Паника
Шрифт:
Джибс немедленно заглянул внутрь и извлек пару банок пива для себя и Рохана и йогурт, который отдал Тарарафе.
— Гостиница с полным пансионом! — сказал он.
Внимание Рохана привлекла странная конструкция из толстой, уходящей в землю трубы и белой коробки, из которой сверху выглядывал красный кожух электромотора. Еще пара труб, потоньше, исчезала в потолке, а четвертая спускалась с крыши, оканчиваясь футах в шести над полом.
— Душ! — сказал Джибс, заметив, куда смотрит молодой человек. — Можешь помыться, вода в баке теплая. — И занялся сложенными у стены вещами.
Тарарафе подошел с картонным ящиком к холодильнику и перегрузил в него несколько пакетов.
— Кушать! — сказал он и вышел из хижины.
Рохан воспользовался предложением и вымылся.
Джибс дал ему полотенце. Когда Рохан оделся, снаружи уже восхитительно пахло жареным мясом.
— Как твоя голова, сынок? — спросил Джибс.
— Более-менее!
— Я скажу Таре, чтобы он приготовил для тебя лекарство. Его снадобья выглядят так же отвратительно, как пахнут, но действуют не хуже патентованных средств.
Ты поразмыслил о наших дальнейших действиях?
— Козий Танец! — уверенно произнес Рохан.
— В самую точку!
Вошел Тарарафе с подносом, распространявшим неописуемый аромат. Рот Рохана мгновенно наполнился слюной.
Вилок и ножей не предусматривалось, но рук и зубов оказалось достаточно, чтобы за десять минут все приготовленное Тарарафе исчезло.
Отправив бумажные тарелки в ящик для мусора,
Джибс достал еще несколько банок пива и, бросив на пол спальный мешок, растянулся на нем, предложив Рохану сделать то же.
Тарарафе, захватив одеяло, вышел во двор.
— Он будет нас охранять? — спросил Рохан.
— Без ружья? — Джибс рассмеялся. — Нет. Он поговорит с духами предков и ляжет спать. Здесь нас никто не побеспокоит. Пока. Скажи, кто тебя надоумил заняться поисками дяди?
— Никто! Но, согласитесь, почему бы мне не узнать, как его дела?
— Так ты просто хотел заглянуть на остров и посмотреть, как он устроился?
— Ну… Я не был уверен, что он обрадуется моему появлению. Сначала я решил навести справки. Должен же он хоть изредка появляться на континенте? Продукты, снаряжение, почта…
— И что ты выяснил?
— Зеро! Здесь никто не знает или делает вид, что не знает, о его существовании!
— Но у тебя есть координаты острова?
— Они есть в лоции!
— Тогда почему ты просто не сплавал туда?
— Я бы так и сделал. Дин, если бы не было иного выхода. Но мне кажется неэтичным нарушать уединение человека без его желания и без достаточных на то причин!
— Теперь у тебя есть достаточные причины?
— Пожалуй! И это, возможно, путь к тем, кто похитил Фло. Мне кажется, с островом что-то не так!
— Допустим, с ним действительно что-то не так. Что тогда?
— Я вернусь и скорее всего обращусь за помощью к отцу!
— А если там, без помех, робинзонит твой дядя?
— Тогда мы познакомимся. Может, он согласится помочь в поисках. О нем говорили как об энергичном человеке.
— Годится! — кивнул Джибс. — Ты прав. Только твоего отца лучше держать в неведении. Стоит ему сказать слово Президенту — и здесь все забегают, как тараканы. И похитители тем временем спокойно продадут девушку в какой-нибудь бордель! Кстати, ты уверен, что твой отец не прилетел сюда?
— Уверен! Он должен прибыть через три недели. Ему, конечно, доложили обо всем, да! Но меня же не убили, разве нет?
— Пока нет, мой мальчик! Хотя ты на верном пути к этому! Давай-ка спать! Утром, на свежую голову, все обсудим! Я выключу свет!
— Дин? — спросил Рохан уже в темноте. — Здесь нет змей?
— Только — двуногие. Спи!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рохана разбудил истошный женский крик:
— …старый вонючий облезлый похотливый бабуин с гнилым бананом вместо пениса и разбитым горшком дерьма вместо головы! Где деньги, которые ты обещал? Где они, ты, липкий червяк из навозной кучи?
Мужской голос, так же, с повизгиванием, забубнил что-то. Но значительно тише. Рохан, с которого мигом слетел сон, прислушался, но сумел уловить только отрывки, что-то вроде «бездонной слонихи» и все той же «кучи навоза». Пронзительный женский голос перекрыл это бормотание с легкостью:
— Паршивый мешок фекалий! Чтоб я еще позволила дотронуться до своего прекрасного зада такой грязной болотной крысе! Пусть твой язык распухнет и почернеет! Пусть твои руки высохнут и станут как сухие ветки, покрытые колючками, пусть шелудивая сука откусит тебе член, когда ты захочешь с ней совокупиться, пусть…
Тут послышался звонкий шлепок, затем пронзительный, уже совершенно нечленораздельный визг и шум, который мог бы издавать запертый в доме дикий буйвол.
— Как хорошо! — одобрительно сказал Тарарафе, сидевший на корточках неподалеку от Рохана. — Хорошо проснуться от голоса женщины, полной жизни! От голоса сильной женщины, сильного голоса женщины, охваченной страстью и гневом! Особенно хорошо, если женщина — не твоя! Доброе утро, брат! Рангно! Он проснулся! Рангно не велел тебя будить! — пояснил он Рохану.
В хижине стало темней. Единственным большим отверстием, через которое проникал свет, был вход. Джибс заслонил его.
— Как себя чувствуешь, сынок? — спросил он.
— Нормально!
Рохан рывком поднялся и невольно охнул: его голове не нравились резкие движения.
— Есть хочу, как зверь! — сказал молодой человек, и это была истинная правда.
— Сначала — пей это! — Тарарафе вложил ему в руки стеклянную банку, в которой плескалось около пинты мутной темно-коричневой субстанции.