Пантеон
Шрифт:
– Я, между прочим, согласен позировать! – Чарли говорил это на полном серьезе. – Я еще тот натурщик! Меня рисовал весь первый курс весной, да! И все получили высший бал. Все дело в умении держаться, вот попадется модель неказистая, которая вдобавок не может усидеть или стесняется – все пропало! А я могу часами стоять голышом и не капли робости во мне, как и смущения! А раз так, то и творцам хорошо – они воодушевленно синхронизируются с моим настроем и выдают такие бомбические произведения, просто magnifique! Короче, закачаешься!
“Вот же лгун!” – Эбби развеселился, но не стал сталкивать друга с пьедестала славы. Джоконда, кстати, даже его слушала, а пару
– Я расписываю стену в роллердроме, – призналась она. – Но это даже не радуга, цветочки, веселые мальчики и девочки на роликах… Ну, вы поняли, эдакое дерьмо в стиле плакатов шестидесятых. Это гребаные цветные полосы, треугольники и квадраты… Самое сложное – круги.
– Главное, что за это платят! – Чарли не унывал. Конечно, не он же целыми днями ведет малярной кистью от одного угла зала к другому, вдыхая запах краски, и так несколько раз, чтобы закрасить всего одну полосу из десятка таких же.
– М-м. Да, еще бы бесплатно я это делала. Такова жизнь, мальчики. Наслаждайтесь, пока можете.
– Так что насчет написать мой портрет? А я бы написал твой. Меня тут вдохновил Юхан Паш и его “Живописные куры”, вот и я подумал, а почему бы и…
– Это где у куриц женские головы? – перебила его Джоконда.
– Хоть кто-то шарит. Именно! Реализм и такая наглость! Как злободневно, не так ли?
– Редкостное дерьмо. Только если считать, что это прикол. Но шутка так себе, честно, как и картина. Кто вас учит? Каннингем? – Парни помотали головами, такую фамилию преподавателя они и не слыхали.
– А, пардон, вылетело из головы – вы же не художники… Да и дело давнишнее, возможно, он уже тут и не работает. – Она как-то зыркнула не на парней, а сквозь них – будто они стеклянные. – Ну, когда мы придем-то?
– Уже. – Эбби указал на здание красного кирпича с черными аркообразными оконными рамами и крутыми двухъярусными крышами – на первом этаже завершали рабочий день магазины, лязгали рольставни, впиваясь зубами в бетонный порог, второй этаж отличался плотно закрытыми окнами, а вот третий – распахнутыми, оттуда лилась не слишком бухающая музыка, слышался смех, порой кто-то высовывался между рам – курил или высматривал знакомых.
Тут Джо увидела каких-то парней, высыпавших на улицу, кажется, насколько их признал Эбби, некоторые из них учились на потоке с Артуром, другие – пятикурсники, уже, считай, выпускники. Да уж, важные птицы, никакие это тебе не курицы с человечьими головами.
– Я пойду, – Джо махнула старшекурсникам, – Давай сюда пакет, спасибо, – обратилась она повелительно к Чарли. – Ну, увидимся там, да?
– Возможно. – Чарли надулся.
– А какая квартира? – Джо оглянулась, уже удаляясь.
– Весь этаж, – ответил Альберт.
– Хера себе! Ладно, чао!
– Вот же сука! – сокрушался Чарли. – Так меня кинула. И за что? И из-за кого? Тьфу!
– Пойдем, надо нам найти штопор, чтобы стало повеселее. – Эбби направился к главному входу.
– Подожди меня, Андерсон! – Задумавшийся на обочине дороги Чарли побежал за ним следом.
***
Хоть Дебора обещала камерную вечеринку, народу явилось знатно. Как только два друга вошли в ее обитель, их обдало жаром тел и щекотливых разговоров (Чарли ловил сплетни, поворачивая голову то к одной группке, то к иной), парами всевозможного алкоголя, вибрациями музыки – та звучала куда громче, чем могло бы показаться снаружи, на улице. Особо их не ждали, никто бы и не заметил, если бы они не пришли. Распитие вина в парке или в одной из потаенных комнат в академии уже начинало казаться Эбби не столь плохой идеей. Он прекрасно знал, что не любил шумные пирушки, не умел пить в меру, стеснялся незнакомых людей и вел себя скованно, просиживая штаны где-нибудь в углу, пока Чарли носился белкой в колесе (не успокоится ведь, пока всех не заболтает!) – все это приносило весьма червивые плоды – голова начинала болеть прямо на вечеринке и не утихала ни ото сна, ни от аспирина. Но Чарли все равно таскал друга с собой на такие пьянки, а тот с ним ходил. И сегодня предчувствовалось (так оно и случится!) повторение знакомого сценария.
Чарли все еще выискивал Джоконду, но безуспешно – она растворилась в переплетении гостей и пересечении комнат. Эбби подумал, что она могла и вовсе свалить с теми парнями куда-то еще.
Но зато хозяйка в (подстать знойной поре) легком сером с золотыми пуговицами брючном (конечно же!) костюме находилась на виду. Она радостно, но по-акварельному воздушно и смазано, потому что все ее постоянно дергали, приветствовала одногруппников – Эбби и Чарли:
– Привет! Рада, что пришли.
– Ты же говорила, все в семь собираются… А тут народу – тьма.
– Кто-то раньше пришел, вот все и понеслось. Ну, вы знаете, как это происходит. Только закругляемся мы к одиннадцати, так я договорилась с соседями, – предупредила она, уже отворачиваясь, – какой-то старшекурсник вручил ей бокал шампанского, она отпила, хлопая того по плечу. – Ну, мальчики, развлекайтесь!
– А где взять штопор? – поинтересовался у нее Эбби, держа две бутылки в руке (скрываться им более не нужно), в довесок и пакет с украденной рамкой. Чарли прижимал к груди еще две (пакет он выкинул).
– На кухне! – Дебору у них бесповоротно и абсолютно наглым образом похитили, что-то там случилось с музыкой, потом с пуншем (уже алкогольным) и доставкой пиццы.
– Что ж, вперед, на кухню! – постановил Чарли. Парни уже приходили к Деборе пару раз, а не просто знали, где ее апартаменты, так что и расположение комнат (более или менее) помнили. Однако теперь им мешали добраться туда толчея, танцы и бесконечное веселье.
После того как бутылки оказались откупорены, а напиток апробирован, Эбби остался один (кто бы сомневался?), Чарли у него забрали третьекурсницы-поэтессы. Торндайк читал им какие-то сонеты, – кажется, Шекспира:
– Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая…
Чарли пил, смеялся. Девушки ему отвечали другими рифмами, между ними звучало нечто не столь радостное, но Эбби не вникал.
– Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!
Эбби попивал, ухватил пригоршню орешков, – жевал, сидел один в углу, прижимая бумажный сверток, чтобы никто на него не сел, развернуть и посмотреть еще раз на фотографию Артура и его команды из не слишком-то и далекого 1986 года не решался. Позже… А вот и пицца подъехала. Прекрасно! Он опустошил одну бутылку белой Бургундии. Чарли все еще не вернулся. Не видать ни Деб, ни Джоконду. Кругом мелькают лица, их они уже встречали по пути сюда, эти люди будто телепортировались из кафе-закусочных и клубов прямиком к Деборе. Пожаловала мигрень. Великолепно! В общем, вечер проходил как обычно.