Память Крови

Горбань Валерий Вениаминович

Крепкие руки Алексея обняли ее сзади.

— Действительно, бесстыдник. На полу — это безобразие и антисанитария! Когда есть такие широкие, такие мягкие чемоданы…

— Доктор, а вы — извращенец! Хотя… почему бы и нет? Если они не будут против.

— Не будут. А мы их за это возьмем с собой в большое и интересное путешествие. Ведь теперь их можно путать сколько угодно…

МЕЛКОЕ ХУЛИГАНСТВО

Неуставной устав пехоты

Организация политико-воспитательной работы.

На высотах, что под Грозным, Батальон один стоял. Боевой, а не обозный — С Дагестана воевал. Строил теплые землянки, Кашеварил и стирал, На душманские подлянки Адекватно отвечал: По тревоге поднимаясь, Открывал народ стрельбу Звонким матом поминая Нохчей, службу и судьбу. Ели кашу из перловки Чтобы голод превозмочь. Громкий гул артподготовки Из землянок шел всю ночь… Впрочем, быстро привыкали К нравам полевым простым, Только иногда стреляли В них соседские посты. Ночью тихой, да в тумане С перепугу бьют на звук, (Разберет ли новобранец — Вражий выстрел, или «пук»?) В общем, было все обычно По-российски, через зад, Но нестрашно и привычно, Стоек русский наш солдат! Да к тому ж у жизни этой Есть хорошая черта: Чем подальше от паркета Тем поменьше суета. К ним начальство заезжало Очень редко, невзначай, Никогда не оставалось Ни на водку, ни на чай. Бани нет, бабенок тоже, Водка — чистый суррогат. И пейзаж так унавожен, Просто очи не глядят! Потому не доставали Генералы батальон Указаний не давали Позабыв совсем, где он. На штурмовки не гоняли, Чтобы в рост на пулемет… Правда и белье меняли Раз в полгода или год: Если вдруг водила бойкий Завезет мешки кальсон На армейской вошебойке Разыскавши батальон. Командир, Батяня строгий Был отличным мужиком. Не хрустел в своей берлоге Комсоставовским пайком. Не совался в авантюры, Не губил зазря людей, Помнил:

