Пандемоний
Шрифт:
— Все в порядке, — отозвался я, почувствовав, что у меня воспалено горло.
Значит, я снова стал кричать по ночам. Я поднялся с пола и опустился на колено. Тускло освещенная комната закружилась — действовал нембутал, — но боль в локте все-таки уменьшилась.
— Все в порядке! — крикнул я еще громче. — Я просто упал с кровати.
С этими словами я снова вскарабкался на матрац. Правая рука и нога опять заняли неловкое положение. Я не чувствовал их. Кровообращение понемногу возвращалось, и каждый сустав на правой стороне тела заболел в унисон: от плеча до запястья, от бедра до лодыжки.
Выложенные
— Ты кричал, — сообщила через дверь мать. — Ты уверен, что?..
Я ничего не ответил и занялся замком на запястье. Он оказался перевернут вверх ногами, а мой взгляд плохо фокусировался. Я набрал первую цифру и поднес палец к следующему колесику.
— Это был сущий кошмар, — произнес я и, поставив на место последнее колесико, получил, наконец, искомую комбинацию. Три девятки. Затем потянул за браслет, и он раскрылся. Я высвободил руку из наручника. — Все в порядке, мам. Ложись.
Я лег ничком, чувствуя, как в ушах пульсирует ток крови. Наконец шаги матери стихли — она вернулась к себе в спальню. Я едва не уснул, но все-таки заставил себя сесть на постели. Долго тер лицо, пока не почувствовал, что взбодрился настолько, чтобы высвободить ногу и встать. Будильник показывал полчетвертого ночи. Я испытывал сонливость, однако эта сонливость не предвещала ничего хорошего.
Я включил свет, достал дорожную сумку и бросил ее на кровать, после чего выудил оттуда оранжевую бутылочку с таблетками. Встряхнул ее. Три штуки. Перед тем как лечь спать, я принял всего одну, и в этом была моя ошибка. Нужно было либо «отрубиться», либо совсем не спать.
Я снова посмотрел на будильник. До рассвета остается несколько часов. Так и не открыв бутылочку, я бросил ее обратно в сумку.
Когда я вернулся с прогулки, то застал мать в комнате-прачечной. Она перекладывала мою одежду из стиральной машины в сушилку. Я остановился и увидел, что это одежда, которую я засунул в стиральную машину перед тем, как выйти на улицу. Судя по всему, в мою дорожную сумку мать не заглядывала.
— Не нужно было делать этого, — произнес я.
Я дал ей пройти, отодвинувшись в сторону. В комнате было тесно. Одной рукой я прижимал к боку коробку с тортом, другой — пухлый, весом в пару фунтов воскресный выпуск «Чикаго трибьюн».
Комната-прачечная на самом деле была крытым проходом между гаражом и домом и выполняла роль своего рода отстойника. Ее построил отец под руководством моей матери. Она утверждала, что у него руки-крюки и что он крушит все, что имеет размеры меньше, чем два на четыре дюйма, или более хрупкое, чем листовое железо.
— Ты сходил в булочную?
— Да. В семь утра там было уже полно народу, — ответил я и прошел в кухню, где поставил торт на стол. — Те же самые старенькие польские леди. Это место нисколько не изменилось.
— Ты больше не ложился?
Я отрицательно покачал головой, хотя в эту минуту находился вне поля ее зрения.
— Извини, что разбудил тебя.
Мне было стыдно, будто она увидела, как я разгуливаю голым по дому.
Мать включила сушилку и вышла в кухню, где вытерла руки бумажным полотенцем. Затем выплеснула в раковину
Демон, которого я видел в аэропорту два дня назад, упоминался на третьей странице. Это была короткая заметка, продолжавшая тему, освещавшуюся в предыдущих номерах «Трибьюн». Жертву ни в чем не будут обвинять — никто не думал, что этот человек мошенничал. Специалисты сходились во мнении, что данный случай вызван душевным расстройством, спровоцированным Штаммом Художника. (Таковы были официальные определения — «штамм», «расстройство» — как будто привязка средневекового слово «одержимость» к медицинским терминам смягчала это определение.) Скорее всего существовала сотня явно выраженных штаммов — научная «феня» для обозначения сотни демонов.
Центр контроля заболеваний зафиксировал в США за год более двадцати тысяч случаев одержимости. Иные длились неделями, другие — а таких было большинство — всего несколько минут.
Кого-то одержимость поражает повторно, и тут напрашивается аналогия с ударом молнии, зарядившим жертву электричеством на всю жизнь. Большую часть времени одержимые находятся во власти одного демона, но иногда каждый раз появляется новый.
Правительство поспешило добавить, что отчеты содержат неустановленное количество фальшивых позитивов, фальшивых негативов, неправильных диагнозов. Демоны не оставляли ни следов ДНК, ни антител в крови, ни каких-либо клеточных изменений в головном мозге. Одержимость — особенно в ее кратковременных проявлениях — легко скрыть и еще легче сымитировать. Некоторые люди имеют высокую степень мотивации для подобного мошенничества. Демоны способны не только заставить вас совершать жуткие поступки, но и прославить на весь мир. Выживших после случаев одержимости постоянно показывали по телевизору.
Рядом с заметкой о происшествии в аэропорту я прочитал короткое сообщение о Международной конференции по одержимости и ее незаконному аналогу, так называемой конференции «ДемониКон». Вообще-то это была даже не конференция, поскольку не предусматривала никакого манифеста, комиссий или резолюций. Это было импровизированное ежегодное мероприятие, проходившее по всему земному шару параллельно с МКПО. Любители демонологии снимали все гостиничные номера в тех городах, где проходила в тот или иной год официальная МКПО, и пытались являться без приглашения на ее самые интересные заседания и мероприятия, навлекая на себя неприятности.
Людей беспокоили новые случаи одержимости, возникавшие из-за конференций, или, еще хуже, новые случаи ее подражательной разновидности. Никто не желал, чтобы вокруг бродили вооруженные самозванцы, выдающие себя за Короля Пиратов или Правдолюба. Предполагалось, что меры безопасности будут самые жесткие, хотя настоящему демону на это наплевать. Настоящего демона не остановит ничто.
— Лью приедет в десять? — нарушила затянувшееся молчание мать.
— Во всяком случае, обещал.