Папина дочка, или Исповедь хорошего отца
Шрифт:
Алиса качала Ханну на руках. Она всматривалась в лицо своей дочери, как это делала я, когда та только родилась. Связь с ребенком возникла у Алисы с опозданием, но теперь эта связь была крепкая и настоящая. То, что я узнала об Уилле — если это была правда, — должно было причинить Алисе боль.
Я могла представить, как чувствовала себя Молли, узнав правду о своем муже. Каким ударом стало для нее известие, что Алиса встречается с сыном «другой женщины» и ждет от него ребенка! Как это было болезненно для нее. Я надеялась, что мне не так скоро придется столкнуться с Джеймсом. Я испытывала к нему отвращение, от которого мне трудно было избавиться. Между нами уже никогда не будет прежних отношений.
Я бы хотела ошибиться. Я хотела думать, что Уилл мне солгал. Но мне нужно было объяснение! Оно было мне необходимо! «Есть вещи, о которых ты не знаешь, и тебе о них знать не нужно».
— Я вспомнила, что оставила у Дейла свой шарф, — сказала я Алисе. — Сейчас вернусь.
— Хорошо, — сказала она, не отрывая глаз от Ханны.
Я поднялась в апартаменты Дейла и вошла, открыв дверь своим ключом, который он дал мне вскоре после того, как мы начали встречаться. Этот ключ тогда так много для меня значил! Он стал символом того, что Дейл относится ко мне серьезно и доверяет мне. Что ему нечего от меня скрывать.
Я вошла в гостиную. Дверь в его кабинет была прикрыта, но не заперта. Она скрипнула, когда я ее открывала. В этой комнате я бывала редко. Я всегда считала кабинет его личным пространством. Комната была очень маленькая, на стенах — полки с юридической литературой, огромный письменный стол, на котором все было в таком же порядке, в каком Дейл держал и себя. Когда я села за стол, сердце у меня заколотилось. Что я скажу, если он вернется домой и застанет меня здесь? Приходится рисковать. Мой поступок казался мне низким, но оправданным. Если Дейл застанет меня, я скажу ему всю правду, пусть он объяснит свой платеж Уиллу.
И все же, открыв правый верхний ящик и достав его чековую книжку, я поняла, что это не имело никакого значения. Мне было все равно, как он объяснит этот чек в кармане Уилла. Что бы я ни обнаружила, я знала, что пелена спала: больше я его не люблю. Что я чувствую к нему, не знала, но только не любовь. Я любила Алису, Ханну и даже Молли. Вся любовь, которая была у меня к Дейлу, постепенно исчезла за последние несколько недель. А может быть, и месяцев.
Я перелистала чековую книжку. Последний платеж за номером 1432 был на имя «У.С.» на четыре тысячи пятьсот долларов. Я насчитала еще семь чеков на имя «У.С.». От двух до восьми тысяч. Вознаграждение для крысы. Кусочки сыра от крысолова, умело манипулирующего людьми. Я закрыла книжку, положила ее обратно в ящик и медленно поднялась на ноги. Потом вышла из кабинета, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. Какое это имеет значение? Теперь я точно знала, какое чувство было у меня к Дейлу: отвращение.
