Паломничество Ланселота

Вознесенская Юлия Николаевна

Ланселот сразу же открыл Ванде рот, положил на ее сухой белый язык две таблетки антибиотика, потом сделал большой глоток апельсинового сока и прижался губами к губам Ванды. Жерар и Тридцатьпятик с ужасом на него глядели, но боялись что—либо сказать. С балконов на них во все глаза смотрели зрители, стараясь понять, что же это такое происходит на их глазах, и, ничего не поняв, на всякий случай кричали скабрезности в адрес "колченогого распутника". Ланселот медленно вливал сок в рот девушки, отчаянно боясь, чтобы она не захлебнулась. Некоторое время она не реагировала, но потом сделала глотательное движение. Ланселот проглотил оставшийся во рту сок и

снова пальцами открыл девушке рот, чтобы убедиться, что она проглотила таблетки. После этого он отер со лба пот.

— Ну ты герой, Ланс! А можно делать это иначе, — сказал Тридцатьпятик и тоже вытер пот со лба.

— Это как же? — спросил Ланселот.

— Очень просто: раз она может глотать, нужно следующие таблетки просто растворить в ложке сока и дать ей. У нас ведь теперь есть ложка!

— Верно, малыш, так мы и сделаем!

— Правда, такого эффекта уже не будет! — Тридцатьпятик кивнул на ближний балкон, откуда летели требования "повторить номер". — Давайте двигать отсюда, ребята!

Они прошли еще пол яруса. За ними пока никого не было.

— Теперь мы должны остановиться и заняться твоими руками, Ланс, — сказал Жерар. — Бетон теплый, давай ненадолго положим Ванду на дорогу.

Хоть и почти невесомой была Ванда, но Ланселот с облегчением вздохнул, когда Жерар снял девушку с его промокшей от ее пота груди. Он потянулся, помахал руками, поводил плечами, а потом принялся разматывать самодельные бинты со своих горящих ладоней. Концы повязок присохли к ладоням.

— Размочи их вином, Ланс! — посоветовал Жерар.

— С ума сошел — вино тратить на мои болячки!

— Давай—давай! Нам твои руки нужнее вина, приятель!

Жерар достал из сетки нужную банку и снял с нее пластиковую крышку.

— Давай, подставляй твои лапы, а то на дорогу вылью!

Ланселот пожал плечами, но протянул Жерару руки. Тот обильно полил вином заскорузлые тряпки. Через несколько минут Ланселот уже смог снять их. Через обе ладони шли длинные кровоточащие ссадины. Он смазал их мазью из тюбика, и боль тут же стала утихать. Немного подержав руки на воздухе, он попросил Жерара и Тридцатьпятика сделать ему повязки из ваты и бинтов. Когда его руки были обмотаны до кончиков пальцев и стали похожи на руки Инги до исцеления, Ванду снова уложили ему на колени, а из снятых самодельных бинтов устроили для нее "ремень безопасности", и Ланселот снова надел свою рубашку.

— А вы знаете, жар у нее, кажется, немного спадает, — заметил он.

— Хорошо бы!

— Двинули?

— Поехали. А ты вот что, Ланс: посиди—ка ты немного спокойно, дай рукам хоть не много отдохнуть и подлечиться.

Ланселот кивнул: он и сам чувствовал, что сейчас его рукам нужен пусть не долгий, но отдых. Коляска снова покатилась по дороге.

На сорок восьмом ярусе жар у Ванды явственно спал, она начала ворочаться и стонать во сне, но просыпаться никак не желала. Таблетки антибиотика она теперь глотала вместе с апельсиновым соком, и они, похоже, действовали, очищая ее больную кровь. Но надежды на то, что она очнется перед синим финишем без помощи присланных Ингой капсул, у паломников не было. Как, впрочем, и на то, что эти якобы чудодейственные капсулы подействуют на раковую больную в последней стадии.

