Папство и крестовые походы

Заборов Михаил Абрамович

Замыслы венецианцев и политика Иннокентия III. Какую же позицию занял в это время святой престол? Сделал ли Иннокентий III что-нибудь для того, чтобы разрушить замыслы венецианцев? Как только они стали ему известны, папа еще раз запретил крестоносцам под угрозой отлучения «нападать на христианские земли». Много ли на деле значило это запрещение в устах папы, показывают следующие факты.

В Рим пришли беспокойные запросы из крестоносного войска: как быть? Не разойтись ли для того, чтобы таким путем пресечь «злое намерение» Дандоло? В ответ на эти запросы апостольский престол выразил свою волю в таких словах: «Простительнее,— заявил крестоносцам папский легат, кардинал Петр Капуанский, говоривший от имени Иннокентия III, — искупить малое зло великим добрым делом, нежели, оставив крестоносный обет невыполненным,

бесславными грешниками вернуться на родину». Смысл этого заявления был совершенно ясен: с точки зрения папы, крестовый поход должен быть осуществлен любой ценой. Ни при каких обстоятельствах войско не должно расходиться, даже если его поведут против Задара, — такова суть позиции папы, как ее передает один из современных немецких хронистов, Гальберштадтский Аноним: «Не будет соответствовать намерениям папы, — сказал легат, — если войско рассеется, не дойдя до цели паломничества». Могли ли означать такие рассуждения что-либо иное, нежели косвенное одобрение похода крестоносцев на Задар? — Принять предложение дожа было для них тем легче, что в большинстве своем пилигримы 1202 г. были отпетыми головорезами, совершенно равнодушными к тому, где и кого грабить. Крестоносное воинство в основном состояло именно из такой, внутренне полностью безразличной к официальным лозунгам предприятия, массы рыцарства. Она была исполнена исключительно захватническими вожделениями. Рыцари креста с готовностью могли обнажить мечи ради любого дела, обещавшего наживу. Полнейшая беспринципность в сочетании с безграничной жадностью выступает у участников четвертого крестового похода с особой выпуклостью. Именно это обстоятельство позволило феодальным силам, непосредственно или из-за кулис руководившим событиями, направить крестоносцев против христианских городов.

Первым из них явился Задар.

Как это ни странно, но Иннокентий III фактически потворствовал тому, чтобы планы Венеции были приняты к исполнению. Формально он подтвердил свое запрещение нападать на христианские земли и выполнил свой долг католического первосвященника. Это и понятно: нападение воинства христова на владения венгерского короля, числившегося крестоносцем, могло бы только набросить тень на крестоносную затею апостольского престола и тем самым подорвать один из существенных устоев политики папства — ее универсалистские тенденции.

Иннокентий III ввиду этого не мог открыто согласиться с замыслами Дандоло и не высказать свое осуждение и запрещение: это значило бы пренебречь престижем наместника св. Петра. Но папа не желал вместе с тем и прекращения крестового похода: ведь успех сулил не только обладание Иерусалимом, но, возможно, и Константинополем. Запрещение нападать на христианские земли не должно было идти в ущерб делу «освобождения святой земли» и подчинения Византии. Престиж — престижем, а непосредственные интересы тоже никак нельзя было отбрасывать в сторону.

Следовательно, для папы не могло быть и речи о том, чтобы крестоносное воинство было распущено (полностью или даже частично). Практически оставался только один выход: во имя продолжения крестового похода («великого благого дела») допустить «малое злю», т. е. захват крестоносцами христианского Задара, на который их подбивала Венеция. В этом духе и действовал изворотливый римский понтифик, пытаясь совместить несовместимое, прикрыть «божественным» — «дьявольское», запрещая — на словах, разрешая — на деле.

Даже новейшие католические историки — апологеты папства, вроде упоминавшейся выше Е. Тилльман, признают, что Иннокентий III капитулировал перед венецианцами. В оправдание папы они ссылаются на то, что-де он был не в силах заставить венецианцев отказаться от их намерений и выполнить волю апостольского престола: Дандоло, мол, не поддавался моральному воздействию церкви и пр. [76] Однако подобные аргументы не могут обелить главного организатора четвертого крестового похода. Своим поведением Иннокентий III явно попустительствовал венецианцам, руководствуясь корыстными интересами папского престола.

76

H. Tillmann, Указ, соч., стр, 226.

В конце концов, если бы его всерьез заботило спасение христианского Задара, разве не следовало хотя бы временно отказаться от крестового похода? В этом случае престиж папы остался бы незапятнанным.

