Папство и крестовые походы
Шрифт:
В этой связи мы хотели бы обратить внимание читателя на ложную тенденцию, характерную для сочинений большинства западных исследователей истории крестовых походов и папства — от сравнительно старых до новейших (Дж. Л. Ла Монт, Дж. Клэйтон, Э. Смит, Е. Тилльман и др.): почти все они, подобно Риану, стараются доказать невиновность Иннокентия III в захвате крестоносцами Константинополя и других христианских городов [61] .
Некоторые зарубежные историки наших дней, изучающие крестовые походы, часто становятся на путь безудержного восхваления западного воинства, участвовавшего в захвате Константинополя. И, к сожалению, даже те из них, которые находят в себе достаточно добросовестности, чтобы квалифицировать взятие византийской столицы в 1204 г. как «акт международного разбоя», — даже и они, подобно французскому исследователю Р. Груссэ [62] , считают возможным изображать захват Византии в эпических тонах и чуть ли не в виде некоего героического подвига западных народов. Конечно, такой необъективный подход к вопросу только препятствует его всестороннему разрешению. А между тем, историки, собственно, и до настоящего времени не пришли к полному и окончательному согласию в отношении четвертого крестового похода: они снова и снова подвергают обсуждению показания современников, привлекают ранее не использовавшиеся (или использовавшиеся недостаточно) источники, самым пристальным образом пересматривают свидетельства старинных документов. Только за последние 20 лет вышло в свет более десятка специальных исследований и общих трудов ряда
61
Особенно изощряется в доказательствах невиновности папы западногерманская католическая исследовательница — Елена Тилльман. Вопреки фактам, она рисует Иннокентия III церковным деятелем, не ставившим в связи с крестовым походом каких-либо политических целей; папа добивался одного только «освобождения святых мест христианства» (См.: Н. Tillman, Innocenz III. Bonn, 1954, S. 220).
Политику Иннокентия III, говорит она, ни в коем случае нельзя истолковывать в том смысле, будто он втайне согласился на отклонение крестоносцев от первоначальной цели: просто папа не хотел наносить ущерба делу крестового похода; да он был и не в состоянии сопротивляться тем, кто направлял крестоносцев на христианские города, т. е. венецианцам (там же, стр. 226). Стараясь изобразить положение таким образом, будто Иннокентий III оказался бессильным противостоять венецианскому дожу и потому проявлял вынужденную уступчивость в интересах «освобождения святой земли», Тилльман явно впадает в противоречие с ею же самой приводимыми фактами, рисующими политику Иннокентия III в гораздо менее благоприятном для него свете.
Аналогичную позицию в оценке роли Иннокентия III в событиях четвертого крестового похода занимает и другой западногерманский католический ученый — Адольф Ваас. Правда, он признает уклончивость политики Иннокентия III по отношению к крестоносцам, но считает, что она была обусловлена якобы стремлением папы обеспечить «в дальнейшем возможность проведения крестовых походов» (A. Waas. Geschichte der Kreuzzuge, Bd. I, S. 245). Кроме того, по мнению Вааса, для судеб крестового похода большое значение имело то, что руководство им в наиболее ответственные моменты будто бы просто ускользало от Иннокентия III, а затем каждый раз он старался вернуть его с помощью своей «всепрощающей уступчивости» (там же). Стремясь во что бы то ни стало смягчить обвинительный приговор, который заставляют вынести Иннокентию III свидетельства современников, Ваас утверждает даже, что политика папы, простившего крестоносцам разгром христианских городов — Задара и Константинополя, была, дескать, «самым умным», что можно было сделать при «сложившихся обстоятельствах» (A. Waas. Указ. соч., стр. 249).
62
R. Grousset. L’empire du Levant. Paris, 1946, p. 486.
63
Н. Gregoire. The question of the diversion of the fourth crusade. «Byzantion», vol. XVI, 1940—1941.
