Пандем
Шрифт:
— Ну…
Выпили молча.
— Он тебе сын? — спросил Ким.
— Ага.
— Сколько ему?
— Пятнадцать.
— Молодец…
— Знаю, — сказал Быстов, и в одном слове послышалась такая похвальба и гордость, которую редкий хвастун втиснет даже в длинную тираду.
Выпили по второй. Закусили какими-то сухариками вперемешку с вялыми, неаккуратными с виду, но очень вкусными огурцами.
— Почему? — спросил наконец Ким.
Быстов, не дожидаясь Кима, выпил третью. Поморщился:
— Поймешь?
— Попытаюсь.
Быстов
— Видишь?
Руки были, как дерево. Застарелые мозоли покрывали их сплошной коркой.
— Не аргумент, — сказал Ким.
— Усилие, — сказал Быстов. — Человек — это усилие… Жизнь. Наибольшее усилие, на которое человек способен, — цена ему, человеку. Не обязательно яму при этом копать… Или там бабе рожать необязательно… Ты меня поймешь.
— Вообще любое усилие? — спросил Ким.
— Да, — Быстов снова налил себе и гостю. — Можно на тебя еще продукт переводить? Или тебе Пандем в желудке все в воду превратит, начиная с третьей?
— Не превратит, — сказал Ким. — Он ничего не превращает в воду, у него другие механизмы… Понеслась?
И они выпили.
— Зачем корячиться, если есть Пандем? — устало спросил Быстов.
— То есть зачем надрываться на жатве, если синтезатор делает хлеб из простеньких реактивов за пять минут?
Быстов покачал головой; сверкнула круглая лысина в густых седеющих патлах:
— Не-ет… В эту детскую ловушку меня не лови. Раньше, мол, люди на лошадях пахали, но разве комбайн обесценил их труд… Оптимальный путь, высвобождение энергии для других целей и все такое — это правильно, Ким. Я совсем другое усилие имею в виду…
Он встал. Прошелся взад-вперед по комнате. Щелкнул пальцами — на стене напротив окон засветился большой, от пола до потолка, монитор.
— «Дюйм», — пробормотал Быстов себе под нос. — Двадцать шестая.
На экране возник вдруг — и продолжился с середины — старый-престарый фильм. Не только не объемный, но даже и черно-белый. Отреставрированный, но все равно блеклый в сравнении с последними реал-композициями.
— Звук! — сказал Быстов, и звук пропал.
— Усилие, — сказал Быстов. — Через «не могу»… Как в армии. Как на той же жатве. Как сегодня Димка… Зачем человеку быть выше себя, жертвовать собой, наконец, если Пандем и так всем поможет?
— У человека, — сказал Ким, — есть много других возможностей «быть выше себя». Человек может учиться. Человек может совершенствоваться. Заниматься спортом, в конце концов…
«Лететь в космос», — хотел он добавить, но не добавил. Некстати вспомнил о Витальке.
— Игрушки, — Быстов невесело усмехнулся. — Детский мир. Делай что угодно, но знай, что Пандем все равно тебе поможет… Он же тебя любит. Он тебя вытащит у черта из пасти, если ты туда из любопытства полезешь. Что, мамка не поможет дитятку, если с дитятком
— Пусть лучше дитятко свалится в пропасть и сдохнет на дне?
— Сам, — Быстов ударил кулаком по столешнице, и оба монитора подскочили. — Не сваливайся в пропасть, лапушка. Думай сам… Нет, игрушки все это, «Пандемовы страсти». Красная зона та же… Игрушки да лицемерие: я крутая, я боксерша… я эгоистка… я анархистка… а как беда, так Пандем поможет. Он всегда помогает. Он добрый.
— Дочь? — подумав, спросил Ким.
— Она, — пробормотал Быстов, с ненавистью глядя на пустую рюмку. — А ты… Ты вроде мужик. Я уж подумал было, что ты тоже отказник… Ни один пандемный так бы не…
И замолчал.
— А то, как ты живешь, — не игрушки? — спросил Ким. — Поля эти… пшеница… Огороды… Коровы ходят, понимаешь… Синтезаторами вы не пользуетесь, а сетью — да?
— Сеть люди раньше придумали, — сказал Быстов. — До Пандема.
— Так и синтезаторы собрали тоже люди… с подачи Пандема… А если бы и марсиане подбросили — что, не пользоваться? Брезговать? Пусть народ с голоду мрет?
— У меня никто не мрет, — сказал Быстов. — Звук!
И, повернувшись к Киму спиной, стал смотреть фильм.
Минуты через две Ким узнал ленту. Это был «Последний дюйм» из его детства.
Глава 22
Динамика плотности населения в Тихом океане, оперная постановка с участием сразу двенадцати звезд, климатический купол на Северной платформе…
На пороге комнаты стоял Мишка. Лера отвернулась от экрана:
— Да, котенок?
— Я еще не ужинал. Ма, вообще-то я тебя ждал…
— Так что же ты молчишь? Я тоже еще не ужинала, давай…
Ее сын был чем-то подавлен. Лерка определила это если не с первого взгляда, то со второго — точно.
Себе она взяла коктейль с алкоголем, Мишке — с фруктами и овощами. Сын не был гурманом и никогда не тратил время на выбор пищи — тыкал пальцем в дежурное блюдо и равнодушно ел, что дают. Ему казалось, что он слишком толстый; вроде бы он даже говорил об этом Пандему. И вроде бы Пандем ему сказал, что у Мишки оптимальный для его сложения вес, а если он хочет перемен, то пусть поактивнее будет в спортзале…
— Как дела в школе? — спросила Лерка как ни в чем не бывало.
Сын вздохнул:
— Открыли новую специализацию. Медицина.
Лера на минуту перестала жевать:
— Какую-какую?
— Медицина… Я решил не записываться. Как-то мне не нравится.
— Ты ничего не путаешь? — тихо спросила Лера.
Сын помотал головой.
— Еще что? — спросила она рассеянно.
— Ничего.
— Ты уверен? Что-то ты какой-то кислый…
— Да так, — Мишка поежился. — Я вот сегодня подумал…