Глава 37 Эрин
В пути
Завороженная «Чудесными животными» и «Дорой-исследовательницей», Белла оказалась спокойной путешественницей. Но я была далеко не спокойна. Знакомые звуки старого фильма меня дезориентировали, и мне то и дело приходилось смотреть в зеркало, чтобы напомнить себе, что девочка на заднем сиденье — Белла, а не моя дочь. Я все еще думала о своем разговоре с Майклом. Игра в горе? Я старалась подавить раздражение, которое почувствовала, когда он впервые упомянул о ней. Но мне это плохо удавалось. Все проблемы в мире Майкл рассматривал именно так. «Какую бы мне создать игру, чтобы решить эту проблему?» — спрашивал он себя. Я разрывалась между гневом и сочувствием. Он тоже горевал, но по-своему. Я постаралась отогнать от себя эту
По мере нашего приближения к побережью я волновалась все сильнее, потому что мой план — найти мать Беллы — казался каким-то не до конца продуманным. У меня были фотография и имя. И все. А что, если никто не узнает Робин по фотографии? Что, если Белла оказалась на попечении Тревиса, потому что Робин была плохой матерью? Но когда мы проезжали мимо поворота на Атлантик-Бич, я поняла истинную причину своего беспокойства. Дорожный знак застал меня врасплох, и я поспешно отвернулась от него. Какая нелепость! Мне необходимо пройти через это. Джудит как-то раз сказала мне, что я должна снова выйти на пирс, чтобы избавиться от кошмарных видений того вечера, когда погибла Кэролайн. Мне нужно снова пережить этот ужас. «Вы превратили этот пирс во что-то такое, чем он не является», — сказала Джудит. Он стал для меня чудовищем, пожирающим мою душу. «Если вы когда-нибудь пройдетесь там, это положит конец вашим кошмарам». Я сказала, что этого не может быть. Это все равно что уговаривать человека, боящегося высоты, спрыгнуть с Эйфелевой башни. И все же Джудит, пожалуй, права.
Я развернулась и поехала назад. На этот раз перед поворотом на Атлантик-Бич я пристально посмотрела на дорожный знак.
— Мы немножко проедем в сторону, — сказала я Белле. Она не реагировала. Подпевая песенке из фильма, она запиналась на половине слов, но была полностью поглощена своим занятием.
В Атлантик-Бич было затишье. У пирса стояло много машин. Не давая себе времени на размышления, я быстро вышла из машины и открыла дверцу Белле. Меня сотрясала внутренняя дрожь. Белла не отрывалась от экрана видеоплеера.
— Мы пройдемся немного, — сказала я, потянувшись к ремню безопасности.
— Нет! — сказала Белла. — Я хочу смотреть.
Днем ей надо будет поспать. В Боуфорте есть большой отель. Много лет назад мы с Майклом там останавливались. В это время года там наверняка есть свободные номера. Мы зарегистрируемся и поспим. Потом мы пойдем по городу с фотографией Робин в руке и станем расспрашивать людей, не знают ли они ее. Я представила, как мы ходим по набережной из магазина в магазин, и вдруг вся эта идея показалась мне совсем нелепой и нереальной, но это было единственное, что я смогла придумать.
В настоящий момент у меня была более насущная потребность.
— Пойдем, детка, — сказала я. — Через несколько минут ты снова сможешь смотреть. Мы только пройдемся взглянуть на океан.
Я говорила так спокойно и храбро! Взяв ее за руку, я направилась к пирсу. В кассе, где пахло металлом, рыбой и солью, я взяла билеты. Через открытую дверь мы вышли на пирс. Дорога сначала шла по доскам, постеленным на земле, но уже здесь сердце у меня чуть не выскочило из груди.
День был ясный, солнечный, но рыбаков на пирсе было мало, не так, как в тот вечер, когда Кэролайн упала в воду. Ограда представляла собой горизонтально набитые доски между столбами. Их было две, но они были шире, чем мне запомнилось. Надежнее.
— Посмотри, там удят рыбу, — сказала я Белле. Я старалась говорить спокойно, ровно, но дыхание у меня было, видимо, затруднено, потому что между словами «посмотри» и «рыбу» мне пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух. Мы прошли часть пирса, простиравшуюся над пляжем, но, когда мы приблизились к его надводной части, я не смогла сделать ни шагу дальше. Я видела дальний конец пирса, то место, где навсегда исчезла моя дочь, и доски у меня под ногами превратились в вату. Я ухватилась за спинку одной из скамеек, чтобы сохранить равновесие. Нет, мне никогда не сделать этого. Я подхватила Беллу на руки и почти бегом устремилась к выходу.