Паприка (Papurika)
Шрифт:
– Постой, то был не Скэнобу. Но раз не он, то…
– Точно,- говорит Паприка.- Акисигэ, да? Тот, что заправлял в классе и измывался над слабыми?
Скэнобу стал Акисигэ, которого Носэ не мог забыть, как ни пытался. Этот Скэнобу-Акисигэ ставит велосипед в углу, подходит к стоящему там мальчишке и заводит с ним разговор.
– Кто это? – спрашивает Паприка.
– Синохара. Из шайки Акисигэ,- отвечает Носэ и шагает вперед.- Ты спрашивала, почему я назвал сына Торао? Был у меня один хороший товарищ по фамилии Торатакэ. Наверное, я хотел, чтобы сын походил на него.
Носэ спешно выходит на улицу. Паприка
– Мы с этим мальчиком часто ходили в кино. «Доктора Ноу» тоже поехали смотреть вместе. Его отец владел большим рёканом*. Мальчишка был помешан на кино. Я мечтал стать режиссером, он – оператором. Представляли, как вместе когда-нибудь будем снимать кино.
* Рёкан (яп.) – гостиница в традиционном японском стиле.
Носэ шагает по тротуару, Паприка – за ним, беспрестанно озираясь. Остановившись у перекрестка, она показывает пальцем на угол здания и громко говорит:
– Смотри, табачная лавка. Значит, Акисигэ и Синохара разговаривали здесь, за углом – «за табачной лавкой».
Они вдруг на берегу речки – на маленьком пустыре за табачной лавкой, который Носэ видел во сне накануне.
– ?¶§v•???! – Закричав нечто нечленораздельное, Носэ меняет сцену и оказывается в самом спокойном для себя месте – ресторанчике окономияки**, куда часто захаживал в студенчестве.
** Окономияки (яп.) – жареная лепешка из смеси разнообразных ингредиентов – обычно с лапшой, мясом, морепродуктами и овощами, смазанная специальным соусом и посыпанная очень тонкой стружкой сушеного тунца и зелеными водорослями.
Паприка замечает, как смутился Носэ, однако другого выбора у него нет. Но сама она менять место не хочет.
– Извини, но мы возвращаемся.- И она в полудреме жмет на кнопку обратной перемотки.
Они опять на задворках табачной лавки. Там Акисигэ вместе с Такао и Синохарой издеваются над Намбой. Тот валяется на земле, а трое обидчиков пинают его что есть сил.
– Это же не Намба. Кто? – в лоб спрашивает Паприка.
Носэ в ответ вскрикивает – и опять сбегает в ресторанчик окономияки. Возврат кадра.
Задворки табачной лавки. Теперь издеваются над сыном Носэ. Синохара валит наземь Торао и, усевшись сверху, душит его. Двое дружков стоят рядом.
– Прекрати! – кричит Носэ и бросается на Синохару. А затем уже Паприке: – Точно! Это не Торао, а Торатакэ.
Тацуо Носэ проснулся весь в поту. Паприка следила за изображением в коллекторе. Привстав на кровати, Носэ, весь в слезах, выпалил:
– Торатакэ мертв. Это я его убил.
15
– Извините, что сделала вам больно,- сказала Паприка, снимая "горгону«.- Пора было просыпаться, а я хотела, чтобы вы вспомнили как можно больше. Торатакэ же убили не вы, правда?
Паприка обняла Носэ, пытаясь его успокоить. Он ощутил аромат ее груди и тяжело вздохнул.
– Он покончил с собой. Все равно что сам убил.
– Не стоит так говорить. Вы все принимаете очень близко
«Вспомнил! Все вспомнил». Под теплым душем Носэ успокоился до того, что ему уже казалось странным, почему до сих пор он не мог побороть страх. Вроде бы в тонкостях человеческой души разбирается, тертый калач, можно сказать, а в себе вот не разобрался. Испугался за свою жизнь, счел приступы следствием органического поражения мозга.
– Торатакэ был вашим лучшим другом? – спросила за завтраком Паприка.
– Да. Их семья держала рёкан «Торатакэ». Поэтому во сне и появилась гостиница, в которой подняли шум из-за тигра.
Носэ впервые в жизни ел овощи без соуса, и – удивительно – это показалось ему вкусным.
– Выходит, появления во сне тигра – воспоминания о Торатакэ? И та тигриная морда в кинотеатре – сон как бы подсказывал, что вы часто ходили в кино вместе?
– Сон с самого начала давал мне эту подсказку.- Носэ догадался, что Паприка подталкивает его к самоанализу сна.- И в том кабинете среди зверей-одноклассников тигр тоже был. А смерть Торатакэ выразилась в похоронах Намбы. И сцена нашей с Намбой лихой перестрелки на автоматах из «Доктора Ноу» – напоминание о том, как мы с Торатакэ были в ту пору близки. Но все же очень странно, почему я никогда не вспоминал о лучшем друге. Однако если задуматься, похоже, я и раньше видел сны с тигром. Да, точно. Помню, каждый раз меня окатывало то страхом, то нежностью.
– При этом похожего на медведя Такао вы вспомнили сразу.
– Ну, Такао появлялся, символизируя Сэгаву.- Носэ теперь и сам увлекся анализом.- Через связь «Скэнобу – Сэгава – я – Намба» сон давал мне возможность вспомнить, кто над кем издевался в средней школе.
– Согласна. Только сон – он должен не только напоминать. Подумайте еще. Я чувствую, что сейчас узнаю много нового.- Щеки Паприки разрумянились. Видно, докапываться до сути было ей в радость.
– И ведь сон в кинотеатре – где я режиссер, а Намба кинооператор – намекал на Торатакэ. Задворки табачной лавки – то же самое. Там Акисигэ и его шпана издевались над неугодными им мальчишками. Акисигэ терпеть не мог Торатакэ – тот учился хорошо. И вот они приказали мне привести Торатакэ за табачную лавку. Я знал, что если откажусь, они наверняка побьют и меня. Потому и привел Торатакэ. Пока над ним издевались, я стоял в стороне и глазел по сторонам,- сдавленно простонал Носэ.- Ничтожный трус! До сих пор вспоминаю эту мерзкую сцену – и стыдно.
– Возможно, вам не давала покоя ситуация с Намбой?
– Видимо, так. Очень похоже.- Носэ взглянул на Паприку исподлобья и поднес ко рту чашку – Значит, мой невроз страха из-за этого?
– Конечно. Правда, есть и другие причины. Но Торатакэ хватило и этой, чтобы покончить с собой.
– Когда Торатакэ перестали бить, он был весь в крови. Я проводил его домой, а он, зная о том, что это я его подставил, не упрекнул меня ни словом. Я тоже… ничего не смог ему сказать. С тех пор… мы перестали быть друзьями. Представляю, как потрясло его мое предательство.- Носэ вгляделся в небо за окном.- Вот оно как… Выходит, я дал сыну имя Торао, желая хоть как-то искупить вину?