не все пули дуры, Смерть — не только для бл…й. Пополнение встречали Без оркестра, не в строю, Но по-братски принимали Всех в окопную семью. Потеснялись на полатях Наливали по сто грамм, Навещал их лично Батя, Говорил своим сынкам: «Вы, парнишки, не зевайте, Примечайте все вокруг, Непонятно — поспрошайте, Объяснит, что надо, друг. Тут вам нечего стесняться Если что-то не поймешь, Можешь без башки остаться В один миг, едрена вошь. Ну а ежели подставит Кто товарища в бою… Я подлюку самолично Удавлю и здесь сгною. Если кто боится смерти Помни воинский завет: Коль ты жив — то смерти нету, Смерть пришла — тебя уж нет! На награды не надейтесь, Здесь, как в сказке: по усам Протечет… но мимо роты, И осядет по штабам. Ну а главное, скажу вам И приватно и в строю: Не ищите приключений Вы на задницу свою! Смел? Так будь умен впридачу, И не суйся на рожон. Тогда выполнишь задачу И вернешься в батальон. Мне от вас, сынки, не надо Славных подвигов крутых. Жизнь — вот главная награда Для оставшихся в живых.» Так бы все и шло нормально, Но и счастью есть конец: В глотку секс ему оральный, Появился здесь боец. От священного от долга Он три года, гад, косил, Пока этого урода Военком не отловил. Этим неприятным фактом Был он сильно удручен И, почти что по этапу, Прибыл в батин батальон. Посмотрел на гостя взводный И в затылке почесал Так на что ты, братец, годный? Тот плечами лишь пожал. Источал боец приблудный Скуку смертную и грусть, И за норов свой паскудный Получил он кличку «Гнус» И с тех пор в несчастной части Все пошло вперекосяк Сплошь проблемы и напасти Все не эдак и не так. Словно злобный дух вселился И в машины и в людей: То до чертиков напился Взводный командир — старлей. То заклинило навечно В бэтээре пулемет, То в речушке быстротечной Утонул гранатомет. Стал Батяня разбираться: Отчего разлад такой, Почему вдруг стал ломаться Дух победный, боевой? Стал расспрашивать народец И к открытию пришел: Новоявленный уродец Порчу на бойцов навел! Не вражина, не лазутчик, Не фашистский оккупант, А нанес ущерба больше, Чем чеченский диверсант! И что странно, специально Никому он не вредил, Не шаманил ритуально, На костях не ворожил. Просто глянет с кислой рожей, Эдак тяжело вздохнет, И бойцов тоска загложет, Хоть ложись на пулемет… Если кто-то делом занят Только мимо Гнус пройдет Дело сразу колом встанет И — не на шажок вперед. Тут Батяня замполита Быстро к делу подключил: Ты, как Главный Инквизитор, Психологию учил? Разбирайся, что за ересь Иль, по-нашему, …фигня С этим Гнусом завелася В батальоне у меня? Замполит три дня трудился Долго с Гнусом ворковал, На четвертый — застрелился. Видно, тоже не сдюжал. Тут пошло такое дело: Кто служил, без слов поймет: А комиссий налетело… Взяли Батю в оборот. Долго бедного трепали Но оставили служить, Нет, не то, чтоб оправдали — Некем было заменить. Ни один из этих членов (не подумайте не так) При погонах и военных Не был столь большой дурак, Чтобы на вопрос начальства: — Так кого же назначать? Вдруг ответить без бахвальства, Что готов, мол, воевать. Потому что офицеру, Прежде, чем других учить, И ковать свою карьеру, Все же надо послужить. Да не там, где аксельбанты, А средь крови и говна. (Генералы-адьютанты — Вот твой главный враг, страна!) Да к тому же, все сомненья И дебаты прекратив Для принятия решенья Прибыл в батальон комдив. — Командира я оставлю, Он позор не заслужил. Ты исправишь все? — Исправлю! — Чтобы скоро доложил, Что опять порядок в части, И идет все, как часы. А не справишься с напастью, Вот тогда…снимай трусы… Ну, показывай, дружище: Как воюешь, как живешь. Приглашай к себе в жилище, Гостю стопочку нальешь? Для порядка, не для пьянки…. Низко голову склонив, В командирскую землянку, Боком втиснулся комдив. Когда Батя с ним остался Тет-а-тет, спросил: — Что, брат? Не узнал, иль застеснялся, Или гостю ты не рад? Если бы штабные знали, Что когда-то генерал На афганском перевале Под обстрел шальной попал. И давно бы схоронили, Только молодой старлей Командира, как учили, Грудью заслонил