Параметры риска
Шрифт:
они, то все закончилось бы очень печально.
Я не владею всеми магнитофонными записями. Но, поговорив с участниками событий, имевших, как говорят, место на горе 4 мая 1982 года, пришел к выводу, что Кононов неточно оценил ситуацию.
Дело было бы, возможно, совсем худо, если бы вся четверка Иванова не оказалась в пятом лагере. Тогда помощь первой двойке была бы более проблематичной. Из четвертого, а тем более третьего, лагеря выходить к Балыбердину и Мысловскому было поздновато. Не окажись в пятом лагере Бершова и Туркевича, я уверен, что без тени сомнения на помощь вышли бы Иванов с Ефимовым или любая другая связка.
Другое дело, что Иванов
Справедливости ради подчеркнем, что и Туркевич с Бершовым долго не решались оставить Мысловского и Балыбердина без присмотра: не очень уверенно те начали спуск. Но потом вроде немного взбодрились, и тогда Бершов с Туркевичем отправились к вершине.
Впоследствии этот шаг Сережи и Миши обсуждался альпинистами — участниками и не участвовавшими в экспедиции. Среди других бытовало мнение, что им нельзя было бросать Балыбердина и Мысловского и надлежало спускаться с ними вместе.
Не знаю и не представляю, кто, кроме тех четырех и Руководителя, мог и может это знать. Если исключить возможность самостоятельных решений, то альпинизм можно закрывать. Никакими правилами и нормами не оговоришь всех ситуаций, которые могут возникнуть при восхождении, да еще таком. Да, там, над всем миром, оторванные от родных, близких, от товарищей, они решают все самостоятельно: и это естественно! И они сами, коллективно так решили: одни способны идти вниз, другие — быстро вверх и назад. На помощь. Тогда все — и первые и вторые будут лишены главного груза, главной тяготы: одни — ощущения, что из-за них не вышли на вершину не менее достойные, чем они, ребята, другие — что они, достойные вершины, не вышли на вершину из-за первой связки.
Если бы Бершов с Туркевичем почувствовали беспомощность первой двойки, или те сами бы попросили возвращаться вчетвером, тогда разговор был бы предметным. Точнее, его совсем не было бы, потому что они — немедленно и без сомнений — начали бы спуск вчетвером…
А так можно только подивиться, с какой скоростью вторая советская двойка поднялась на вершину, в каком блестящем стиле… Словно они всю свою спортивную жизнь занимались высоким альпинизмом!
На путь из пятого лагеря до вершины, включая остановку для встречи, переговоров и помощи, Бершов с Туркевичем потратили всего пять часов пять минут. По дороге они нашли и подобрали кошки, оставленные Балыбердиным. В двадцать два часа двадцать пять минут Сергей Бершов и Михаил Туркевич поднялись на вершину Эвереста, освещенную луной.
Всего один час (!) они потратили на подъем от места встречи. Огляделись. Красота была страшной в этом холодном свете. Временами их накрывали снежные облака с Тибета. Ребята оставили вымпелы и значки спортклуба «Авангард», членом которого состоит Сережа, и «Донбасс» Мишиного спортивного общества. Потом принялись фотографировать.
Глаза их настолько привыкли к свету луны, что он им показался достаточным для того, чтобы сфотографировать друг друга на фоне Лхоцзе. К сожалению, света было недостаточно, и фотографии не получились.
Перед уходом они сняли маски, чтобы подышать воздухом Эвереста, и заторопились вниз. Попытка вызвать
— База, база…
Рация, постоянно включенная на ночном морозе, истощила свои возможности.
Первую двойку ночные восходители неожиданно догнали очень быстро — минут через сорок после того, как покинули вершину.
…Получив кислород, Балыбердин и Мысловский двинулись вниз, но спуск продолжался вяло. Отсутствие кошек затрудняло движение, а возможно, подсознательно они уже ждали возвращения Туркевича и Бершова. Подошли к месту, где надо было искать перильные веревки, оставленные японцами. (Когда первая двойка шла вверх, эти веревки не трогали, опасаясь их ненадежности. Но Сережа с Мишей укрепили их, и теперь хорошо было бы их найти, чтобы облегчить спуск.) Снег изменил картину, сделав и без того крутую и скользкую «черепицу» непроходимой в ботинках на резиновом протекторе.
Балыбердин предложил Мысловскому подождать связку, идущую с вершины, тем более что он слышал голоса. Но Мысловский все еще пытался найти путь. Поиски эти, возможно, имели одно достоинство — альпинисты шли, двигались! Услышав крик "Стойте!", Балыбердин остановился. Мысловский же продолжал двигаться.
Когда Бершов с Туркевичем увидели их сверху, им показалось, что Мысловский идет к пропасти.
— Стойте на месте! Подождите нас! — закричал Туркевич, и Мысловский остановился.
В полночь они продолжили спуск вчетвером. Бершов и Туркевич хорошо помнили маршрут: они пришли сюда в темноте и по снегу и уходили отсюда по снегу и в темноте. На сложных участках Бершов и Туркевич натягивали веревку, а Балыбердин с Мысловским спускались по ней. Потом вторая двойка снова натягивала веревку.
Потом вновь операция повторялась.
Временами приходилось первую двойку подталкивать — уж очень ребята устали. Шли медленно, очень медленно.
Пройдя скалы, Мысловский вдруг сел на камень и сказал Бершову:
— Все! Здесь хорошо! Я больше никуда не пойду.
Бершов посмотрел на манометр кислородного баллона Эдика: он показывал ноль. Ни секунды не размышляя, Сережа Бершов, шедший с кислородом чуть ли не от второго лагеря и привыкший работать с ним, для которого кислородное восхождение было уже не принципом, а необходимостью, снял свой баллон и отдал его Эдику.
В три часа ночи спряталась луна, стало совершенно темно. Туркевич шел впереди и, освещая фонариком поднебесную гору, искал и находил путь.
После каждой остановки Мысловского все труднее было сдвинуть с места. Главное — сдвинуть. Потом он пойдет… Как же человек устал. Как, вероятно, болели его обмороженные руки! Эдик обижался на неловкое слово. Долго бурчал. Но шел!
— Иди, иди, Эдик! Там чай внизу! Горячий чай! Там палатка! Там ждут!
Да, там, в палатке, их ждали.
Но Иванов и Ефимов ничего толком не знали: рации у них не было, и о происходящем на горе они могли только догадываться. Ветра нет. Луна. Погода хорошая. Восходи!
Но это были трезвые и опытные альпинисты. Обычно они, взвесив все за и против, рассматривают свой шанс, как один к сотне. И тут неизвестно, в каком состоянии придут Балыбердин и Мысловский… С каждым часом надежда на благополучный исход убывает и убывает. По расчетам Иванова и Ефимова кто-то — или все вместе — должен вернуться к полуночи.
Они готовили ужин, горячий чай (Эдика не обманывали!). Временами Ефимов высовывался из палатки и кричал в ночь. Но никто не отвечал. Был момент, когда они хотели выйти навстречу. Но бессмысленность затеи остановила их.