Память совести или совесть памяти
Шрифт:
– Ладно, ладно. Давай присаживайся, – сказал язвительный степенный господин. – Кстати, познакомься с будущим уже наших информационных технологий, с Вениамином, мастером слова риторики. И я скажу – он может всё, и даже больше. Ведь каждый продвинутый политический риторик, использует своё риторическое имя на всю катушку, имея право не отвечать за свои слова. Ответ вы, конечно же, получите, но ответственность за него – вряд ли вам гарантирована. Вот такие у нас работают кадры.
Веня же, когда речь зашла о нём, отставил от себя тарелку и, с казалось бы смущённым видом, стал слушать свою презентацию. Что поделать, наш Веня очень скромен в кругу столь известных господ, и по его виду вряд ли догадаешься, что именно он – тот пламенный оратор, громящий и пускающий под откос эшелоны коррупционной власти. «Но в чём же дело, и что послужило столь странной метаморфозе?», – спросит проницательный читатель. «Да, пожалуй, вы не слишком проницательны, раз спрашиваете об очевидных вещах!», – корю я за наивность проницательного читателя.
– Вениамин, что вы стесняетесь? Давайте, расскажите нам вашу теорию голоса избирателя в связи с его избирательностью, – хлопая по плечу Веню и, посмеиваясь, заявил язвительный господин.
– А я не вижу в этом ничего смешного! – вдруг разошёлся покрасневший Веня, затем снял очки, протёр запотевшие стекла и, одев их, продолжил источать свой гнев. – Да, я имею на этот счёт своё неоспоримое мнение. И скажу со всей ответственностью, что нет ничего более эфемерного, чем голос избирателя. И даже для самого избирателя, его голос – есть нечто непостоянное, имеющее характер налёта. Это то же самое, что и твоя голосовая речь, услышав со стороны которую, ты с трудом можешь распознать её, а распознав – останешься весьма этим недоволен, и получается так, что ты скорее отдашь предпочтение чужому голосу, чем своему. Так что «избирательность избирателя», скорее прислушается не к своему голосу, а к чужому, поданному в нужном месте и с нужной интонацией. – На одном дыхании отрапортовал, пылающий от самосознания своей личности, Вениамин.
– Ну, не надо так экспрессивно, – заметил степенный господин, успокаивая Вениамина.
Веня же, решив для себя: «Что с них взять ещё, кроме презренного металла!», – залил внутрь себя бокал вина, и тем самым успокоил рвущееся наружу желание декламировать, прижигая калёным железом язвы этого мало свободного общества. Затем они обменялись рукопожатиями, и Лу присоединился к сотрапезникам, чтобы составить им компанию, для чего и погрузился в принесённое официантом меню. А его партнёры, решив дать ему время как следует освоиться, вновь погрузились в свои насущные дела, когда как Веня, придвинув к себе тарелку, вновь принялся доделывать недоделанное. Ведь, что поделаешь, вот такой он человек, раз взялся за дело, то всегда доводит его до конца. Степенные же господа, вновь продолжили свою беседу о человековидении, и его роли в политической жизни общества. Ведь вопрос: человек для политики, или политика для человека – так и остался нерешён для человека-политика, также как и для политика-человека.
– А ты меня вчера у Соловья лихо припечатал, – улыбаясь, начал разговор благодушный степенный господин, – я аж вначале чуть дар речи не потерял.
– Бывает, – покряхтывая от удовольствия, ответил его вечный антагонист медийных площадок, язвительный степенный господин.
Но давайте оставим закулисье в распоряжение самих кукловодов и манипуляторов, ведь иначе мир станет скучен, лишившись всех своих тайн и загадок. Разве нам интересен сам механизм работы системы? Нам более по нраву красота самих кулис, с их огнями и переливами красок, а за ними – всё тускло и мрачно, да и кардиналы, и то всё сплошь серые. А так немного налётного престижа, и вы, сидя у себя дома напротив экрана, предаетесь разгадке очередного квеста в поисках правых и виноватых, которые, чувствуя все мимолетные желания публики, стараются донести до нас хоть что-то.