64
Ch. Dieh1. Laquatrieme croisade. «Histoire du moyen age», serie «Histoire generale» par At. Glotz, t. IX, 1-e partie, Paris, 1945.
65
J. Lognon. L’empire latin de Constantinople et la principaute de Moree. Paris, 1949.
66
P. W. Topping. Feudal institutions as revealed in the Assizes of Romania the law code of Frankish Greece. Philadelphia, 1949.
67
A. Frolov. Recherches sur la deviation de la IV-e croisade vers Constantinople. Paris, 1955.
В этом исследовании также заметна оправдательная тенденция в отношении крестоносцев четвертого похода, характерная для некоторых сочинений новейшего времени. Вместе с тем, автор старается если и не снять полностью, то уменьшить ответственность, папства за исход событий 1202—1204 гг. А. Фролов дает несколько своеобразное объяснение изменению направления крестового похода на Константинополь, а именно — связывает его с почитанием реликвий (священных религиозных памятников) западными крестоносцами. А. Фролов утверждает, что четвертый крестовый поход, подобно остальным, был подчинен руководящей религиозной идее «священной войны»: хотя участники его и испытывали влияние внешних обстоятельств, «политической конъюнктуры» и «честолюбия вождей», тем не менее, захват Константинополя не выходил из рамок «перманентной программы» крестовых походов. Штурмуя византийскую столицу, рыцари якобы проливали кровь за «священные реликвии», хранившиеся в ней, т. е. совершали религиозный подвиг, «благочестивое завоевание». На ошибочность такого объяснения справедливо указал в своей краткой, но содержательной рецензии румынский ученый Е. Frances (см.: «Byzantinoslavica», t. XVIII, № 1, 1957, стр. 90—92). По его словам, «нет оснований считать, будто Константинополь был завоеван вопреки воле папы»; причины же отклонения четвертого крестового похода следует искать в завоевательном характере этих военных экспедиций.
68
A. Waas. Geschichte der Kreuzzuge, Bd. I , Freiburg. 1956.
69
Б. Примов. Жофроа дьо Вилардуен, четвъртият кръстоносен поход и България. Ук. изд.
70
П. Петров. Унията между България и Римската църква през 1204 г. и Четвъртият кръстоносен поход. «Исторически преглед». София, 1955, № 2, стр. 35—57.
71
Е. Frances. Sur la conquete de Constantinople par les latins. «Byzantinoslavica», t. XV, N 1, 1954.
Проблема четвертого крестового похода изучается и советскими историками. Основные события его теперь установлены с достаточной полнотой.
Теократическая политика Иннокентия III и начало подготовки четвертого крестового похода. Инициатором четвертого крестового похода выступил римский папа Иннокентий III (1198—1216). Его понтификат (правление) знаменует собой важный этап в истории папства. В это время оно достигло большого могущества. Выходец из влиятельной графской фамилии Сеньи, Иннокентий III занял папский престол в возрасте 37 лет; он был самым молодым в избравшей его кардинальской коллегии. Но выбор седовласых кардиналов имел под собой серьезные основания. Иннокентий III являлся, несомненно, выдающимся церковным и крупным политическим деятелем своего времени. Часто его ставят в один ряд с Григорием VII. Это — не совсем верно: хотя различия в характере деятельности того и другого и не были слишком велики, все же ставить между ними знак равенства нельзя. В отличие от убежденного цезарепаписта Григория VII, Иннокентий III не обладал строго последовательными теократическими взглядами. Он не раз высказывался в том смысле, что задачи «наместника божьего» на земле лежат исключительно в религиозной сфере. На словах, по крайней
В своей политике и дипломатии Иннокентий III рьяно проводил в жизнь доктрину Григория VII о превосходстве духовной власти над светской, о том, что папы имеют право распоряжаться судьбами государств и коронами их государей и пр. На практике деятельность этого феодального политика в папской тиаре была целиком направлена на то, чтобы реализовать планы, выдвигавшиеся еще Григорием VII, планы подчинения римскому первосвященику всех христианских государств.
