Папа, куклу звали Джульеттой
Шрифт:
– Мне не надо, – и дальше как под гипнозом смотрю на эту женщину.
Она стряхивает воду с зонтика.
– А зонтик вам зачем нужен был в туалете? – спрашиваю я с недоумением.
– Так я же говорю, бочок не работает, бежит, не мокнуть же, – ворчливо тараторит она.
– Почему не починит никто? – робко спрашиваю я.
– У нас тут жильцов – шестнадцать человек, никто себя крайним не считает. – Усмехается она и отворачивается.
Однако я отвлеклась этим разговором и мальчуган, за которым я бежала, уже скрылся от меня в комнате. Но дверь не заперта и я подсматриваю. Он плачет, но пьяная мать тоже не утешает его.
– Что там про нас говорят люди? – нараспев спрашивает она.
– Про нас – ничего, – размазывая сопли по лицу, сообщает ребёнок. – Говорят про новых жильцов не очень хорошие вещи.
Дальше он что-то сумбурно рассказывает. Мать как будто бы не особо вслушивается, но ухмыляется.
– А новые жильцы что собой представляют? – спрашивает в итоге.
– У них, – зачарованно говорит мальчуган, сразу перестав реветь. – Во-о-о-от такой мешок конфет, я даже рассмотрел название – «Красная шапочка».
Какое-то время он ещё держит ручонки растопыренными, изображая видимо размеры наполненного конфетами мешка.
– Это хорошие конфеты, вкусные, – задумчиво произносит женщина, будто бы заметно трезвея. – Пробовала такие… Давно только это было.
– Шоколадные?
– Ага, и там вафля внутри.
– Ва-фля? А что это такое?
– Не могу объяснить… Ты лучше попроси у них пару конфет.
– С чего это они мне дадут, – грустно рассуждает мальчуган.
Теперь он даже походит на маленького, но уже взрослого мужчину, который говорит всё это со знанием дела.
– Надо сделать так, чтобы дали, – совсем здраво говорит уже вполне протрезвевшая женщина.
– Как? – не понимает ребёнок.
– Ты скажи, что у тебя есть для них очень интересная информация, и расскажи всё, что сможешь о них услышать.
Мальчик слушает совсем притихший, глазки его блестят – видимо идея эта ему нравится. Он даже посматривает уже на дверь, желая прямо тотчас побежать к обладателям заветных конфет. Но медлит, будто бы хочет что-то спросить ещё.
– Что? – кивает ему мать.
– А если… Если людям вот так рассказывать друг о друге, за это всегда угощают конфетами? – спрашивает он путано и смущается от своего вопроса.
Женщина смеётся и теперь хмель её как будто возвращается.
– Всегда, – кивает она. – Да не тяни, иначе они всё съедят и тебе ничего не достанется.
Несмотря на то, что идея показалась мальчику поначалу блестящей, я замечаю, как он робеет, но всё же на всякий случай отхожу от двери немного в сторону. Теперь мать с сыном мне совсем не видно, однако я по-прежнему слышу, о чём они говорят. В то же время какая-то лавина гнева захлёстывает меня – я недоумеваю, как предательству можно учить несмышлёного малыша. Чувствую, как от этого гнева невидимая лавина будто сбивает меня с ног и вот-вот на машине времени я рискую вернуться в наши дни. Но я не хочу возвращаться вот так, не дослушав и не досмотрев. Хочу всё-таки понаблюдать, увидеть продолжение…
– Завтра пойду в лес за грибами, – раздаётся из комнаты голос женщины.
Я уже не знаю, что она делает при этом, как будто бы открывает шкаф, хотя навряд ли она может доставать оттуда корзину – я вообще очень сомневаюсь, что во всей этой квартире есть какие-то более-менее приличные вещи.
– Не пей тогда больше, – говорит ей сын уже совсем по-взрослому.
Женщина смеётся некрасивым пьяным смехом, а я думаю, что вообще очень даже некрасиво без стеснений напиваться на глазах у ребёнка. Мои родители в годы моего детства даже в редкие праздники никогда не позволяли себе такого. Хотя впрочем они вообще люди непьющие – ни мама, ни папа. Я усмехаюсь тому, как странным образом всё переплетается в моём воображении.
Папа… Неужели вот этот мальчуган откуда-то из другого измерения, из прошлого, правда мой родитель в далёком детстве? Возможно ли правда увидеть такое? Прямо какая-то мистика… Или мне кто-то об этом рассказывал? Останавливаюсь на этой версии. В комнате тем временем продолжается разговор.
– Возьми меня за грибами, – просится ребёнок.
– Нет, – строгим голосом отвечает ему мать.
– Ну, возьми, я не заблужусь, я не буду убегать далеко, – хнычет он.
– Даже если ты не убежишь, тебя может похитить леший, – явно сдерживая смех, говорит пьяница.
– Знаю, ты уже предупреждала, – вздохнув, сетует ребёнок. – кикимора тоже может подкараулить.
– Нет, кикимора живёт на болоте, я туда мы пойдём вместе в конце июля – за морошкой, – сообщает женщина.
– Вместе? – оживляется пацан, и тотчас задумчиво добавляет. – Но разве кикимора не подруга лешего? Почему они живут не вместе? Им было бы хорошо…
– У лешего нет подруг, – говорит женщина.
А я думаю, что несмотря ни на что, в этой семье, как и в тысячах других семей во всём мире, верят в сказки. И также, как большинство родителей пугают своих детей всякими бабайками, как и меня пугали ими в детстве, здесь – лешими да кикиморами.
Дальше в комнате случилась какая-то странная, непонятная мне пауза, а после мальчуган спрашивает робко, так, будто уже заводил разговор об этом и будто за этот вопрос его уже не раз ругали.
– Поэтому леший и похищает людей, чтобы у него были друзья?
Пьяная женщина ничего не отвечает своему сыну. Тогда он продолжает.
– Поэтому он и похитил моего папу?
Голос ребёнка становится на миг таким дрожащим и тонким, что кажется – он снова заплачет, но уже не от физической боли, а от той, которая накопилась в его душе.
– Ну-ка, марш на кухню, – кричит на него мать. – А то без тебя съедят всю «Красную шапочку»…
– Я давно догадался, ты ходишь в лес, чтобы найти моего отца, – ей в тон кричит малыш. – Ты просто плохо ищешь, а вот я бы его уже давно нашёл.
Раздаётся громкий хлопок, как от затрещины.
– Марш на кухню, – повторяет уже совсем грозно пьяный женский голос.
Тотчас я шарахаюсь в сторону, освобождая дорогу. Однако какой-то громкий звук теперь звенит в моих ушах. Не могу понять, откуда он. Может быть звонят в дверь? Но никто из шестнадцати жильцов этой квартиры не спешит открывать. Зажимаю уши ладонями, но звук не прекращается. Предполагаю тогда, что он раздаётся в моей голове. Закрываю глаза, пытаясь прогнать наваждение. А когда открываю, как от испуга вскрикиваю. Растерянно озираюсь по сторонам, хотя на самом деле не обнаруживаю ничего удивительного.