Жерар и Тридцатьпятик шли ровно, не уставая, и сам Ланселот чувствовал, что в его крови так и бушуют калории. Еще бы — мясо, настоящее мясо, шоколад, вино, кофе! Да еще все это вместе.

Ланселот, видя, что друзья везут коляску без особого напряжения, пока берег руки. Они перестали болеть, гореть и пульсировать, зато принялись нещадно зудеть — видимо, начали заживать. Ужасно хотелось снять повязки и почесать ладони, но он лишь слегка похлопывал ими, унимая зуд.

В начале сорок девятого яруса они остановились в последний раз, чтобы подкрепиться перед синим финишем и решить, когда давать капсулы Ванде. Ланселот предложил дать одну примерно за пять минут до финиша, а вторую перед самым финишем.

— А если их нельзя давать одну за другой? Организм Ванды может не выдержать, — встревожился Жерар.

— Ты прав, Жерар. Мы дадим ей одну капсулу за минуту до финиша, и если Ванда придет в себя, вторую капсулу отдадим ей: пусть она сама ее примет, если ей станет хуже.

— Так мы и сделаем, — сказал Жерар.

— А что если Мессия только на первом финише исцеляет сразу, а остальных победителей оставляет на потом? — вдруг встревожился Тридцатьпятик.

— Ванда долго не протянет, а мертвых и Месс не воскрешает.

— Знаешь, друг Тридцатьпятик, я не вижу, что мы можем сделать для Ванды, кроме того, чтобы обеспечить ей полную и убедительную победу на финише, — сказал Жерар несколько раздраженно.

— Первый, кто проходит финиш, получает полное исцеление — это все, что нам надо сейчас помнить, — поддержал его Ланселот. — Пошли, ребята!

— Ланс, тебе пока нет смысла бередить свои руки, мы и так идем с большим опережением. Ты лучше за Вандой следи как следует и держи капсулу наготове, как только мы увидим финиш, — сказал Жерар. — Ты капсулу—то своими руками удержишь?

— Да уж как—нибудь постараюсь не выронить!

— Смотри!

Зрители встречали их ревом, который тотчас смолкал, как только они проезжали мимо. Но вдруг уже где—то на середине сорок девятого яруса, Ланселот обратил внимание на взрывы криков, которые стали теперь стали раздаваться и позади них.

— Нас кто—то догоняет! — крикнул он.

Ланселот перегнулся через ручку коляски, стараясь увидеть, что там происходит позади них на трассе. Вскоре на дороге появился бегун в синей куртке, приветствуемый криками с балконов. Сначала Ланселоту показалось, что человек идет на лыжах. В руках у него были две тонкие палки, которые он выбрасывал вперед, а потом отталкивался ими. Голову он держал как—то странно неподвижно, а на глазах у него были черные очки. С ужасом Ланселот понял, что настигающий их бегун слеп. Палки не только помогали ему бежать: он и опирался на них, и щупал ими дорогу перед собой. У Ланселота защемило сердце: он помнил, что второй и третий участники гонок тоже получают исцеление — один наполовину, другой на треть. Он в который раз подумал о том, что, кроме Инги, других победителей на фиолетовом финише не было потому, что они прошли финиш сразу вслед за ней и тем отняли возможность победы у других "фиолетовых". Да будь она проклята, эта жестокая игра!

— Жерар! Тридцатьпятик! Нам придется поднажать, ребята!

Ланселот притянул Ванду ближе к своей груди, чтобы она не выпала из коляски, когда он начнет работать рукам, и она, будто поняв, что от нее требуется, во сне обхватила его рукой за шею. Он приготовился, отвел забинтованные ладони назад, а потом подтолкнул ими крутящиеся ободья. Ладони ошпарило болью, но уже через несколько минут он к ней притерпелся. Жерар и Тридцатьпятик тоже поднажали, и коляска вихрем понеслась к синим воротам и яркой синей ленте с белыми буквами — "ФИНИШ". Слепой с лыжными палками сразу же безнадежно отстал.