Стремления к образованию универсалистской империи получили широкое распространение в политике западноевропейских государств конца XII — начала XIII в. Эти стремления выросли на почве территориальной экспансии молодых феодальных монархий того времени. Такие универсалистские тенденции были свойственны прежде всего политике правителей Германской империи Гогенштауфенов, но они были далеко не чужды и государям англо-французской державы — Плантагенетам и даже — Франции, где королевская власть лишь начала подниматься. «Одного человека довольно, чтобы управлять всем миром», — говаривал будто бы Филипп II Август.
Наиболее всеобъемлющий характер универсалистские тенденции получили в политике римской курии: ведь католическая церковь представляла собой интернациональный центр феодальной системы. Ее экспансионистские проекты отличались наибольшим размахом. В лице Иннокентия III они нашли необычайно рьяного исполнителя.
Что бы ни писал и ни говорил сам Иннокентий III по поводу своей убежденности в исключительно духовной природе папской власти, история судит о нем не столько по его словам, сколько по делам. А они явно не соответствовали елейным богословско-политическим рассуждениям Иннокентия III. Впрочем, жажда всевластия иногда прорывалась у этого папы и открыто. В одной из своих ранних проповедей Иннокентий III, именуя себя помазанником божьим, утверждал, что он стоит лишь чуть ниже бога — между богом и людьми: папа, конечно, еще не бог, но он поставлен богом выше всех людей.
Главной целью Иннокентия III по сути дела являлось установление полного верховенства римской курии над всем феодальным миром Запада и Востока. Это определяло практические усилия неутомимого римского понтифика. И недаром даже некоторые убежденные приверженцы католицизма ставили и ставят в упрек Иннокентию III, что он подчинял религиозные интересы политическим, действуя вразрез с принципами, которые сам же отстаивал. Современники выражали такого рода упреки в довольно безапелляционной форме: «Ваши слова — слова бога, но Ваши дела — дела дьявола», — писал папе один римский политический деятель начала XIII в. Католические писатели наших дней высказывают свое мнение по этому поводу в более смягченных формулировках, заявляя, что папа не всегда руководствовался религиозными соображениями, что он «не мог преодолеть в себе противоречия наместника Христа и государственного человека» и т. п. Как бы то ни было — факт остается очевидным: Иннокентий III прежде всего был государственным деятелем, во главу угла ставившим политические интересы папского Рима.
Важнейшей составной частью универсалистской программы римского владыки должен был явиться крестовый поход. По выражению одного историка, крестовый поход был первой и последней мыслью Иннокентия III. Едва заняв папский престол, он бросил энергичный призыв к Западу подняться на новую «священную войну» против язычников-мусульман с тем, чтобы освободить Иерусалим. На словах и здесь речь шла о чисто религиозном деле — о спасении «наследства господа бога», о возвращении католической церкви тех мест, которые-де сам Христос освятил своей земной жизнью. Все обращения папы к «верным св. Петра» были пропитаны этим «божественным» елеем. События показали, однако, что на первом плане для Иннокентия III всегда стояли политические цели — расширение владений римской церкви на Востоке и усиление могущества ее первосвященника.
Папа не пожалел красноречия для организации крестового похода. Во Францию, Германию, Англию, Италию, Венгрию и в другие страны в августе — сентябре 1198 г. были направлены цветистые послания, в которых он призывал «всех верных» выступить на защиту «святой земли». К марту 1199 г. графы, бароны и города должны были снарядить военные отряды для похода.
Вскоре были приняты и практические меры по его организации. Меры эти были двоякого рода — финансовые и дипломатические.
