и свидетельство об окончании, — и нет?
Он перенес тяжесть тела на правую ногу, сделал шаг и, наконец, оказался в своем.
18.
классе. Он чувствовал за собой нетерпеливое дыхание Шимсы, по не хотел нарушать очарование этого мгновения. Он смотрел на них, а они все еще глядели на нее — кто растроганно, кто взволнованно или по крайней мере растерянно, — как все, увидевшие ее впервые.
Франтишек почти физически ощутил свою нескладность и застеснялся залатанных джинсов, которыми до этого гордился. Близнецам вдруг пришло в голову, что абсолютное сходство — не преимущество, а недостаток, так как лишает каждого из них индивидуальности. Альберт впервые за долгое время согнулся под тяжестью горба: он понял, что мускулы вызывают уважение, но не любовь. У Шимона, обделенного интеллектом, сработал животный инстинкт, который подсказывал ему, что перед ним если и не сам ангел, то что-то не менее потрясное. А Рихард сразу же, как только почувствовал, что заливается румянцем, понял: он влюбился.
В этот момент Шимса подал знак — кашлянул, и все, в том числе и девушка, обернулись к двери.
Они увидели величавого профессора и мускулистого доцента — оба были в тех самых бордовых пиджаках с гербами, подчеркивавшими торжественность момента, — а за ними Карличека в голубом плаще „стаса“, который держал классный журнал в роскошном переплете. Будущие ученики с любопытством смотрели на будущих учителей, которых видели только на вступительном экзамене, и в их глазах, настороженных и доверчивых, нетрудно было прочесть: кто вы? какие вы? что хотите от нас?