Память льда
Шрифт:
Трич успел забыть, зачем ползет на вершину холма. Знал только, что должен обязательно туда добраться и посмотреть: а что же там, по другую сторону?
«Там заходит солнце. Там бескрайние просторы равнины. Я хочу в последний раз увидеть все это, пока ненавистные врата Худа не затянули меня внутрь».
Однако внезапно он узрел перед собой коренастую мускулистую женщину. Ее плечи прикрывала шкура черной пантеры. Такие же черные волосы блестели в лучах заходящего солнца. У незнакомки были миндалевидные глаза (янтарного цвета, как и у него самого) и румяное
«Я встречал женщин гораздо красивее. Но почему же при виде тебя у меня разрывается сердце?»
Она подошла поближе, присела, приподняла его крупную голову и положила к себе на колени. Нежные маленькие пальцы протерли ему глаза, удалив запекшуюся кровь и грязь.
— Они уничтожены, — сказала она на древнем наречии, языке Первой империи. — Это было не так уж и трудно. Ты здорово потрепал их, Бесшумный Охотник. Стоило мне прикоснуться, и они рассыпались в прах.
«Ты обманываешь меня».
Женщина улыбнулась:
— Наши пути, Трич, пересекаются уже не впервые. Но прежде я никогда не отваживалась приблизиться к тебе. Я ведь помню твой гнев в те времена, когда мы разрушили вашу империю. Правда, это было очень давно.
«Тот гнев давно остыл, имасска. Вы делали то, что необходимо. Врачевали раны».
— Нет, это не заслуга т’лан имассов. Поврежденные магические Пути восстанавливали другие. А мы просто истребляли ваш род. Всех, кто нам попадался. Это единственный наш талант.
«Умение убивать».
— Да. Умение убивать.
«Я не могу вернуться в человеческое обличье. Мне не найти его внутри себя».
— Прошло слишком много времени с тех пор, как ты перестал быть человеком, Трич.
«И теперь мне суждено умереть».
— Да. Я не владею искусством врачевания.
Он мысленно улыбнулся.
«Конечно, ты ведь умеешь только убивать».
— Увы, это так.
«Тогда прекрати мои страдания».
— Это в тебе говорит человек. Зверь никогда не станет просить, чтобы его добили. Куда подевалось твое упрямство, Трич? Ты же всегда отличался умом и хитростью.
«Да ты, никак, пришла издеваться надо мной?»
— Нет, Трич. Я пришла, чтобы хоть как-то облегчить твою участь. Скажи, а кто еще живет в тебе?
«Разве внутри меня кто-то есть?»
— Но ведь кто-то снял оковы с твоей памяти, Трич? Кто вернул тебя себе самому? Веками ты оставался зверем и тобой управлял звериный разум. Когда человек становится животным, обратной дороги нет. И тем не менее…
«И тем не менее я лежу здесь».
— Мне почему-то кажется, что, когда твоя жизнь в этом мире окончательно погаснет, ты окажешься вовсе не перед вратами Худа, а где-то в ином месте. Мне нечем подкрепить свои слова. Но я ощутила бурление магических сил. Кто-то из древних богов вновь пробудился. Возможно, древнейший из всех. Пока его шаги скрытны. Но он избрал нескольких смертных для воплощения дальнейших своих замыслов. Зачем это ему понадобилось? К чему он стремится? Ответов я не знаю. Но тебя ждет не смерть, а другая жизнь. Началась новая игра, которая закончится очень не
«Новая война? Ты это хотела сказать?»
— А разве ты перестал быть Тигром Лета? Древний бог решил, что вскоре ему понадобится твоя помощь.
Эти слова несколько удивили Трича.
«Прежде никто еще не испытывал потребности во мне».
— Наступает время перемен. Похоже, они коснутся всех нас.
«Значит, нам суждено встретиться снова? Я был бы не прочь опять увидеть тебя в облике черной пантеры».
Т’лан имасска негромко засмеялась:
— А вот теперь в тебе говорит пробудившийся зверь. Прощай, Трич.
И в этот самый последний миг она увидела то, что он теперь мог лишь почувствовать. Тьма обволокла его. Поле зрения сузилось: теперь вместо двух глаз был лишь один-единственный.
Этот единственный глаз смотрел на ночную равнину и видел… оборотня, имеющего облик громадного тигра. Он пировал над убитым ранагом. Вот яростно вспыхнули два зеленых огонька… О, как же давно все это было.
Потом видение исчезло.
Чья-то рука в перчатке довольно сильно шлепнула его по лицу. Ток-младший открыл свой единственный глаз и увидел Сену:
— Эй… В чем дело?
— Неподходящее время для сна, — бесстрастным голосом ответил сегулех и удалился.
В воздухе витал аромат жареного мяса. Потирая лицо после шлепка, Ток медленно сел. Он выдыхал из себя воздух, стремясь попутно изгнать из души чужую безутешную печаль и сожаления о былом.
«Боги, умоляю вас, избавьте меня от видений».
Малазанец несколько раз встряхнул головой и огляделся. Тлен и волчица не сдвинулись ни на шаг. Оба по-прежнему глядели вдаль. Только сейчас Ток уловил исходящую от них настороженность, однако нимало не удивился. Юноше даже показалось, что он знает причину.
— Она совсем неподалеку и быстро движется сюда, — сказал он т’лан имассу.
«Вместе с наступающей ночью, следом за убегающим солнцем. Смертоносное величие, суровая красота. И древние глаза, каких теперь не встретишь».
Тлен повернулся к нему:
— Что ты видел, Арал Фаиль? И куда странствовал?
Малазанец с трудом встал.
— Худ тебя побери! До чего же я проголодался. Я бы сейчас и сырым мясом не побрезговал. — Он замолчал и глотнул свежего воздуха. — Хочешь знать, что я видел? Я, т’лан имасс, был свидетелем смерти Трича. Или Трейка, как здесь называют Тигра Лета. Где это было? Не так уж и далеко отсюда. Чуть севернее. Только не спрашивай, откуда сие мне известно.
Тлен молча выслушал его, а затем кивнул:
— Чен’ре арал лих’фаиль. Курган — это сердце памяти.
Баалджаг вдруг поднялась на лапы и ощетинилась.
Наконец в сумерках появилась знакомая Току пантера. Ее туловище вдвое превосходило человеческий рост, а глаза находились почти вровень с его единственным глазом. В воздухе пахнуло чем-то пряным и терпким. Тело пантеры подернулась дымкой и почти смешалось с темнотой… Теперь перед ними стояла невысокая женщина.
— Здравствуй, брат, — устремив взгляд на Тлена, сказала она.