Разве не целесообразнее было бы согласиться на роспуск крестоносного ополчения, чем отдать в его жадные руки венгерские владения? И кроме того, ведь папа располагал более действенными средствами помешать завоеванию Задара, чем словесные запреты. Если бы Иннокентий III искренне стремился избавить христианские земли, в том числе Задар, от того, что вскоре с ними произошло, — ему не стоило бы большого труда из средств курии расквитаться с Венецией за долги обанкротившегося воинства. 34 тыс. марок — это было немало, но и ее так уж много для папы. Иннокентий III, однако, и не подумал об этом.

Так еще раз проявилась тайная связь папской политики во время четвертого похода с замыслами венецианской плутократии.

Завоевание Задара. В октябре 1202 г. флот крестоносцев отплыл из Венеции. Всего в его составе было свыше 70 галер и около 150 грузовых судов — с провиантом, стенобитными и другими осадными орудиями: это были катапульты и баллисты — старинные механизмы для метания тяжелых стрел, камней, даже бревен, окованных железом, и бочек с горючей жидкостью. Сами же галеры того времени представляли собой узкие корабли, обладавшие быстрым ходом и маневренностью в сражениях. По обоим бортам галер располагались ряды длинных весел, а при попутном ветре пользовались и парусами. Кроме экипажа — матросов и гребцов, которые обычно нанимались венецианцами за плату на сезон плавания (с марта по ноябрь), на галерах находились специальные вооруженные команды — тоже наемные — из арбалетчиков и пращников.

И вот, вся эта венецианско-крестоносная армада — около 200 кораблей — 11 ноября с боем вошла в запертую Задарскую гавань, а 24 ноября крестоносцы, после пятидневного штурма, приступом взяли Задар, сломив упорное сопротивление венгерского гарнизона. Население также стойко защищалось от рыцарей креста. «Почти не было улицы, — писал позднее Виллардуэн, — где бы ни происходило большой сечи».

Город был разграблен. В числе прочего рыцари вместе с венецианцами ограбили и церкви. Они учинили в городе свирепый погром, разрушили многие здания, разжились богатой добычей. Задар попал под власть Венеции, — впрочем, только после того, как едва не произошло стычки между крестоносными рыцарями и венецианцами.

Таков был первый успех, достигнутый в четвертом крестовом походе, — завоевание и разгром христианского города в Далмации.

Апостольский престол, как и следовало ожидать, проявил по этому случаю показное негодование. Иннокентий III выразил «безмерную скорбь» по поводу того, что крестоносцы пролили «братскую кровь» и нарушили его запрет «нападать на христианские земли». Этими «жалкими словами» и ограничились бы практические результаты папского гнева, если бы опрометчивые воины креста сами не напросились на более крутые меры. Дело в том, что Иннокентий III первоначально не собирался применять сколько-нибудь серьезных церковных кар против нарушителей его запретов. Папа вынес весьма снисходительный приговор крестоносцам. В послании, составленном для солдат Христа, папа заявлял, что готов простить их прегрешения. Ведь, захватывая Задар, они поступали, мол не по своей воле, а лишь «подчиняясь необходимости». Пусть только они, увещевал Иннокентий III крестоносных грабителей, «не прибавляют греха к греху», пусть воздержатся от дальнейших разрушений в Задаре и возместят ущерб, нанесенный венгерскому королю. Лишь в случае, если они ослушаются этих рекомендаций, им не избежать отлучения.

Глава католической церкви определенно уклонялся от применения высшей церковной кары к своему воинству: о возможности отлучения он упоминал в конце письма в очень сдержанных выражениях.

Сами «крестоносные болваны», однако, поставили папу перед необходимостью не оставлять безнаказанным совершенное ими преступление. Страх перед отлучением вселил в крестоносцев убеждение, что за свои дела они в глазах папы заслуживают отлучения от церкви. Тогда рыцари креста отрядили в Рим депутацию во главе с французским епископом Нивелоном Суассонским, которая явилась к папе с повинной головой. Уполномоченные крестоносцев изложили ему обстоятельства дела, представили различные оправдательные соображения, а под конец уверили Иннокентия III в том, что отныне они готовы полностью повиноваться апостольскому престолу и следовать в «святую землю». Они, конечно, не подозревали о подлинной роли в событиях 1202 г. самого римского первосвященника, фактически способствовавшего захвату Задара.