своей. Был тогда комдив майором Только принял батальон… Старлей выжил, но не скоро В свою часть вернулся он. И спасителя дождаться Командир тогда не смог, Больше не пришлось встречаться, Много на войне дорог… И обнялись два солдата, Как положено друзьям Снова вместе, как когда-то Снова рядом, как и там… Что же: выпили по сотке. Батя по второй налил. И с застрявшим комом в глотке Он с трудом проговорил. — Не такой я видел встречу… Пред товарищем — позор. Как комбат, за все отвечу. Но не трус я и не вор. Не запился, не зажрался, И на службу не забил, Жить по совести старался, Кто бы что не говорил. Но такой …фигни нечистой За всю жизнь я не видал Если б не был атеистом, В монастырь бы убежал. Я готов все по-порядку Откровенно рассказать, Только просьба: психиатру, Чур, меня не отдавать… И об этом гнусном диве Без вранья и без прикрас Исповедался комдиву Наш Батяня целый час. И, в конце, вздохнув печально Он с тоской проговорил: — Этот бес, урод моральный, Мою душу погубил. Хоть и стыдно офицеру О палачестве мечтать, Но готов я для примеру Его лично расстрелять! Может быть, загнать гадюку От греха, подальше в тыл. Чтобы он мне тут под руку Не вздыхал и не скулил? Только совесть запрещает Так проблему разрешить. Лучших хлопцев убивают, А подонок будет жить? Отвечал комдив сурово: — Ну-ка, сопли подбери! Коль дела идут хреново, Значит — на себя смотри. Стань, братишка, вдвое строже, Волю собери в кулак. Не ходи с унылой рожей, Словно этот твой …чудак А его пригни железной Командирскою рукой. Пусть займется, хмырь болезный Подготовкой строевой. И за каждый вздох гнусавый Пусть вонючий этот клоп Отрывает по Уставу Полнопрофильный окоп. Вот тогда увидеть сможем, Кто сильнее загрустит. Ты-то будешь понадежней, Чем твой бывший замполит? В общем, справишься, я знаю… Применил Батяня власть, И для Гнуса жизнь другая Моментально началась. Он и так-то был унылый Тут и вовсе заскучал И от службы от постылой В самоволочку слинял. Ну, какие самоволки Могут быть, скажите мне, И какие, блин, прогулки, По «зеленке», да в Чечне? Сколько всяческих сюрпризов, За чеченских две войны, Понатыкали саперы С той и с нашей стороны. Так что сей творец напастей Недалеко прошагал… Его гнусные запчасти Взвод полсуток собирал. Батя все же дал команду, Поступить с ним по-людски. В саван чистый завернули Бедоносцевы куски. Этот сверток положили В гроб из струганых досок, Залпом в небо проводили И отправили в Моздок. В тот же вечер Батя заму Батальонный руль отдал, И всю ночь один упрямо Песни пьяные орал. Утром вышел к батальону Вновь — орел и молодец. И, собравши подчиненных, Он сказал им: — Все…(конец) Неурядицам, запоям, Разгильдяйству и нытью. Если кто опять заноет, В землю по уши вобью. Должен батальон вернуться, К дисциплине строевой. Мы бойцам дадим встряхнуться Дух поднимем боевой. Есть вопросы? — Нет вопросов! — Расходитесь по местам! Только вдруг: разноголосый Раздается шум и гам. Что такое происходит? Отчего народ шумит? Инженер-сапер выходит И комбату говорит: — Небольшая есть загвоздка, Уж не знаю, как сказать… — Говори по-русски: просто И конкретно, твою мать! — В общем, так: мои ребята Утром ставили фугас, Чтобы он от супостатов Прикрывал на фланге нас. Посреди работы этой Вдруг зовет меня солдат: Полугруглых два предмета Из-под осыпи торчат. После тщательных раскопок Пригляделись: Боже мой! Братцы, это чья-то …(попа) Будто срезана косой. Когда мина подорвалась Та, что Гнуса разнесла Его задница осталась В слое грунта… — Ну, дела… Умереть по-человечьи, И того не смог, подлец. И куда ж девать…конечность? Цирк какой-то! Ну, трандец! Схоронить ее на месте, Ж… почести отдать? Слишком много будет чести! Надо вслед ее послать За хозяином на базу, А не то, бодлива мать, Как же будет Гнус, зараза Пред судом небес стоять? Не по форме, не в комплекте. Опозорит батальон! Чтобы взяли его черти, Вот задал задачку он. В общем, я пока в сомненьи… Доктор, задницу возьми И до моего решенья, В спирте, что ли, сохрани. Тут народ вздохнул синхронно Спирт на ж…! Вот дела! Но

