Паладины
Шрифт:
Под присмотром трех десятков вегилов и полусотни пелтастов приговоренных латинян вывели на улицу. Вдоль дороги уже толпились горожане, привлеченные невиданным зрелищем – казнью тех самых безбожников, которые вчера устроили бойню у Пропонтиды. Войска Империи понесли чувствительный урон от неуступчивых «кельтов», и народ жаждал отмщения. Как ни старались стражи, приставленные к процессии, но в повозку, в которой везли «полочан», полетели не только гнилые овощи, но и увесистые камни, палки, нечистоты.
Началось движение. Преступников, осужденных императорским судом, везли к месту казни. Они стояли в повозке,
Еще через две сотни шагов взорам уже порядком избитых русичей открылась небольшая площадь, заполненная народом. Костя видел, как осунулось лицо Улугбека Карловича, побелели скулы Захара. Сам он старался держаться ровно, но очень болели плечо и спина, рассаженные попавшими в них кусками кирпича. Профессору досталось меньше, ему только поцарапали скулу и подбили длинной клюкой глаз, зато красноармеец уже практически висел на перекладине, удерживаемый больше ремнями и собственной гордостью. Он стоял первым в повозке, и большая часть метательного арсенала горожан пришлась на его долю. Пригодько изредка приоткрывал веки, защищая их локтем от летящих в его голову нечистот. Но при выезде на площадь и его фигура подобралась, спина выпрямилась, открылись глаза. Сибиряк, так же как и друзья, готовился к смерти.
Площадь Тавра оказалась только промежуточной остановкой.
У аккуратного постамента, сложенного из дорогого румийского [44] гранита, чиновник, сопровождающий процессию, зачитал народу перечень прегрешений осужденных и объявил о назначенном им наказании. Плебс встретил приговор бурей ликования. «Полочан» не просто приговорили к смерти – их везли по той самой дороге, по которой доставляли к месту казни государственных преступников, вызвавших гнев самого кесаря. Все это еще перед выездом им тихо прошептал возчик. Тогда Сомохов еще сумел перевести услышанное на русский язык. Теперь профессор не смог бы сказать ни слова – все его лицо закрывала маска из полуразложившихся капустных листьев.
44
Румийский султанат находился на севере территории современной Турции. В середине XI в. эти земли входили в состав Византии, на момент повествования были захвачены сельджуками.
Малышева охватила звериная ярость. Будь руки свободными, он и без оружия сейчас пошел бы на окружающую толпу. Одетые в лохмотья маргиналы и люмпены, составляющие ее, изливали недовольство собственной долей, измываясь над «врагами народа». Тощие, в рваных тогах, измученные болячками и житейскими проблемами граждане величайшего города пробовали отыграться на тех, кто уже не мог им ответить.
Костя рванулся. Он видел слабо, саднило и болело все тело, зато проснулся и потребовал выхода гнев, дикое животное чувство. Тут же копье ближайшего стражника описало дугу, отбрасывая не в меру активного смертника обратно в глубину загаженной повозки.
На площади процессия не остановилась.
Следом за приговоренными
– Стоять! – крик, прозвучавший из-за спин, был достаточно властен, но командовавший процессией офицер даже не удостоил его вниманием.
– Стоять, я сказал! – Четверка греков в коротких кожаных варварских штанах и простых накидках прокладывала путь вослед въезжающей в узкую арку повозке смертников. Передний грек размахивал грамотой с печатью, но ни мавр, ни сопровождающие не обращали на это никакого внимания.
Начальник конвоя даже демонстративно хлестнул лошадь, тянущую повозку, рядовые стражники быстрее заработали тупыми кончиками копий.
В арке их уже ждали. Высокий, забранный в доспехи усатый варвар на громадном черном жеребце в окружении десятка «кельтов» выглядел слишком грозно для скромных служителей порядка: передовые стражники столпились перед лошадью франка, перегородившей не самую широкую улочку. У всех латинян было расчехлено оружие и сняты верхние плащи, открывая любопытствующим дорогие кольчуги и обшитые бляхами стеганые куртки.
Рядом с варваром на небольшом мерине демонстративно скучал немолодой грек в плаще с цветами военно-морского флота.
– Да кто вы такие? – заревел мавр, подлетая к людям, преграждающим дорогу. – С дороги! Не то обвиню в попытке мятежа!
Варвар даже не двинулся с места, только плюнул из-под нависшей над глазами боевой маски под ноги негодующему командиру охранников.
Тот взбеленился. По знаку толстяка-командира из оцепления к месту задержки процессии потянулись пелтасты, вооруженные щитами и мечами. Перед горсткой варваров через минуту выросла уже стена щитов.
– С дороги, бунтовщики, или мне придется убрать вас силой оружия!
«Кельты» не сдвинулись с места. Только несколько пеших латинян откинули крышки тулов, открывая передним воинам кесаря ровные ряды плотно уложенных стрел, да вытянули из-за спин длинные луки с уже натянутыми тетивами.
– Отряд! – Мавр отступил чуть назад. – За басилевса, на врагов Византии…
Но его эмоциональную речь прервал оторвавшийся от собственных ногтей грек в одежде моряка. Он окинул ленивым взглядом разом побелевшего от гнева мавра и флегматично ткнул пальцем за его спину:
– Может, лучше посмотришь назад, любезный?
Вегил не оглядываясь выпалил:
– Да ты кто такой? – Он уточнил: – Кто ты, чтобы указывать мне?
Кто-то потянул мавра за край тоги, и когда негодующий и сочащийся злобой командир полицейской команды, перевозящей осужденных, обернулся, ему в глаза ткнули грамоту. Слова замерли в устах толстяка – перед его глазами, на расстоянии вытянутой руки, плясала на пергаменте багряная печать самого басилевса.
– Это помилование осужденным за вчерашний разбой! – четко выговорил вновь вернувшийся к своим ногтям моряк. – И снизу печать самого самодержца!