Парад теней
Шрифт:
— Рановато прибыли. Подождать придется. — И даже обрадовался такому обстоятельству. — Ну ничего, на скамеечке посидим, на солнышке погреемся, на воду посмотрим. Ничего лучше безделья на свете нет, Тема!
Все шло по Генрихову плану. Они устроились на стоящей в сторонке скамейке, подставились уже закатному солнцу. Только вот с водой неувязка почти весь пруд занимал нерастаявший еще в стоячей воде серый ледяной остров.
Генрих раскинул во всю ширь руки по спинке скамейки и тупо удивился, глядя на грязную льдину:
— На градуснике нынче восемнадцать, а она, зараза, не тает!
— Тебе-то что? — злобно задал вопрос Артем. — Где твой бугор?
Из
— Как это что? Поздняя весна все-таки. — Вдруг увидел нечто, приведшее его в азарт. — Гляди, ну дают!
У единственного работающего ларька при входе двое в коже, схватив друг друга за грудки, подобно двум дзюдоистам, исполняли некий предварительный танец в ожидании выгодной ситуации для проведения изощренного японского приема. Переростку в рыжей коже, видимо, надоел этот нерусский балет, и он, оторвав правую руку от черной кожи и держа противника на вытянутой левой, от души и размашисто врезал по лицу своего партнера. Стоявший неподалеку третий переросток, до этого, надо полагать, надеявшийся на мирное разрешение конфликта, бросился разнимать бойцов, за что и схлопотал от обладателя черной куртки.
Артем с неподдельным интересом наблюдал эту весьма завлекательную картинку.
Время. Генрих, не меняя позы, нашел за спиной Артема в скамеечной загогулине прикрепленный к рейке скотчем перстень и продел в него средний палец.
— Во дают! — еще раз восхитился он и стал потихоньку перетягивать свою правую руку поближе к руке Артема, который в оживлении от веселого представления обеими руками упирался в край скамейки.
Левой ощутимо хлопнуть, как бы в ажитации, по колену, а правую незаметно на мгновение положить на Артемову напряженную ладонь. Он и не заметит, что комарик укусил.
— Перстенек какой занятный! — удивился за спиной Генриха хороший бас, и тот почувствовал, что локтевой сустав его разъят на составные. Боль пришла не сразу, а лишь после того, как бас оценил снятую со среднего пальца правой руки свою находку. — Чего только люди не изобретают!
— Ай, ай, ай! — кричал Генрих от боли и от вида своей противоестественно вывернутой руки. Артем с ужасом смотрел на Сырцова. Опомнился, полез за пазуху…
— Не дергайся, — посоветовал ему Сырцов. Сзади Артема уже стоял переросток в рыжей коже, с малоприметным пистолетом в руке. Периферическим зрением Артем обнаружил пистолет и признал Сырцова:
— Вы…
— Я, — подтвердил Сырцов. — Я, Артем, я.
— Больно! Больно! — уже членораздельно кричал Генрих.
— Потерпи, — предложил Сырцов. — Потерпи, пока я тебя не обшмонаю. Штучка эта должна у тебя под рукой быть…
Сырцов знал, что искать и где искать. Из верхнего наружного кармана Генрихова пиджака он вытащил миниатюрное нечто, заботливо укутанное в вату.
— Что это, Георгий Петрович? — еще не остыв от возбуждения, полюбопытствовал паренек в рыжей коже.
— Не отвлекайся, Сережа, — предупредил его Сырцов, но, растянув вату и увидев ампулу размером не более слабительной таблетки сенаде, не удержался от того, чтобы под видом объяснения тайно похвастаться: — Впрочем, объясню. Если что не так, меня ноющий хмырь поправит. Вот это, — он показал Сереже перстень, — мини-шприц с мгновенно действующим препаратом, заставляющим клиента шоково отключиться на несколько минут. А это, — он, держа ампулу двумя пальцами, большим и указательным, предъявил ее Сереже, — ампула с цианом, которую вот этот воющий таракан положил бы на зубок бесчувственному Артему. Потом, несильно ударив его по подбородку, раздавил бы тонкое стекло и тихо удалился. Через какое-то время дворник этого сада обнаружил бы труп покончившего жизнь самоубийством, запутавшегося в мерзостях, пакостника Артема. — И обратился к Генриху: — Правильно я говорю, душегуб?
