Параллельная ботаника
Шрифт:
Лесная пинцет-трава
Лесная пинцет-трава, подобно тирилам, является общественным растением. Она живёт в тени деревьев маненго в джунглях Индонезии, под Kieselbaume [ «галечное дерево»? (нем.) — В. П.] в Шварцвальде и между корнями деревьев бен в Тецугахараиме, колониями, которые иногда превышают сотню отдельных растений. Самый случайный взгляд на эти растения не оставляет сомнений насчёт того, как они получили своё название. (табл. XIII) Два крыловидных листа, очень похожие на листья лесных щипчиков (разновидности толстянковых), симметрично противопоставлены друг другу в жесте редкостной элегантности. За немногими исключениями, их слегка округлённые кончики всегда отогнуты наружу. Менее примитивная, чем тирилы, сама лесная пинцет-трава, однако, довольно простое растение, которое по форме имеет много общего с нормальными растениями, растущими в подлеске, и ботаники только недавно узнали об их существовании. Как
Профессор Учигаки Сутекичи, занимающий пост председателя кафедры социоботаники в Токийском университете, опубликовал множество статей на тему предполагаемого общественного образа жизни лесной пинцет-травы и тирилов, выдвигая идеи, которые сначала могли бы показаться произвольными или даже фантастическими, но которые фактически достойны серьёзного рассмотрения. Учигаки думает, что расселение пинцет-травы в том виде, что мы видим сегодня — это заключительный результат замысловатого ряда манёвров, нацеленных на завоевание территории, и что эти манёвры несут отпечаток самого экстраординарного сходства с ходами в игре го. Он говорит, что лесная пинцет-трава была изначально проростками сложного клубка корней, который был переплетён с корнями дерева бен, огромного цветкового растения, которое растёт только в лесах острова Тецугахараима. Этот клубок корней был вместилищем подземного разума, планирующего и хранящего программу постепенного будущего распространения отпрысков, приводящего программу в действие и управляющего различными её стадиями. Стратегические решения, которые повиновались строгим ортогенетическим законам, но которые имитировали жестокую борьбу за выживание, привели, в конце концов, к своего рода статусу-кво, без победителей или проигравших. Оставив иллюзию самоопределения и оставив своё обманное оружие, отдельные растения закончили [борьбу], живя монотонной жизнью в сообществе, словно состарившиеся ветераны. Именно в отношении этой последней стадии игры Учигаки считает, что он может обнаружить момент мутации в сторону параллельной ботаники. Истощение энергий, которые когда-то обещали вырвать у времени и пространства некоторое количество смысла существования для индивидуума, привело к коллективной неподвижности. Хрупкая система, которая, казалось, получала свои эфемерные состояния из неизбежно ошибочных ответов на бессмысленные вопросы, была, таким образом, заменена бесконечной уверенностью, которую могло обещать только параллельное состояние. Учигаки прослеживает то, что он принял как историю отдельной колонии пинцет-травы, проводя параллель с известной партией игры в го, сыгранной много лет назад двумя знаменитыми чемпионами Шараку и Угоме.
Оригинальный tour de force Учигаки произвёл много волнений в японских научных кругах, но не провалился, вызывая некоторое недоумение среди его западных коллег.
Игра го была ввезена в Японию китайским легатом Иен Та-Яо во времена эпохи Хейрю, а более точно — во времена правления императора Шохеи. Вскоре она была с энтузиазмом принята японской аристократией и со временем стала японской национальной игрой. Го, как считается, является самой древней в мире игрой, изобретение которой обычно приписывают китайскому императору Шу, который правил в начале третьего тысячелетия до Рождества Христова. Говорят, он придумал её, чтобы стимулировать мышление своего старшего сына Винг Вена, но намного более вероятно, что старый монарх, изучая движения иши, пытался придать форму предписаниям культа су-чуань, преданным сторонником которого он был. Согласно доктрине су-чуань, каждое действие в жизни должно осознанно тяготеть к моменту заключительного покоя, так называемого та-хенг, который в ритуальной борьбе, известной как шоу-си, представляет собой окончательную неразрывную взаимную неподвижность борцов, тупик, в котором смирение потенциального победителя находится в совершенном балансе со смирением вероятного побеждённого.
