Парад теней
Шрифт:
— Повезло, — согласился с ним Константин.
— Кто мне шнурки развязал, Лара?
— Бог, что ли? В таком разе он скоро тебе башмаки чистить будет!
— Не кощунствуй, — строго предупредил Гуткин.
— Когда о деле говорить начнешь?
— Сейчас, сейчас, — пообещал Гуткин, прикрыл глаза, помолчал и, непроизвольно раздувая ноздри своего большого носа, в ненависти почти заорал: — Нельзя, нельзя допустить, чтобы эти суки остались безнаказанными!
— Кто эти суки, Боб? — быстро спросил Константин.
— Не
— Но догадываешься. Что у тебя есть?
— Спокойнее, Лара. — Гуткин был уже сосредоточен и деловит. — Я знаю, что ты принимаешь участие в расследовании, которое по поручению Анны ведет Сырцов. Я знаю, кто такой Сырцов, и знаю, кто еще за ним стоит. Я полностью доверяю этим людям и хочу, чтобы они довели это расследование до конца. Взвизгнул вдруг: — До точки!
— Хочешь, так сказать, стимулировать расследование своими бабками?
— Это само собой. А главное, я хочу посчитаться за смерть ребят и Бена.
— Бен был твоим телохранителем?
— И другом, — добавил Гуткин.
— Вроде Семы, который у дверей, — усмехнулся Константин: — Тело хранитель. Он охранил твое тело, Боб. Насколько мне известно, первый случай выполнения прямых своих обязанностей.
— Не говори так, Лара.
— А как мне говорить, если ты все время в сторону?
— Это ты все время в сторону. Кто речь о телохранителях завел?! уличил его Гуткин и, удовлетворившись, приступил к деловой части: — Ты спрашиваешь, что мне известно об этих скотах, и я опять повторяю: ничего. Но у меня есть ниточка к ним.
— Давай ниточку, — согласился и на такую малость Константин.
— Дам, — пообещал Гуткин. — Но заранее предупреждаю: все, что я тебе сейчас скажу, не может служить официальными моими показаниями и в любой момент я могу отказаться от них.
— Видно, сильно ты нагрешил, Боб.
— Слушать меня будешь? — взъярился Гуткин.
— Ну нагрешил и нагрешил. Чего орать-то?
— Когда возродился подпольный футбольный тотализатор, — элегически продолжил Гуткин, — я, честно признаюсь, решил использовать свое знание футбольного мира и многолетние тесные связи в нем для того, чтобы крупно заработать и одновременно прищемить хвост темным владельцам тотошки. Во залудил! — сам восхитился своим красноречием Гуткин.
— То есть их купленные игры перебить своими купленными играми, тотчас сообразил Константин. — Три игры на юге — твои?
— Все не так просто, Лара. Если идти до конца, то до меня не дойдешь, нету меня в этом деле. Но если всерьез и по-честному, то все провернул я.
— И много на этом взял?
— В том-то и дело, что ни хрена! — вновь осерчал Гуткин. — Даже в убытке остался.
— Это ты-то? — страшно удивился Константин.
— Я, я, именно я! — прокричал Гуткин, дернулся и, естественно, потревожил сломанные руки. Поскулил слегка.
Константин вежливо дождался момента, когда утихли страдания собеседника.
— И не подстраховался? Не верю.
— Если бы я напрямую действовал, то, конечно, бы подстраховался. Но моими были только бабки. Всю операцию в автономном плавании проводил один мой человек, про которого никто не знает, что он мой человечек.
— Что за человечек, Боб?
— Смогу ли я тебе его назвать — будет ясно в конце нашего разговора. А пока давай разговаривать без лишних имен.
— Хрен с тобой. Давай.
— Так вот, эти суки, уж не знаю каким образом, все просчитав, вышли на моего человечка. Хотя и догадываюсь, каким образом. Мой человечек — фигура довольно известная в футбольных кругах именно южного региона…
— И в криминальном мире того же региона, — перебив, добавил Константин. — Хочешь, назову фамилию, имя, отчество, год рождения, а также рост и вес твоего человечка?
— Ну назови, назови!
— Севка Субботин, Всеволод Робертович Субботин, пятьдесят девятого года рождения, рост — один метр семьдесят восемь сантиметров, вес в восемьдесят шестом году — семьдесят два килограмма.
— Сейчас он толстый, — только в одном не согласился Гуткин и обиженно поинтересовался: — Как догадался?
— Балда ты, Боб. Он же с Ростова, с интернатских лет с тамошней уголовщиной повязан. Потому и у нас больше сезона не задержался. Ты же помнишь, каким брезгливым был наш интеллигент Николай Васильевич. Как только про его блатные делишки узнал, так в момент и выставил. Даже Васильич, человек не от мира сего, узнал! Севка же первый, на кого пальцем укажут при любой сомнительной ситуации. Нет, ты — не конспиратор, Боб! При таком твоем чутье — загадка, как ты в бизнесменах оказался, да еще, говорят, и процветаешь.
— Иссяк? — злобно полюбопытствовал Гуткин. — Он что- мешок денег за спину и по командам, да? Ни в одном случае он не позволил себе прямых контактов. Все по меньшей мере через два колена.
— Вот они по цепочке и вышли.
— Ты, Лара, давай выбирай: или слушать меня будешь, или свою сообразительность показывать.
— Ну, извини. Слушаю тебя, слушаю.
— Так вот. Через четыре дня после того, как мы кон сорвали, является ко мне Севка и — весь в слезах и соплях — в ноги. Не хочешь, говорит, моей смерти, тогда отдай весь выигрыш. Я по доброте душевной…
— …и от страха перед неведомыми извергами… — перебив, дополнил Константин.
— …и от страха перед неведомыми извергами, — яростно подтвердил Гуткин, — отдал ему те сто пятьдесят тысяч, а их штраф в полста он сам заплатил.
— А ты говоришь — в убытке. При своих остался.
— А накладные расходы? — возмутился Гуткин. — Двадцать пять кусков на ветер!
— Мы деньги считаем или о деле говорим?
— О деле, — остыл Гуткин. — Я ненавязчиво попытался узнать от него, кто его тряс, но он ни в какую. В общем, напуган до хронического поноса.