Паломничество Ланселота
Шрифт:
Стоя в тени приоткрытой храмовой двери, Мира видела, как на площадь выехал грузовой мобиль. С него скинули балки и доски. Это оказался разборный помост, которым Месс пользовался во время своих выступлений перед планетянами. На другом мобиле подъехали солдаты и начали его собирать. Через час помост был готов, и на него гвардейцы бросили тела мертвых пророков. Вокруг была поставлена стража.
С рассветом на площадь стали пробираться христиане. Стражники не препятствовали им глядеть на убитых пророков издали и молиться, но к самым телам никого не подпускали. Тогда Мира вышла из своего укрытия и поспешила на Елеонский остров.
— Я
— Не надо тебе туда ходить: в городе полно экологистов и шпионов, все улицы запружены ими. Даже я сегодня не пойду в свою лавочку, хотя у меня полно спешных дел. Давай лучше поднимемся на Русскую Свечу и оттуда поглядим на площадь перед храмом Воскресения Господня.
До этого дня Дженни еще не бывала на верху Елеонской горы. Они с полчаса поднимались по крутым дорогам, переулкам и лестницам и наконец оказались на ровной вершине. В прежние времена здесь было арабское поселение, но после расправы Израиля над арабами местное население куда—то исчезло. Использовать Елеонскую или, как ее еще называли, Масличную гору под новые поселения не удалось — на нее не было доступа никому, кроме христиан. Брошенные арабами дома со временем заняли православные евреи и христианские беженцы.
— Сюда переселились арабские христиане из Вифлеема, — рассказывала по дороге Мира. Она, несмотря на полноту, двигалась легко и поднялась наверх без одышки. — От Вифлеема остался лишь небольшой островок с храмом над Вертепом, и они все приплыли сюда на лодках. Эти арабы всегда были православными. Они себя считают потомками вифлеемских пастухов, тех, что первыми пришли поклониться Христу—младенцу; это им ангелы пели "Слава в вышних Богу и на земли мир". Им предлагали поселиться в Хевроне, там у нас тоже монастырь, но они не захотели. Они заявили, что их предки встретили рождение Христа—Спасителя, и они теперь хотят встретить Его, когда Он снова придет во Славе: им вроде так было предопределено. Похоже, они не ошиблись.
— Ты думаешь, Он придет уже совсем скоро?
— Тут и думать нечего. Остается прожить эти последние дни без больших духовных потерь — и довольно с нас. Сказано же, что в последние времена мы одной верой спасемся.
– Дженни вздохнула. — Чего вздыхаешь, подруга?
— Все думаю о Лансе, о его неверии… Молюсь за него почти непрерывно, а все срываюсь в тоску, грешу унынием.
— Так ведь и есть с чего! Хотя уныние, конечно, самый страшный грех. Ничего, как говорит мой духовник отец Моисей, важна не частота падений, а скорость восстаний.
— Это как понять?
— Не валяйся в той луже, в которую плюхнулась, а вскакивай и беги от нее.
— Я так и делаю. Бегу — а впереди другая лужа!
— А ты попробуй перепрыгнуть на бегу. Унывая уповай! — как говорит отец Моисей. Ты думаешь, я почему все время в работе? Я отца Антошки упустила, он умер не успев креститься, и что с ним теперь, страшно и подумать. Но и я не опускаю рук!
— Господи! И что же ты делаешь, Мира, чтобы помочь ему?
— Все. Все что я делаю, я делаю как бы от имени моего мужа. Вся моя жизнь теперь — это одна большая милостыня за него, непутевого. А уж поможет ли это — Господь решит. И язычникам, говорят отцы, на том свете облегчение бывает от наших молитв. Келейных, конечно, ведь Церковь за них не молится… Ну вот, мы и пришли.
Они вошли в распахнутые ворота в каменном заборе, которые, судя по высокой траве возле них, и не затворялись никогда. Дженни увидела кипарисовую аллею, в конце ее белый храм, а за ним прямоугольную колокольню Русской Свечи. Сначала они зашли в храм, помолились, после навестили игуменью Елеонского монастыря матушку Вассу и взяли у нее благословение, а уже после отправились на колокольню.
Пролет за пролетом поднимались они по узкой лестнице, и опять Дженни удивлялась выносливости Миры: сама она уже на середине подъема вынуждена была останавливаться на каждой площадке. И вот они взошли на колокольню, открытую на все четыре стороны. Мира сразу подвела Дженни к проему, открытому в сторону Иерусалима.
Первое, что увидела Дженни, был устремленный ввысь черный палец Вавилонской Башни. Русская Свеча стояла на горе, но стоярусная Башня была выше, и верхушка ее оказалась вровень с верхушкой колокольни. Черный полированный гранит облицовки сверкал на солнце и придавал Башне вид штыка, грозящего небу. Небольшое облачко, бежавшее на нее с востока, перед Башней остановилось, испуганно отпрянуло и поскорее убежало в сторону.
— Где—то там мой Ланс, — прошептала Дженни, охватив руками вмиг озябшие плечи.
— Видишь луч света, поднимающийся прямо между Башней и нами?
— Да.
— Это и есть храм Воскресения Христова. Перед ним площадь, там и стоит помост с телами Илии и Эноха.
Дженни пристально смотрела на световой столб, поднимавшийся в небо куда выше Башни — он просто таял где—то в недосягаемой высоте рядом с уже поднявшимся в зенит солнцем. Она опустила глаза к основанию столба, несколько раз сморгнула и почти сразу же ясно увидела маленькую площадь, запруженную людьми и квадратный помост с телами пророков. Она еще поморгала, и помост будто подплыл к ее глазам. Она увидела незнакомое лицо лежавшего ближе к ней старого пророка, седовласого и седобородого, а потом разглядела и лицо Эноха — Айно. Учитель лежал со спокойным лицом, скрестив руки на груди. Под руками на белом хитоне было ясно видно большое темно—красное пятно.
— Айно… Какое мирное у него лицо, как будто он не страдал перед смертью.
— Ты их видишь? — спросила Мира. Дженни кивнула.
— А я нет.
— Я вижу их так близко, как будто стою рядом. Учитель мой… — сказала Дженни и заплакала.
— Там, на помосте, только их тела.
— Я знаю, Мира, знаю. Но поплакать—то мне можно?
— Ты счастливая — можешь плакать. Я уже давно не могу. Но знаешь, Дженни, у меня странное чувство: все уже напряжено до такой степени, так стеснено, уже нечем и дышать, и потому кажется, что уже совсем вот—вот придет освобождение, и мы все вздохнем с облегчением. Это как в самом начале Великого поста вдруг прозвучит "Христос воскресе": впереди еще весь пост, но все равно все знают, что он закончится Пасхой. А мы уже в конце поста и перед Пасхой — перед Вторым пришествием.
— Я понимаю, — кивнула Дженни. — Я сама ловлю себя на том, что мне иногда уже все равно, встанет ли на ноги Ланс и даже успеем ли мы с ним пожениться. У меня одна мысль — чтобы он успел к Господу.
— Ты молись — и он успеет. Пойдем на другие стороны света поглядим.
Они перешли площадку под колоколами и стали смотреть на север. Сначала они увидели только водную гладь с редкими островками — некоторые из них были основаниями световых столбов, уходящих в небо. Потом Дженни разглядела какое—то бурление далеко в воде, как будто там кипела вода Средиземного океана.