вся публика в погонах, Дисциплина верх взяла. Как проблема разрешилась, Скрыто временем от нас. Но известно: изменилась Служба в этой части враз. Масть у них пошла другая И совсем другой расклад Грозно «духов» сокрушая Вел парней своих комбат. Без потерь прошли парадом, Будто был заговорен И от пуль и от снарядов Его славный батальон. Грозный взяли. «Духи» сдулись, И из грязной той войны Вновь к себе домой вернулись Нашей армии сыны. Вверх пошел Батяня резко, Не забыл его комдив, По делам его и чести От души вознаградив. Принял полк Батяня бравый, Год прошел — уже комдив. (А комдив стал командармом, Долг сполна свой заплатив) Так и шло, но вот однажды Министерские чины, Что в высоких кабинетах И не нюхали войны, Прочитали представленье, Чтоб Батяня получил За служебное за рвенье Генеральский первый чин. Заглянули в докладные, Должность есть, стаж службы есть. А заслуги боевые — Невозможно перечесть. Только вот одна загадка Напрягла кадровиков: Больно все у Бати гладко, Не залетов, ни грехов. Сам он — что ж: покрытый славой Командир и офицер, Ветеран, полковник бравый, В общем, всем другим пример… Но дивизия… В ней — тыщи Офицеров и бойцов, Где же столько ты отыщешь Образцовых молодцов? Ни единой «хулиганки», Никаких неуставных, Ни одной разгульной пьянки Офицеров молодых. Сплошь — отличная сноровка, На физо и боевой, На полит — на подготовке, И по нудной строевой. То ли всем очки втирает Старый боевой орел, То ль секрет какой-то знает… Что ж там Батя изобрел? И для полной для проверки Ситуации такой, Группа толстых министерских К Бате прибыла гурьбой. Потрошили две недели, Придирались, как могли, Умотались, изопрели, И на нервы изошли. Был момент, когда казалось Что попался, наконец, Им ленивый, слабый, вялый И зачуханный боец. Из солдатской из столовой Он помои выносил… Проверяющий суровый Его лично отловил. Но, боец отнес помои, Чистое хэбэ достал, А потом, он всем такое Представленье показал… Будто он еще с пеленок Был спецназовцем крутым. Вот-те, блин, и поваренок! Вот-те кухня, вот-те тыл! Все сомнения отпали: Не дивизия — мечта! Генералы отписали В министерство: так и так, Мы в стараниях чиновных Что умели, превзошли, Но ни полностью виновных, Ни частично — не нашли. Разрешите ко второму Варианту приступить: Опыту передовому Путь-дорогу проложить. Опыт батин мы изучим, Все запишем, обобщим, И на базе на научной. Во всей армии внедрим. Получили одобренье И давай Батяню жать: В чем твое изобретенье? Докладай, едрена мать! Только тот твердит устало: Никакой, мол, тайны нет, Просто служим по Уставу Но какой же в том секрет? Генералы порешили Свою тактику сменить: И Батяне стол накрыли, Чтобы опыт обобщить… Но и тут не получилось: Не душевный был настрой, Не от сердца подносилось, А для хитрости штабной. В общем, толку не добились, И не солоно хлебнув, В стольный город возвратились, Грустно Батю матюкнув. Генерала все же дали Бате (как ему не дать?), Представленье подписали, (Нет причин не подписать) Хоть обиду затаили Министерские чины, Но лампасы подарили На батянины штаны. Командарм ему погоны Пред дивизией родной, Замершей в строю знаменном, Прикрепил своей рукой. Ну а вечером, конечно, Был накрыт толковый стол, Задушевный и сердечный Разговор у них пошел. Где-то литре так на пятом Батю командарм спросил: — Помнишь боевую клятву Что в Чечне ты приносил: Навести порядок в части, Дисциплину укрепить, Все проблемы и напасти С корнем, б-блин, искоренить! Слово ты сдержал достойно, Не подвел меня, хвалю. Отчего же я спокойно По ночам опять не сплю? Знаешь ты тому причину: Вон, глазами заблудил… То страдал от чертовщины, Нынче — черта приручил? Ну не может быть такого, Чтоб на десять тыщ солдат Не нашелся бестолковый Хоть один дегенерат. Я недавно специально У соседей попросил Молодого лейтенанта, Что им в месяц приносил По полдюжины скандалов, Безобразий, драк и склок. Дело пахло трибуналом И маячил явный срок. У тебя же он мгновенно Завязал чудить и пить Ты скажи мне откровенно: Как такое может быть? Бате некуда деваться, Командиру как соврешь? Перед кем тут запираться? Тяжко он вздохнул: — Ну что ж… Может, помните про Гнуса? — Как не помнить про него: Гада, нытика и труса… — Но не знаете того, Что когда он подорвался, Разлетевшись на куски, То предмет один остался От носителя тоски. Я хотел его сначала Втихаря захоронить. Но одна мыслишка стала Мою голову точить: Интересно, что случится Если ЭТО сохранить, Будет порча наводиться? Сможет ЭТО навредить? И тогда в большую банку Приказал я положить Гнуса гнусного останки И спиртяшечкой залить. Но напрасно я боялся, Проводя эксперимент. Безопасным оказался, Этот самый …экскремент. И скажу вам по секрету Не для вражеских ушей Мне теперь дороже нету Этой баночки моей. То ль от банки излученье, То ли нас Господь простил, Но пошло на исправленье Все, что Гнус нам натворил. Командарм заинтригован: Что же это за предмет? Чем так Батя зачарован? И чего дороже нет? Тут торжественно Батяня С табуреточки встает И из тайного кармана Ключ огромный достает. Открывает сейф железный Вынул банку — и на стол: — Вот какой предмет полезный В поле наш сапер нашел! Командарм вскипел сердито: — Эт-то что за балаган?! Генералом стал, гляди-ты, А по жизни — хулиган! Мне, родному командиру, За столом, едрена мать, Будто в полевом сортире, В морду задницу совать!!! Чем твое неуваженье Заслужил я, братец мой? Объясни без промедленья! Может слишком ты хмельной? — Никакой обиды нету, — Батя кротко отвечал — Добивались вы ответа? Вот я вам и рассказал. Честно я раскрыл секрет свой И готов поклясться в том На Коране, партбилетом, Или на кресте святом. Тут методика простая: Только новичков приму — Я к себе их вызываю В кабинет по одному. Подвожу к волшебной банке: Пополнение мое: — Вот к чему приводят пьянки Самоволки и нытье! От такой политработы Результаты налицо. И не знаю я заботы С дисциплиною бойцов. — Ну, а как ты лейтенанта От запоев излечил? — Я ему из этой банки Опохмелочку налил. А потом ему, конечно, Свою банку показал… Поблевал чуток, сердешный, И навеки завязал. Командарм взбледнув, невнятно И с трудом проговорил: — Я надеюсь, что меня ты Не из баночки поил… Да, методика простая. Только я тебе скажу, Что, убей меня, не знаю Как министру доложу. Ведь просил он разобраться Друг мой, с опытом твоим, Этот опыт постараться Сделать общевойсковым… Что теперь прикажешь делать ЭТОТ опыт обобщить? И везде политотделы Ж… в спирте заменить?