Что ж, Лу для проформы пробежался по меню, ведь когда ты постоянный клиент этого заведения, и, когда количество твоих посещений перевалило за трёхзначное число, то, пожалуй, можно его простить за лёгкую небрежность в деле изучения этого самого меню. Просто здоровье нашего героя слегка ухудшилось после того, как он прибыл сюда. Видимо, всё-таки он вчера слегка перебрал свою норму перебора, принятого на грудь, и в результате чего, погрузившись в меню, решал для себя непростую задачу: либо перенести стойко приступы головной боли, либо подлечиться настойкой, чтобы потом чувствовать себя стойко.
Так поначалу Лу придерживался первого варианта развития событий, но после того, как он увидел, как Веня опрокидывает в себя стакан лучезарного напитка, то его одолели сомнения в верности выбранного варианта, и теперь он, вглядываясь в названия предлагаемых напитков, производил сложные арифметические расчёты степени их градусного воздействия на его неокрепший организм. Всё же решившись, Лу наконец-то заказал для себя прозрачного, как слеза напитка, и когда напиток обжёг его внутренние стенки желудка, решил для себя, что он не ошибся, как в своём выборе действий, так и в напитке. Затем он, следуя вековым традициям, ещё прописанным, как утверждают, самим Гиппократом, для закрепления эффекта плацебо (наш герой придерживается того мнения, что эффект от принятия алкоголя, по большей части, зависит от самого пациента, и его действие очень часто весьма внушительно для окружающих его людей), кинул вдогонку ещё одну дозу лекарства. Закрепив результат приёма внутрь и слегка перекусив, Лу откинулся на спинку стула и стал изучать (опять же для проформы) присутствующую публику.
Ведь правила нахождения в помещении требуют от тебя хотя бы осмотреться вокруг себя и определить – с кем ты дышишь одним кислородом под сводами этого здания. Конечно, решение об общих кислородных процедурах было принято ещё с самого открытия этого достопочтенного заведения. Ценовая палитра, так весело разукрашивающая своими нулевыми окружностями цифры, стоящие напротив блюд в меню, очень чётко просеивает число желающих вкусить здесь чего-нибудь, оставляя только ту небольшую категорию избранных с большими карманами, для которых пафос является обязательным ингредиентом, придающим остроту заказываемых ими блюд.
Так что местный контингент, заседающий за соседними столами не отличался разнообразием, и Лу, покивав знакомым, уже было собрался принять участие в дискуссии за столом, как заметил залётную молодую парочку, непонятно каким образом забредшую сюда. Почему залётную? Ну, это не трудно определить по внешним факторам, о которых, наверное, и не стоит упоминать носителю дорогого костюма и различных сопутствующих нему аксессуаров. Да и по лицу зашедшего сразу же видно, что он не отличит аксессуар от писсуара, да ему это и не нужно, а его спутница своей натуральностью уже вызвала немой укор и негодование среди дутой женской присутствующей публики, от которого она ещё больше раздулась, правда уже естественным образом – а уж эту разборчивую в знакомствах, и неразборчивую в связях прослойку женской общности ни на какой мякине не проведешь.
И уже даже нахмурился официант, заметив оплошность администратора (впоследствии стоившей ему места), который, к слову сказать, виноват лишь в том, что отлучился на мгновение по личным нуждам, и тем самым дал незаметно проникнуть под сей священный свод этим возмутителям спокойствия, особенно перед носителями дорогих костюмов от какого-нибудь «Арма Бри», и их заменимыми носительницами бриллиантов (ведь нынче сейфы ненадежны, вот и приходиться ими обвешивать очередную пассию, чтобы ими любимые брюлики были всегда на виду).
И что теперь делать всем этим «носителям» собственности, когда простота бросила им вызов, вначале заведя молодежь сюда, а затем, показав всю их неприглядность, заставила уйти твёрдой опоре из-под ног вершителей судеб, ещё пять минут назад считавших себя так твёрдо стоящими на этой самой опоре. Но дело разрешилось само собой. Парень, взглянув на ценник меню (с той же простотой как, видимо, всё и делал), заявил, что обедать им здесь не по карману, взял под руку подругу, и они также быстро исчезли, как и появились, оставив после себя растревоженный осиный рой.