Генриху было не до ответа. Он баюкал руку, раскачиваясь, как болванчик, и ноя почти на мотив колыбельной. Наконец-то оправился от шока Артем и, не видя ничего, кроме поганой хари Генриха, хрипло заговорил:
— Так бы меня здесь и оставил, тварь? Я же тебя сегодня водичкой поил, я ж тебя сюда на машине вез, а ты сидел и спокойно рассчитывал, как меня удобнее на тот свет отправить, да? Да? Да?
Он беспамятно выкрикивал свои «да». Сережа по кивку Сырцова слазил Артему за пазуху и вытащил из сбруи прикладистый «магнум».
— Заткнись, — приказал Сырцов, и Артем послушно умолк. Брезгливо на него смотрел Сырцов, а на смерда Генриха — с отвращением. — Ты меня слышишь, душегуб? — Смерд, продолжая петь колыбельную, неровно, как больной Паркинсоном, покивал. — Я тебе должен пару вопросов на скорую руку задать. — И рявкнул ни с того ни с сего:- Встать!
Условный рефлекс шестерки, не смеющей ослушаться командного рыка, вскинул Генриха на ноги. Ни черта он не понимал, кроме одного: стоять надо навытяжку. Сырцов взглядом оценил его выправку и неожиданно рванул вывернутую руку резко вниз. Генрих протяжно взвыл. Но внезапно затих, поняв, судя по вялой идиотической улыбке, появившейся на его синих устах, что такие родные, такие любимые его кости возвратились на место. Счастье было недолгим, так как, не поднимаясь со скамейки, Артем нанес ему неожиданный удар ногой в пах. Опять пришлось Генриху переломиться от невыносимой боли.
— Сережа, что ж ты за ним не смотришь? — укорил за невнимательность своего ученика Сырцов. — Хорошо хоть в кроссовках, а будь при башмаке? — И Артему: — Скромнее веди себя, сучонок. С тобой разговор еще впереди.
Высказавшись, Сырцов осторожно разогнул Генриха и ласково, как хрупкую старушку, усадил на скамейку.
— Спасибо, — не открывая глаз, поблагодарил Генрих, стараясь глубоко дышать. Сырцов терпеливо ждал. Отпустило. Генрих открыл глаза и откинулся на спинку скамьи в полном изнеможении.
— Говорить можешь? — спросил Сырцов. Он, широко расставив ноги, сверху смотрел на поверженного.
— А что? — спросил смерд. — Что теперь говорить?
— Я буду задавать прямые вопросы, а ты на них честно отвечать. Идет?
— Идет, — согласился Генрих и тут же нарушил оговоренный порядок, сам выскочив с вопросом: — Как же вы нас вели? Я ж все время проверялся. Не было хвоста, не было!
— При маячке в вашей тачке на кой хрен глаза мозолить? — исчерпывающе ответил Сырцов. — С твоими вопросами завязали. Мой, аналогичный твоему: за тобой присмотр был?
— Вы же наверняка проверялись и убедились, что не было.
— Ты вон тоже проверялся… — для порядка усомнился Сырцов, но в общем-то первым ответом удовлетворился. — А стационарный контроль за этой точкой имелся?
— Я на такие дела один хожу, мне свидетелей не надо, — автоматически ответил Генрих и, вдруг поняв, что сказал, от закономерного последующего вопроса скуляще охнул в ужасе. Глазенки лезли из орбит.
— Ну до чего же хорошо ответил! — восхитился Сырцов. — На все мои вопросы сразу. Теперь имеет смысл поговорить с тобой основательно. Но для этого разговора нужно время, а его, как я понимаю, у тебя в обрез. Когда у тебя отчет?