Иннокентия III серьезно беспокоила финансовая сторона дела. Чтобы обеспечить поступление нужных денежных сумм, папа предпринял необычайный шаг: в конце 1199 г. было объявлено о введении особой крестоносной подати на духовенство. Монастырям и церквам вменялось в обязанность доставить денежные средства на проведение крестового похода: они должны были уплатить сумму, равную 1/40 их годового дохода. Такой же платеж предписывалось произвести и ряду непривилегированных монашеских орденов. Опасаясь вызвать недовольство каноников и монахов, папа предусмотрительно уведомил их, что эта подать — экстраординарная, и что он не намерен практиковать ее в будущем в качестве постоянного налога на церковные учреждения.
Опасения папы оказались не напрасными. Французские епископы, например, так и не уплатили крестоносной подати, хотя некоторые из них обещали даже предоставить больше того, чем требовал апостольский престол. Сопротивлялись уплате крестоносных денег и некоторые монашеские ордена: жадные цистерцианцы особенно упорно отстаивали свою свободу от обложения. В конце концов Иннокентий пошел им на уступки: сохранился документ, из которого видно, что папа в 1201 г. выразил даже благодарность аббату одного цистерцианского капитула, согласившегося добровольно пожертвовать на дело спасения «святой земли» 2 тыс. марок серебра.
Чтобы подать пример благочестивой щедрости скаредным клирикам, Иннокентий III сам обязался отдать 1/10 своих доходов.
Бурную деятельность Иннокентий III развернул и на дипломатическом поприще. В то время во Франции шла война между Филиппом II Августом и Ричардом Львиное Сердце. Это мешало французам и англичанам принять участие в затевавшемся папой предприятии. Для того, чтобы примирить враждующие стороны, сюда был направлен легат-кардинал Петр Капуанский. Ему удалось добиться заключения перемирия между Францией и Англией в январе 1199 г. (через четыре месяца после этого Ричард Львиное Сердце погиб при осаде замка одного из своих французских вассалов). Одновременно с Петром Капуанским другой папский посланец, кардинал Стефан был снаряжен в Венецию: только она была в состоянии обеспечить морскую переправу будущим крестоносцам, так как Генуя и Пиза в тот момент находились в состоянии торговой войны, — и папа без особого успеха старался помирить запальчивых соперников.
В своей дипломатической деятельности Иннокентий III не обошел стороной и Германию. С 1198 г. здесь кипела ожесточенная борьба двух феодальных партий — Штауфенов и Вельфов. Каждая партия выдвинула своего претендента на королевский трон, так что королями Германии были избраны: сын Фридриха Барбароссы — Филипп Швабский (Гогенштауфен) и почти одновременно с ним — Оттон Брауншвейгский (Вельф), по линии матери приходившийся племянником Ричарду Львиное Сердце. Иннокентий III тотчас вмешался в эту феодальную распрю: через своих уполномоченных и в различных посланиях к немецким князьям и королям папа увещевал враждующие стороны положить конец взаимным раздорам. Вмешательство Иннокентия III в германские дела было продиктовано главным образом соображениями, связанными с непрекращавшейся много лет борьбой папства и империи: апостольский престол стремился прежде всего использовать феодальную распрю в Германии к политической выгоде Рима, в частности, для расширения территории Папского государства в Италии (за счет штауфенских владений), укрепления морально-политического престижа папства в Германии и т. п. Но имелись также в виду и нужды предстоявшего крестового похода. Впрочем, с этой точки зрения, миссия властного Иннокентия III оказалась бесплодной: борьба феодальных группировок в Германии продолжалась с неослабевающей силой, и своим вмешательством папа только подлил масла в огонь. В конце концов, по выражению одного историка, политика Иннокентия III в Германии, поддерживавшего то одну, то другую из феодальных партий, явилась лишь несчастьем для страны. Германии пришлось оплачивать эту политику долгими годами внутренних войн, значительно ослабивших королевскую власть. Что касается крестового похода, то феодальные междоусобицы помешали прямому участию в нем сколько-нибудь значительного числа немецких феодалов.