* * *

Как все это завершилось Сведений в печати нет. Видно, дело превратилось В государственный секрет! Ну, конечно, доходила Информация порой, Где-то что просочилось, Кум беседовал с кумой… Если все же вдруг вам нужен Этот опыт, мужики, Приглядитесь: где же служат Образцовые полки? Батя дослужил спокойно: С пенсионом генерал, Но, неужто он достойным Опыт свой не передал? Чтоб служили, офицеры Образцово, без прикрас? Вон — дивизия к примеру, Есть Таманская у нас…

Встретимся в понедельник

Николай Александрович, начальник оперативного отдела областного УВД (он же — Верховный Главнокомандующий Всеми Дежурными Частями), пожилой, заслуженный полковник, которого подчиненные называли между собой не иначе, как Дед, был доволен.

Верней сказать — просто счастлив.

Наконец — то, он сумел поставить на место этого выскочку — Скокова.

Вот уж фамилия — в цвет натуре. Скок — поскок, с пола на шесток. Еще нет сорока, а уже начальник одного из ведущих отделов УВД, подполковник милиции, блин, салага хренов.

Если бы не одержанная победа, то одно воспоминание о нем могло бы надолго испортить настроение.

Вообще — то, особой неприязни к Скокову Николай Александрович не испытывал. А если совсем честно, отношения у них, несмотря на большую разницу в возрасте, были приятельские. Общались они на «ты» и молодой задира не раз прибегал к нему за советом, в свою очередь, удивляя Деда нестандартными решениями и своей неутомимостью.

Но нахал редкий!

Ну начитался ты приказов, нахватался верхушек… Да будь ты хоть тысячу раз прав, никакие твои теории не попрут против тридцати лет практики.

Собственно говоря, последний спор у них вышел пустяковый. И самому себе можно признаться, что правы были оба. И так и так вопрос можно было решить. Ни в том, ни в другом случае ни Закон, ни приказы МВД не нарушались, а главное — результат явно был бы одинаковый. Но закусило обоих, и сцепились, как в той присказке — старый да малый. Кончилось тем, что Николай Александрович Скокова сопляком обозвал, а тот, из его кабинета выходя и стоя на пороге у распахнутой двери, на весь коридор заявил: «В стране пенициллина не хватает, а тут такие запасы старой плесени пропадают!»

Это я-то — старая плесень! Николай Александрович и сейчас-то вспомнив, как заржали в коридоре молодые жеребцы, снова стал закипать. А тогда от ярости и обиды чуть было в стукачи не записался, уже за трубку прямого телефона к начальнику УВД схватился. Да вовремя опомнился. На что жаловаться? Как ни крути, а он сам первый превратил профессиональный спор в базарный лай. Но обида жгла и душила, не давала покоя. А при его стенокардии такое дело могло и вовсе печально закончиться.

Целый день он мучился, обдумывая, как достойно осадить наглого мальчишку.

Помог случай: ему позвонил старый приятель и предупредил, что в воскресенье не может провести проверку службы от руководящего состава управления. У него опять начались проблемы «с этой долбанной язвой» и врач грозится укатать его в госпиталь, если он не может спокойно лечиться дома. Решение пришло мгновенно и развеселило Деда, да так, что пришлось все равно валидолину засосать: от радостного возбуждения сердце распрыгалось, как воробей.

Николай Александрович быстренько вытащил папку с графиками дежурств. Так и есть, Скоков проверял службу в прошлые выходные, с субботы на воскресенье. Он еще в начале месяца просил: «Дед, ты только меня на двадцать второе не ставь, у нас намечается маленький бемц: приятель обмывает сорокапятилетие, обещает такое угощение, что заранее слюнки текут.»

Будет тебе, остряк, угощение!

Генерал, терпеливо выслушав по телефону сообщение Николая Александровича о том, что произошла накладка с проверяющим и кому-то из руководителей придется пойти вне графика, ответил, как и ожидалось: «Посмотрите сами, кем заменить, распорядитесь от моего имени.»

Торжествующий Дед, подловив Скокова в коридоре, при стечении публики объявил тому, что все его воскресные планы накрылись, а напоследок добавил: «Это вам, молодой человек, вроде как наряд вне очереди, чтобы научились старших уважать! Вам помощь по дежурству не нужна? Ну если нет, то встретимся в понедельник.»