Параметры риска
Шрифт:
Надевать их на морозе очень неприятно: надо снять перчатки, но тогда мерзнут руки. А в рукавицах их не удается наладить толком, хотя у Вали и Сережи было время проверить такую малость как кошки, до восхождения. Случалось, что они больше сидели, чем шли.
Когда вышли на гребень, стали попадаться следы прошлых экспедиций: японская веревка, чужой баллон… Потом свой баллон… Потом, не доходя полусотни метров по высоте до вершины, Иванов, шедший вторым, нашел рюкзак Балыбердина…
А в это время сам Балыбердин все еще находился в пятом лагере вместе с Мысловским, которому каждый прожитый час нес не облегчение, а страдания, и двумя "братьями милосердия" — Бершовым и Туркевичем.
Предполагалось, что все четверо после консультации с врачом двинутся вниз из пятого лагеря и в четвертом останавливаться не будут, а сразу опустятся на 7800. В этот день в этот же лагерь собирались подняться Ильинский и Чепчев, а Валиев с Хрищатым должны были выйти из третьего лагеря, забросить кислород в четвертый и вновь вернуться в третий, где группа Ильинского наконец должна была объединиться.
Но не судьба, видимо, этому случиться. В результате аварийного спуска Балыбердина, Мысловского, Бершова и Туркевича третий лагерь не сможет принять Валиева и Хрищатого, и соединение в этот день не состоится. Валиев с Хрищатым, захватив кислород, уйдут в четвертый лагерь на 8250 и останутся ночевать там, а дистанция в один день и в один лагерь между ними, Ильинским и Чепчевым сохранится.
Выполнив все указания врача и сделав необходимые уколы Эдику (Балыбердин от инъекций отказался, он только глотал таблетки), все четверо начали готовиться к спуску.
В это время Валентин Иванов и Сергей Ефимов приближались к вершине. Рюкзак Балыбердина едва удалось оторвать от земли. Там было немало интересного: кинокамера «Красногорск», "трофейная" японская рация, которую хозяйственный Володя взял, чтобы попусту не валялась, и редуктор, чтобы сравнить с нашим (наш лучше), а остальное — камни. Полрюкзака камней с вершины!
Захватив кинокамеру, Иванов с Ефимовым продолжили путь. Скоро они вышли на узкий скальный гребень, который вывел их на снежный. По снежному гребню, лежащему на уровне южной вершины, они шли спокойно, и вдруг Ефимов, двигавшийся первым, почувствовал, что веревка натянулась: Иванов резко замедлил ход.
Ефимов показал тому на баллон — кислород, мол, подкрути. Да, кислород иссяк, и моментально скорость движения замедлилась. Иванов заменил баллон, и скоро без приключений они вышли на вершину.
Погода была неважная. Они достали камеру и лишний раз подивились Балыбердину, втащившему такую тяжесть на вершину без кислорода. Позвали к рации оператора Диму Коваленко. Тот поздравил с восхождением и передал микрофон Тамму.
Потом оказалось, что «Красногорск» замерз. Дима посоветовал сунуть его под пуховку и отогреть. Так они и сделали. Сунув за пазуху аппарат, осмотрелись: где же это они?
Весь Непал закрыт облаками. В Тибете иногда видна долина, и даже по цвету и свету чувствуется, как там жарко. Лхоцзе еле видна. Почти не просматриваются Чо-Ойю- это далеко. А под ногами — верхушка треноги, к которой прикреплены баллон Мысловского, баллон Туркевича и вымпелы, которые ночью привязали ребята. Ближе к основанию треноги — флажок. Красно-белый возле древка. Вероятно, польский…
Камера отогрелась, и они стали снимать панораму. И вдруг Иванов заметил, что счетчик пленки не работает. Открыл, а она, оказывается, кончилась. Надо бы Володе забрать отработанную пленку вчера, да, видно, не до того было.
Ефимов кладет отснятую Балыбердиным н Мысловским кассету за пазуху. Но на спуске она выпадет и потеряется. Такая обида! А Ефимов с Ивановым на лютом морозе будут долго бороться с ломающейся пленкой, с убегающей петлей…
Тут не в чем упрекнуть альпинистов, тренеров и руководителей экспедиции: это не их забота — обучать восходителей пользоваться киноаппаратом. Да и сам аппарат мог быть проще, легче и надежней! И пленку можно было подготовить, чтобы не ломалась на морозе. Словом, обидно — два года экспедиция готовилась к событию, а оказалась к нему не очень готова.
Полтора часа провели на вершине Иванов и Ефимов. В три часа они, предварительно описав все приметы офицеру связи, начали движение вниз. На спуске неприятности с кошками продолжались. Теперь у Ефимова ломается одна из двух, и темп спуска замедляется. Они идут в лагерь, попеременно страхуя друг друга и дивясь, как Балыбердин с Мысловским шли по заснеженной горе вовсе без кошек. Когда пришли в пятый лагерь, там никого не было.
После того, как Бершов сделал укол Мысловскому, после того как они с Балыбердиным после стимулирующих кровообращение таблеток поели и часа два отдохнули, решили двигаться вниз. Скорее вниз!
Надо было готовиться к выходу. Но Мысловский не мог сам себя ни одеть, ни обуть. Пальцы на его руках были так обморожены, что любое прикосновение вызывало острую боль. Бершов помог обуться Мысловскому, Туркевич — Балыбердину, у которого пальцы тоже были прихвачены морозом.
Потом они вышли. Бершову с Туркевичем потребовалось немало усилий, чтобы сдвинуть с места первую двойку. Особенно трудно было с Мысловским. Но самому Эдику труднее всех. Как бы ему ни помогали надевать одежду или шнуровать ботинки, какой бы расход кислорода ни ставили, идти вниз ему предстояло самостоятельно, и никто не мог ему помочь.
("Помочь можно, — заметит старший тренер команды А. Г. Овчинников. — Но первый принцип — заставить двигаться самого. Даже если потребуется ледоруб или грубое слово, это впоследствии оборачивается величайшей гуманностью!.. Этого иногда не понимают…")
Три раза на каждой веревке (в местах, где забиты крючья, в конце и в начале перил) своими обмороженными, нестерпимо болящими руками Мысловский отстегивал карабин и снова застегивал его. И так шли они от пятого лагеря до третьего лагеря добрых полтора километра.
Этих двоих сопровождал Туркевич. А Бершов двигался впереди — прокладывая дорогу по заснеженным скалам. Когда прошли острые снежные гребешки, стало полегче. В четвертый лагерь они пришли через четыре часа. Посидели, попили чаю. Мысловский, волей и терпением радовавший ребят во время спуска, в палатке расслабился, пригрелся и вновь с трудом двинулся в путь.
Предстоял тяжелый участок от четвертого лагеря вниз. Здесь они встретили Валиева с Хрищатым, рассказали все, что знали, про путь к вершине. Валиев, видя страдания Мысловского, отдал ему свои варежки из собачьей шерсти. Путь был долог и труден.