Папенькина дочка
Шрифт:
Я побыл в зале всего ничего и вышел, оставив Филиппа Григорьевича с отцом наедине. Для него слова свата всегда имели вес. Тесть часто вызывал отца на откровения, был с ним честен, ничего не скрывал, — говорил, как на духу.
— Не пойму я Филиппа Григорьевича, что он в тебе нашел? — часто я слышал от матери.
— Да ладно тебе, у человека проблема, запутался он, ищет ответ, знает, что делать, но не решается!
Я боялся, что за столом Филипп Григорьевич «надерется», но нет, он вел себя чинно — пил в меру. К концу застолья появился Зоров.
— Нет, — отодвинул Зоров бокал, — мне бы сейчас лучше водки. — Отец возражать ни стал и тут же налил ему водки. Пасынок Филиппа Григорьевича чувствовал себя не в духе. Он ни сразу вспомнил, окинув взглядом прекрасно сервированный Любовью Ивановной стол, причину застолья, долго мямлил, прежде чем вытолкнул из себя слова поздравления, а затем резко влил в горло рюмку водки.
Филипп Григорьевич сдержал себя. Я думал он сейчас как врежет кулаком по добротному дубовому столу, затем поднимется и вышвырнет Алексея на улицу, но нет обошлось. Это на него было не похоже.
Мы в тот вечер засиделись. Я не знаю, как долго бы длилось наше торжество, если бы мать не напомнила:
— Завтра, на работу, не забывайте об этом! — а затем спросила непосредственно у свата:
Филипп Григорьевич, вы как? Останетесь у нас?
— Нет-нет, сватьюшка, — а затем добавил: — Кто только сейчас мне сказал, что «завтра на работу?». Так что, надо ехать.
Я тут же вызвался отвезти Филиппа Григорьевича на своем автомобиле домой. Время позднее — машин на дорогах было мало и еще один плюс — за столом я лишь только единожды пригубил шампанского.
Мария Федоровна встретила нас с распростертыми объятиями:
— Ну, наконец то. А я жду-жду. Вас все нет. Я уж думала, вы и не приедете. Рассказывайте, как там Светлана? Как ребенок?
Я был краток. Мария Федоровна все, что ее интересовало, могла узнать и от Филиппа Григорьевича. Моя мать за столом до мельчайших подробностей описала ему состояние Светланы и даже показала от нее записку. Мой тесть взял у нас адрес и сказал, что в ближайшее время обязательно навестить свою дочь и внука.
В больнице Светлана пролежала две недели. Ее выписали только после того, как наш сын стал набирать вес. О дне выписки знал не только я, но и Филипп Григорьевич. Он не задолго до меня побывал у Светланы в больнице.
Процедура выписки была интересна. Я, прежде чем получить завернутый пакетик с сыном, должен был жене вручить цветы, медсестре коробку шоколадных конфет, бутылку коньяка и дать пять рублей. За девочку давали шампанское, коробку шоколадных конфет и три рубля.
Однако ничего этого не произошло — все было иначе: мой тесть опередил меня. Филипп Григорьевич задолго до меня, пока я еще только прикидывал, что и как — нанял такси и вместе с Марией Федоровной примчался в роддом. Там он пока Мария Федоровна толкалась в приемной, ойкала и причитала, выхватил у обмякшей, потерявшей бдительность медсестры своего внука и устремился к такси. Следом за ним Мария Федоровна вывела Светлану.
— А подарки… — запричитала медсестра, но было поздно. Громко захлопнулись двери «Волги», и машина тут же рванула с места.
— Гони, — закричал Филипп Григорьевич водителю, — гони, я тебе заплачу…
Я не мог понять тестя. На деньги, отданные таксисту сверх — можно было расплатиться с медсестрой.
Филипп Григорьевич хитро улыбался и с азартом долго рассказывал, как он легко, без выкупа забрал внука. Правда, после выяснилось, он не знал ничего про подарки, вернее забыл о них. Слова дочери — она его предупреждала — до него дошли лишь в последний момент — в больнице. И тогда Филипп Григорьевич, взглянув на свои пустые руки, разыграл весь этот спектакль, да еще как — талантливо, что тот маститый с большим опытом режиссер.
Мой тесть часто был оригинален. Порой это его выручало. Его рассказ об одном военном эпизоде мне памятен и сейчас. Никто во взводе не хотел брать себе коня — низкорослого Монгола, а он взял. Однажды, этот самый конь спас ему жизнь. Филипп Григорьевич отправился с товарищами в разведку. Местность была болотистая — торф раньше брали — карьеры кругом. Когда не очень темно было прошли без труда, а назад, взяв «языка», решили возвращаться окружной дорогой и тут вот наткнулись на немцев. Они открыли огонь.
— Монгол, услышав выстрелы, понес, да так быстро, — с зелеными огоньками в глазах говорил Филипп Григорьевич, — что я чуть не свалился. В кромешной темноте он в считанные минуты пересек болото. Не все тогда вернулись. По мне не одну пулю выпустили. Только стреляли над головой — рассчитывали, что конь нормальный, а не коротыш.
Я и подумать не мог, что Филипп Григорьевич с Марией Федоровной отдельно от нас отправятся в роддом. Никто из моих родителей, не рассчитывал. Встретить Светлану с сыном мы готовились торжественно, но не получилось.
Только мы забрались в машину, как вдруг к дому с шиком на полном газу подкатила «Волга». Из нее выскочил мой тесть и закричал, размахивая нам руками. Я какое-то время не понимал и давил на стартер, пытаясь завести автомобиль. Меня остановил отец:
— Андрей, Андрей стой! Взгляни в окно, Светлана уже дома. Никуда ехать не нужно.
Я поднял глаза и увидел, выходящую из такси с белым свертком жену. Тут же все понял, выскочил из «Жигуленка» и побежал навстречу. Она передала мне нашего сына. Я осторожно взял его на руки.
— Не так держишь. Левой рукой снизу, правой сверху, — поправила меня Светлана и заулыбалась. Я тут же исправил положение.
Мы поднялись к нам в квартиру. Меня, Светлану и нашего ребенка не долго держали в напряжении. Отец принес из машины приготовленный для выкупа подарок — шампанское и шоколадные конфеты. Мы отметили рождение нашего сына, и родители тут же оставили нас в покое.
На следующий день также все было тихо. Никто к нам в гости не спешил. Моя жена недоумевала:
— Ну, хоть бы кто-нибудь пришел, посоветовал, что делать, как делать. Я не знаю…