Табл. XIII Лесная пинцет-трава
Состояния та-хенг можно достичь в процессе медитации, называемом чен-чжу-лян, при котором мышление представляется маятником, который качается от вопроса к ответу, а от него, сформулированного как вопрос, к дальнейшему ответу в парализующем ряду выборов приоритетов в каждодневных действиях жизни. Это должно было затенить второй процесс, называемый та-цанг-ши,
Игра фактически состоит из множества стратегических выборов позиции (моку), цель которых состоит в том, чтобы завоевать территорию на игровом поле го и не дать противнику сделать того же самого. С невероятной целеустремлённостью и терпением Учигаки сравнивал распределение пинцет-травы, найденной Сугино Киничи за несколько лет до этого в лесу Овари, с финальным положением, та-хенг, в игре го, и, проигрывая партию назад, устанавливал каждый ход в игре. Таким образом, после партии игры у него была возможность отследить последовательность, в которой проросли растения группы, и продемонстрировать, что они подчинялись точным правилам, которые были очень похожи на правила го, и развивались, как он и предполагал, фактически одинаково с памятной партией, сыгранной Шараку и Угоме (Рис. 15 и 16).
Настойчивость Учигаки в сравнении между распределением проростков в группе Овари при помощи ходов отдельной партии в го ясно демонстрирует наклонность в сторону мистических и эстетических стремлений, которые весьма чужды западному научному мышлению. В любом случае мы обязаны признать, что идея относительно порождающего клубка корней, который создаёт и исполняет генетические программы, имеет, по крайней мере, качество новизны. Дальнейший вес теории придало соображение, упомянутое Учигаки, о том, что, поскольку растения не могут передвигаться, подобно животным, их выбор местоположения всегда категорический и должен являться результатом стратегии, в которой все акты индивидуальной борьбы имеют конечной целью коллективную неподвижность.
Рис. 15 Позиция та-хенг в партии го, сыгранной Шараку и Угоме
Бронзовое факсимиле группы лесной пинцет-травы из Овари можно увидеть в Императорском Музее Естествознания в Токио. Она является центральным экспонатом в самом большом зале в новом крыле, полностью посвящённом параллельной ботанике. Вокруг него расположено восемь го бан, сделанных из ичо (Salisburia adiantifolia): это низкие столики с ножками, формой имитирующими плод кучинаши. В настоящее время кучинаши — это название Gardenia floribunda, но в японском языке это также означает «безротый» и является предупреждением для зрителей, чтобы они соблюдали тишину, когда идёт игра в го.
Именно в Зале Лесной пинцет-травы Музее в течение нескольких последних лет проводились Национальные чемпионаты по го, и не столь уж редко там можно видеть игроков, одетых в традиционные кимоно, повторяющих ход за ходом партию, которая была сыграна тысячи лет назад под гигантским деревом бен, и которая в заключительной ботанической позиции та-хенг чудесно сохранилась неповреждённой до нашего времени.
Рис. 16 Распространение лесной пинцет-травы в Овари
Tubolara
Я часто упоминал безматериальность параллельных растений, обращая внимание не только к полному отсутствию у них органов, но также к факту, что у них нет никакого настоящего внутреннего содержания. Оскар Хальбштайн распространяет это понятие, типичное для параллельной ботаники, на всё в мире, замечая, что внутренность материальных объектов — это ни что иное, как мысленный образ, идея. Он поясняет, что, когда мы разрезаем что-то пополам, мы открываем не его внутренность, как собираемся это сделать, а скорее две видимых внешности, которые не существовали прежде. Повторяя действие бесконечное количество раз, мы просто произвели бы бесконечный ряд новых внешних поверхностей. Для Хальбштайна внутренняя часть вещей не существует. Это теоретическое построение, гипотеза, которая запретна для нашей проверки.
Внутренность параллельных растений, кроме того, уклоняется даже от теоретического определения. Поскольку мы интересуемся веществом, которое является полностью «другим», которое не может быть найдено в природе, оно буквально не поддаётся осмыслению. Хальбштайн говорит о нём, как о «слепом цвете», но мне кажется вольным и рискованным с научной точки зрения проводить даже самые явные поэтические сравнения с нормальным миром. (табл. XIV)
Туболара, которая водится главным образом на Центральном Плато в Талистане, Индия, ставит проблему внутреннего содержания параллельных растений в новом и достаточно ином свете. Это касается не столько их безматериальности, сколько их формы, не столько цельной внутренности их неоднозначной сущности, сколько пустотелой внешности — которая, в некотором смысле, является внешним пределом внутренности растения.