Панджшер навсегда (сборник)
Шрифт:
– Товарищ старший лейтенант, вот полный список того, что у нас есть. Мы обеспечены на всю ближайшую неделю.
– Это хорошо. Но меня макароны и перловая крупа не интересуют. Давай-ка…
– Вам на ужин что-нибудь отдельно приготовить?
– Мне? С чего бы это? – Ротный удивился ходу мысли своего ординарца. – А какой сегодня день недели?
– Не знаю, – честно ответил солдат.
– Ну и не важно. Сегодня на посту устроим праздник с торжественным ужином. Пожарим картошку так, чтобы зарумянилась. Если не умеешь жарить, сразу скажи,
– Не много ли для одного ужина? – вмешался Кондрашов. – Все растранжирим.
– Праздник же.
– Какой такой праздник?
– Вот и придумаем. Чтобы торжество получилось. С поздравлениями. Например, день нашего поста. Если у кого день рождения недавно прошел, так и поздравим.
– А после праздника зубы на полку? Тебе зачем это надо?
– Понимаешь, Кондрат, праздник нужен. С остальным разберемся.
Вечером весь пост теснился перед блиндажом командира на всех приспособленных под табуреты ящиках, коробках.
– Товарищи солдаты и сержанты, – Ремизов поднял кружку с компотом, – мы со старшим лейтенантом Кондрашовым решили устроить праздник нашего поста. И Сегень не возражал…
Кто-то захихикал, и обстановка сразу разрядилась.
– Я поднимаю тост за нашу боевую службу. Она часть нашей жизни, может оказаться – главная часть, за интернациональный долг, который мы выполняем с честью, и за наш двадцать четвертый пост, который нас собрал здесь, на высоте две тысячи девятьсот метров.
Стукнулись кружками, дурачась, посмеиваясь, выпили сладкий компот.
– А теперь закусим. Фещук, следующее слово за тобой, от лица сержантского состава, готовься.
– Между первой и второй перерывчик небольшой.
– Не вовремя выпитая вторая – загубленная первая.
– Знающие люди собрались, – крякнул Ремизов.
– А я готов! – Фещук встал и, как заправский тамада, повел речь: – Давно хотел сказать, – он прокашлялся, – служить здесь трудно. Всем трудно. Но когда мы приедем домой, нам всем будет что вспомнить, потому что нам выпали настоящие испытания. Потому что мы – настоящие солдаты. Кто-то в стройбате служил, кроме лопаты, ничего не видел, кто-то там, в Германии, в увольнение ходил, на красивую жизнь смотрел. А мы на войне и делаем мужское дело. Мы будем гордиться тем, что служили своей стране, как положено. Правильно говорю? – Фещук огляделся, ища поддержки. – Вот я буду гордиться. Ребят погибших вспоминать.
– Так за что пьем? – не выдержал Оспанов.
– За настоящую мужскую службу!
Снова стукнулись кружками и теперь пили компот с самыми серьезными лицами.
– Можно я скажу, – поднялся Денисов, сержант минометной батареи.
– Третий, Денисыч?
– Я знаю. Во всех ротах много людей погибло. У нас командир батареи в прошлом году погиб, капитан Иванов. Хороший был человек, меня научил из миномета стрелять, в батарее никого даром не обидел. С ним в службе
Ремизов смотрел в лица. Что офицеры, что солдаты – все хотят домой, все хотят вернуться. Вот они увлеченно хрустят жареной картошкой, деликатесом, там, дома, она на столе каждый день, здесь – праздничное блюдо. Сама картошка и есть воспоминание о доме. Все хотят домой – и не могут. Цепи, капканы, барьеры, пропасти, огромные расстояния. Все это – тоже интернациональный долг. Они его выполнят, они смогут. Некоторые – как Иванов. Но самое неприятное, что большинство из них не понимает, в чем он заключается, откуда взялся, почему одни кровью отдают этот долг, а другие в это время пьют портвейн да девчонок на дискотеках зажимают.
– Оспанов, ты тоже хотел что-то сказать, давай, говори.
– Я не умею, как Фещук. Я коротко. Может быть, не все меня поймут. – Он покосился на Дуйсембаева, на других, но больше смотрел в землю. – Я здесь меньше других, но понял одну вещь. Когда есть порядок, тогда все в порядке и не важно, где служить, даже в Афгане. Страха нет. Мой тост за то, чтоб был порядок и за хороших командиров.
– Правильно говоришь. Когда есть порядок, тогда все в порядке, – повторил случайный каламбур Ремизов, заинтересованно посмотрев на своего солдата.
– Ну что, закончим наше пиршество? Я напоследок добавлю. Нас здесь двадцать четыре боевых штыка. Мы кому хочешь хребет сломаем. Мы – великий народ, за нами – великая страна. Когда мы вместе – мы непобедимы. Первый батальон готовится сейчас к большой операции, наша задача по сравнению с ним проще пареной репы. От нас требуется самое простое – быть в боевой готовности. И мы все вернемся домой. Это я вам говорю, ваш командир.
Утром офицеры проверяли жизнь-быт своего маленького гарнизона.
– Ну что, Денисов, показывай, как минометчики устроились.
Ремизов, начинающий психолог, намеренно ничего не спрашивал с Кондрашова, своего нештатного начальника артиллерии и штатного командира обоих минометных расчетов, а обращался к сержанту. Если будет упущение, его дипломатичнее подчеркнуть, не показывая, кто напрямую за это отвечает. Если же проверка даст хороший результат, пусть этим гордится командир расчета, сержант.
– Нормально устроились, товарищ старший лейтенант.
Блиндаж для солдата – его дом, его пристанище, последний рубеж. Ни больше ни меньше. Случись бой, он будет защищать его так же, как свой дом. Когда входишь в блиндаж, пригибаясь под низкую притолоку, ощущаешь его единственный и неповторимый дух с примесью запаха сырой земли, дерева, гуталина, недавно полученного со склада постельного белья. Здесь же мускусный запах человека надолго перемешался с тяжелым шлейфом оружейного масла, солдаты мылись нечасто, а вот оружие чистили после каждой стрельбы, получается, что ежедневно. Устоявшийся дух чуть разрежал почти случайный свежий запах одеколона.