Паломничество жонглера (фрагмент)
Шрифт:
1. В начале не было Ничего.
2. Но желало быть Ничего - и тогда, отказавшись от себя, стало оно Предвечным Морем и Предвечным Небом, а также Тьмою и Светом.
3. И Тьма владычествовала в Море, а Свет - в Небе.
4. Но однажды Свет пролился в Море, а Тьма выплеснулась на Небо - и так породили они двух первых зверобогов: Цаплю и Акулу.
5. Акула жила в глубинах и несла туда в сущности своей Свет негасимый. А Цапля несла с собою отныне тень, как знак принадлежности Тьме.
6. И нырнула Акула
7. Выплыв на поверхность, Акула выплюнула землю. Так образовался первый остров.
8. Цапля же, летая в Небе, неизменно носила в перьях своих множество разнообразных зерен - то были признаки плодотворной силы Неба.
9. Увидев остров, Цапля опустилась - и впервые коснулась земли ее лапа. И зерна просыпались в землю обещанием будущих рождений.
10. Акула же, заметив Цаплю, сошлась с нею - и так появились три порожденья их: Стрекоза, Лягушка и Дракон...
– Это он и есть?
– спросил Иссканр, указывая на арку входа. Выглядит... да-а.
Выглядел он действительно - "да-а"! Днем впечатление от темного провала было не менее ужасающим. Даже больше - за счет растущих вокруг многочисленных горных цветов, ярких, с мохнатыми стебельками. Алые, синие, седые - они словно пытались убедить путников: жизнь прекрасна, а Лабиринт... ну что же, что Лабиринт, ничего в нем нет особенного.
Убедить не получалось.
Быйца наклонился, сорвал фиолетовый цветок и принялся медленно разминать пальцами тонкие лепестки. Взгляд его при этом направлен был во тьму арочного провала. Хоть поднявшееся из-за горизонта солнце зависло прямо напротив входа, тот оставался по-прежнему чёрен и обманчиво тих.
– Я...
– начал было старик, но вдруг, словно учуяв своей горбатой спиной нечто, рывком повернулся к Мыкуну. Тот, задрав голову, пялился на что-то в небесах.
На Дракона пялился.
И сейчас зверобог не казался безобидным и не походил на свои священные статуэтки. Сложив черные крылья - два мятых клочка монашьего зонта, он отвесно скользил по воздуху вниз. К четверым людишкам, вознамерившимся посягнуть на священное, запретное.
Первым опомнился Иссканр. С досадой ругнувшись вполголоса, он ухватил Мыкуна за шкирку и рявкнул:
– В Лабиринт давайте, нечего тут!..
Сам же первый и подал пример: неся полудурка в одной руке, словно плохо скроенный плащ, Иссканр сиганул в непроглядную темень входа. Быйца не стал дожидаться особых приглашений. С топорщившимся загадочным свертком подмышкой он - ну таракан тараканом!
– юркнул под арку, только и слышно было, как семенит по коридору.
А вот чародей не торопился бежать за остальными. Запрокинув голову, до боли в глазах он вглядывался в стремительно
"Что же вы творите, твари?!" - мысль была наглая, как бы и не своя - и в то же время родней некуда.
Но разве дозволено даже в мыслях так обращаться к зверобогам?!
А клятвы и обещания нарушать - дозволено разве?!
Фриний не просто созерцал Дракона, он ловил взглядом его взгляд, чтобы хоть так бросить вызов крылатому зверобогу. Знал, что по-другому не осмелится.
И он, вопреки проклятому зрению, вопреки слезящимся на ветру глазам, все-таки увидел!.. Как будто в один прыжок преодолел расстояние между собой и Драконом - и напоролся на всезнающий мрак его вертикального зрачка. Фриниев протест не был для Дракона неожиданностью, для него вообще не существовало в этом мире неожиданностей. А чародей в своем бунте казался смешным и нелепым - и не более того.
Поняв это, Фриний с ужасом обнаружил в себе твердое желание не отступать - именно вопреки Драконовой уверенности!
А зверобог - величественный, неотвратимый, ужасноликий - с каждым биением сердца был все ближе к Фринию. Глядя на него снизу, чародей вдруг вспомнил давешний сон с бесноватым верчением, вспомнил и подумал, что Дракон сейчас, наверное, испытывает те же самые чувства... хотя нет, он-то, конечно, властен над собственным падением и вот-вот... удар когтей или крыльев, захлопнувшиеся челюсти или, скорее всего, живой огонь Драконового чрева обрушатся на Фриния, и...
Он уже не мог отвести глаз от зверобога.
– Да что ж ты!..
– Иссканр сгреб чародея в охапку, крякнул (Фриний оказался потяжелее Мыкуна) и поволок в Лабиринт. Откуда-то вынырнувший Быйца подхватил посох чародея и дорожный мешок.
Они вбежали в коридор, и тотчас за их спинами, в реве и невыносимой обжигающей волне поднялась огненная стена. Иссканр швырнул Фриния на пол и упал сам; справа покатился по коридору Быйца, выронивший и посох, и мешок.
Вход в Лабиринт пылал, обрушивал на них раскаленные пласты воздуха, тянулся огненными щупальцами - но к счастью, не дотягивался. Понемногу приходя в себя, они отползли подальше от арки, которую заполнило беснующееся пламя.
Фринию казалось, что длится это не один час: горение, драконий рев снаружи, растерянное рыдание Мыкуна где-то дальше по коридору, - на самом же деле прошло всего лишь несколько минут. Стена огня потускнела и, к их удивлению, начала затвердевать. Еще мгновение - и огонь превратился в грязно-оранжевый лед, перегородивший вход в Лабиринт. С потрескиванием и шипением он остывал, от новообразовавшейся стены откалывались небольшие фрагменты, но в целом она выглядела прочной.
Прочной же оказалась и при более внимательном изучении. Фриний проверил на ней несколько заклинаний, хотя заранее предвидел результат.